Голливудская трилогия в одном томе - Брэдбери Рэй Дуглас (серия книг txt) 📗

– Можно я об этом умолчу?

Я осушил свой стакан.

– Так вы поможете мне с Констанцией, святой отец?

– Нет… О господи! Ну, ладно.

Он снова наполнил мой стакан.

– Прошлой ночью… Ну да, прошлой… Я засиделся в исповедальне. У меня было такое чувство… что кто-то должен прийти. И вот, примерно в полночь, в исповедальню зашла женщина. Довольно долго она просто сидела и молчала, и, в конце концов, мне пришлось воззвать к ней, как Иисус к Лазарю. И вот тогда она разрыдалась. И стала говорить, говорить, говорить… Вывалила мне все свои грехи за год, потом за десять лет, за тридцать… Рассказывала все подряд – и не могла остановиться. Ночь за ночью – чем дальше, тем отвратительнее… Потом вдруг замолчала, и только я хотел ей дать наставление читать «Аве, Мария», как она… сбежала. Я скорее зашел в кабинку исповедальни, но там остался только запах ее духов. Господи, боже мой…

– Это были духи вашей сестры?

– Вы имеете в виду Констанцию? – Отец Раттиган откинулся на спинку стула. – Чтоб они в аду сгорели, эти ее духи…

Надо же, прошлой ночью. Всего несколько часов назад. Если бы мы с Крамли вчера все-таки поехали…

– Наверное, вам лучше идти, святой отец, – сказал я.

– Кардинал подождет.

– Ну, хорошо, – сказал я. – Если она придет еще раз, вы можете позвонить мне?

– Нет, – ответил священник. – В исповедальне – как в адвокатской конторе, все сведения о клиентах хранятся в тайне. Вы расстроены?

– Да, – сказал я, не заметив, что при этом нервно кручу на пальце обручальное кольцо.

Разумеется, это не ускользнуло от бдительного ока отца Раттигана.

– А ваша жена обо всем этом знает?

– В общих чертах.

– Какие у вас, однако… высокие отношения.

– Моя жена мне доверяет.

– Жены это умеют, благослови их Господь. И что, моя сестра, по-вашему, достойна того, чтобы ее спасать?

– А вы думаете – недостойна?

– Для меня все ее достоинство умерло, когда она сказала, что искусственное дыхание изо рта в рот – это одна из поз Камасутры…

– Ох, Констанция! Но все-таки, святой отец, если она объявится, пожалуйста, наберите мой номер и просто повесьте трубку. Это будет для меня знак, что она у вас.

– Вам не откажешь в упорстве и изобретательности. Ладно, диктуйте телефон. Вы, конечно, не баптист, но уж точно честный христианин.

На всякий случай я оставил ему не только свой номер, но и Крамли.

– Просто позвоните – и все, святой отец.

Священник просмотрел номера.

– Мы все живем на склоне холма, – сказал он, – но кому-то из нас чудом удается пустить там корни… Лучше не ждите этого звонка. И не рассчитывайте на него. Оставлю еще ваш номер своей ассистентке, Бетти Келли, о’кей? Почему вы все это делаете?

– Она же катится в пропасть.

– Смотрите, как бы она и вас за собой не утащила. Нехорошо, конечно, так говорить… Но как-то в детстве она пошла кататься на роликах и выехала на проезжую часть. Просто ради смеха. – Его глаза влажно блеснули. – Почему я вам все это рассказываю?

– Лицо у меня такое.

– Что?

– Лицо. Сам я, сколько ни смотрю в зеркало, этого не замечаю – ну, выражение же постоянно меняется. А на самом деле, если приглядеться, то я – помесь младенца Иисуса и Чингисхана. Все мои друзья от этого в шоке.

Этот ответ немного приободрил священника.

– Синдром саванта [294]^… – сказал он.

– Вроде того. В школе я одним только своим видом вызывал у сверстников острое желание набить мне морду. Так что вы говорили?

– Я – говорил?! Ну, допустим, говорил. Если та женщина, что приходила ночью, действительно Констанция, хотя голос был вроде не ее, то она, кроме всего прочего, пыталась дать мне… гм… распоряжения. Да, представьте себе, распоряжения – священнику. Поставила мне срок: двадцать четыре часа. За это время я, видите ли, должен отпустить ей все ее грехи, все двадцать тысяч – оптом. А она вернется и проверит. Как будто мы на рынке… Я говорю ей: прежде ты должна простить их себе сама, а потом уже просить о прощении других. Господь любит тебя. А она сказала: «Да нет, как-то не очень он меня любит», – и ушла.

