Гибель «Демократии» - Руга Владимир (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
Предложение Ивана было встречено овациями, а некоторое время спустя матросы второго дивизиона тральщиков избрали его депутатом севастопольского Совета. Участвуя в заседаниях, он наловчился выступать «по вопросам текущего момента». Особенно удавались ему гневные филиппики в адрес Временного правительства, которое по-прежнему планировало высадку десанта в Турции, вместо того, чтобы распустить усталых воинов по домам. Когда в феврале 1918 года Германия все-таки капитулировала, прапорщику Поволяеву припомнили его антивоенные речи. В числе первых он был уволен со службы, хотя именно в тот момент ему как никогда требовалось остаться на казенном коште.
Дело заключалось в том, что предыдущей осенью революция нанесла Ивану Александровичу такой удар, от которого он уже не смог оправиться. Началось все с того, что морской министр подписал-таки приказ о введении для офицеров флота формы нового образца. К сожалению, на ее пошив требовалось несколько сот рублей, а их Поволяеву взять было негде. Пришлось писать матери, хотя их отношения после истории с векселем оставались натянутыми. Иван на нескольких страницах во всех подробностях расписал, как ему чуть ли не ежедневно приходится совершать рейды к вражеским берегам, гоняясь за неуловимым «Гебеном». Увлекшись, автор сам не заметил, что в одном эпизоде он вышел в поход на миноносце, а вернулся в базу уже на подводной лодке. В конце письма содержался весьма прозрачный намек на то, что вот-вот грядет производство в следующий чин, а также награждение сразу несколькими орденах»и. и что это событие следовало бы встретить в новой форме, на приобретение которой требуются какие-то жалкие шестьсот рублей.
Полученный ответ обескуражил прапорщика. Нет, мать не отказывала. Тронутая до глубины души описаниями суровых флотских будней, а главное тем, что сын наконец-то взялся за ум, она искренне хотела ему помочь, но… не могла. Оказывается, еще весной по губернии прокатилась волна аграрных беспорядков. Крестьяне самовольно захватывали помещичьи земли, растаскивали по дворам инвентарь, разоряли «дворянские гнезда». Наведались мужички и к Поволяевым, поэтому теперь Ивану осталась всего лишь «любовь к родному пепелищу» – в буквальном смысле. Поскольку имение было заложено, то страховая премия полностью ушла банку. Так выяснилось, что благодаря революции он лишился средств к существованию.
После отставки Поволяев обосновался в Севастополе. Здесь он знал всех, и все знали его. По старой памяти посещал Морское собрание, где вскоре заслужил репутацию человека, готового помочь в решении мелких житейских проблем: подыскать квартиру, познакомить холостого офицера с приличной дамой, раздобыть что-нибудь из контрабандных товаров. Пытался бывший прапорщик заняться коммерцией, но армянские купцы, с которыми он связался, попросту его надули. Перевод каракулей с бумаги, полученной им в качестве векселя, гласил: «Когда хочу, тогда плачу. А ты – дурак».
С оживлением курортной жизни Иван стал выступать в роли временного кавалера богатых женщин, искавших в Крыму новых любовных ощущений. При этом он не оставлял мечты путем выгодной женитьбы подняться на более высокую ступень в обществе. Предложение о негласном сотрудничестве с КОБом Поволяев принял без малейших колебаний. Рассказами о своих многочисленных знакомствах ему удалось настолько заморочить голову руководителю местного отделения Комитета, что тот сразу назначил новому агенту довольно высокое денежное содержание. Изучая его досье, Блюмкин обратил внимание на интересную особенность: донесения Пескаря (такую кличку дали Ивану) состояли, в основном, из пересказа городских слухов. Однако стоило начальству пригрозить снижением жалования, как на стол ложились точные сведения о прохождении транспорта с оружием для кемалистов, о приезде в город анархистов подполья или тайном собрании татарских националистов. «Может хорошо работать, если поманить денежным пряником, – пришел к выводу Яков. – Но ненадежен. Завербуй его турки или немцы, наверняка так же усердно работал бы и на них. Тем лучше, в предстоящей игре не жалко будет отвести ему роль разменной фигуры».