– Как вы думаете, она вернется?

– С двумя голубками на плечах, как у папы римского. Или с громом и молнией.

Отец Раттиган проводил меня к выходу.

– А этот ее вид, прости господи… Ни дать ни взять – сирена, заманивающая в пучину несчастных моряков. Вы тоже – один из них?

– Нет, святой отец. Я – несчастный, который пишет о жизни на Марсе.

– Надеюсь, у них там жизнь получше, чем у нас… Вспомнил! Вот что она еще сказала… Что будет теперь посещать другую церковь. И больше не станет докучать мне своими признаниями.

– Какую церковь, святой отец?

– Китайскую. Имени Граумана [295].

– У них большая паства… Вы были там?

– Смотрел «Царя царей» [296]. Честно говоря, площадка перед входом понравилась мне гораздо больше, чем сам фильм… У вас такой вид, как будто вы хотите немедленно сорваться и убежать.

– В новую церковь, святой отец. Китайскую. Имени Граумана.

– Не ходите по следам на зыбучем песке. Многие грешники в нем канули. Какой фильм там сейчас крутят?

– Кажется, «Джек и бобовый стебель» с Эбботтом и Костелло [297].

– Плакать хочется, – вздохнул святой отец.

– Мне тоже, – сказал я, направляясь к выходу.

– Помните о зыбучем песке! – крикнул отец Раттиган, когда я уже выходил из дверей.

Глава 16

Мы взяли курс на противоположный конец города, и всю дорогу я чувствовал себя воздушным шариком, в который вместо гелия вдохнули Большие надежды [298]. Крамли приходилось периодически хлопать меня по плечу, чтоб я ненароком не улетел. Но должны же мы были попасть в эту чертову «другую церковь».

– Тоже мне церковь, – проворчал Крамли. – С каких это пор киносеансы стали заменять Отца, Сына и Святого Духа, вместе взятых?

– Со времен «Кинг-Конга». Если мне не изменяет память, тысяча девятьсот тридцать второй год. Фэй Рэй [299] тогда поцеловала меня в щечку…

– Да что вы говорите! Долбать-колотить! – сказал Крамли и включил радио.

«… ближе к вечеру, – донеслось из динамика, – Маунт-Лоу…»

– Ты слышал? – У меня внутри все похолодело.

Голос продолжал: «Смерть… полиция… Кларенс Раттиган… жертва… – Опять часть слов съели помехи. – Нелепый случай… был раздавлен насмерть старыми газетами… вспоминаются братья из Бронкса, на которых обрушились штабеля старых газет, которые они сами же и собирали. Газеты-убийцы…

– Выключи.

Крамли выключил.

– Бедная заблудшая душа… – сказал я.

– Так уж и заблудшая?

– Станет заблудшей, ведь проводить-то некому. И никто ее не проводит…

– То есть ты хочешь сказать, мы едем сейчас туда?

– Надо… поехать, – с трудом выговорил я, недвусмысленно шмыгая носом.

– Ты же совсем не знал его, – сказал Крамли. – Может, хватит сырость тут разводить?

Последняя полицейская машина как раз отъезжала. Трупоперевозка, судя по всему, уехала уже давно. У подножия холма Маунт-Лоу оставался только один случайный полицейский на мотоцикле. Крамли высунулся из окна.

– Можно нам проехать наверх – или есть ограничения?

– Из ограничений – только я, – ответил офицер. – Но я уже уезжаю.

– А репортеры были?

– Да нет, там ничего интересного.

– Абсолютно ничего… – сказал я и снова шмыгнул носом.

– Да едем мы, едем, успокойся, – проворчал Крамли, выкручивая руль. – Смотри только, не утони в соплях по дороге.

Я взял себя в руки и замолчал – правда, ненадолго.

Полицейский на мотоцикле скрылся, и мы тронулись по тропе наверх, к развалинам Карнакского храма, руинам Долины царей и затерянным землям Каира. И всю дорогу у меня не закрывался рот.