– Благодарю вас, Иван Александрович, – прервал агента Блюмкин, заметив, что в рассказе начали проскакивать повторы. – Вы славно потрудились. Давайте-ка выпьем, закажем хороший обед, и за ним поговорим о том, что вам делать далее. Но прежде скажу: с этого дня вы должны оставить все свои дела и полностью сосредоточить внимание на господине Шувалове.
Поволяев замер в недоумении, держа графинчик на весу. Потом все-таки наполнил рюмки, поставил его на место. Опустив глаза, пробормотал:
– А если он действительно связан с контрразведкой? Капитан-лейтенант Жохов только с виду весельчак. В случае чего проглотит и не поморщится.
Не отвечая, Блюмкин раскрыл стоявший на соседнем стуле саквояж. Иван невольно взглянул в том направлении, шумно вдохнул и выпучил глаза от изумления. Саквояж оказался доверху наполнен пачками денег в банковской упаковке. Снова щелкнули замки, видение исчезло.
– Так уж сложилось, – комитетчик понизил голос, – что весьма состоятельные люди имеют в этом деле определенные интересы, поэтому на проведение операции выделены значительные суммы. В случае успешного завершения дела вы получите двадцать пять тысяч. На оперативные расходы для начала готов выдать вам тысячу рублей. Если согласны мне помогать, пишите расписку. Только учтите, тем самым вы принимаете на себя обязательство информировать меня обо всех передвижениях Шувалова: когда и с кем встречался, по возможности – о чем говорили. Но главное, вам придется с ним познакомиться и попытаться сойтись поближе.
– Да за такие деньги я стану его тенью, если хотите, – с убеждением сказал Поволяев, хватая лист бумаги и карандаш. – Шага ступить не сможет, чтобы не стало мне известно.
– Что ж, прекрасно, – кивнул Блюмкин, пробежав глазами расписку. – Теперь можете позвать официанта. И давайте выпьем за наше сотрудничество…
«А также за будущие неприятности поручика Шувалова», – добавил он про себя.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Минут за десять до назначенного срока Петр остановился возле колоннады Графской пристани. Боясь опоздать, он всю дорогу от телеграфа до места встречи проделал быстрым шагом. Теперь, имея запас времени, Шувалов решил выпить сельтерской воды и немного постоять в тени. Под палящими лучами солнца, почти достигшего зенита, даже в легком френче было жарковато. Поэтому он с завистью взглянул на подошедшего Жохова, который с головы до ног нарядился во все белое. Под бой часов поручик начал докладывать о результатах посещения почтового ведомства.
– Хорошо, Петр Андреевич, – остановил его начальник контрразведки, – обсудим так называемый телеграфный след позже. А сейчас нам пора следовать на «Волю».
Они спустились к причальной стенке, возле которой на легкой волне покачивался присланный за ними катер. Находившиеся в нем унтер-офицер и два матроса, завидев их приближение, прервали разговор, с присущей старослужащим неторопливостью встали, отдали честь. Жохов ловко запрыгнул в катер. Петр последовал примеру, но ему пришлось ухватиться за поручень, чтобы устоять на шаткой палубе легкого суденышка.
На корабле их встретил молоденький мичман с сине-белой повязкой дежурного на левом рукаве. Яркий блеск нашивок в сочетании с юношеским румянцем на пухлых щеках выдавали в нем недавнего питомца Морского училища, только что произведенного в офицеры. Изящно козырнув, он представился:
– Помощник вахтенного начальника мичман Пагануццы.
– Начальник контрразведывательного отдела штаба флота капитан-лейтенант Жохов. Со мной член комиссии морского министерства по расследованию гибели линкора «Демократия» поручик Шувалов. Прибыли для проведения предусмотренных законом следственных действий.
Эти слова подействовали на молодого офицера самым странным образом. Он заметно вздрогнул, румянец схлынул со щек, превратив лицо в белую маску. Длилось это недолго – мичман быстро овладел собой. Но когда он приказал рассыльному: «Варфоломеев, проводите господ офицеров в каюту командира корабля», в его голосе прозвучала предательская хрипотца.
