Боль. Нестерпимая боль - Кивинов Андрей Владимирович (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
Дукалис почесал затылок, потом равнодушно посмотрел на мужика и произнёс:
– Ну, это мы и без тебя знаем. Ты почему про счётчики не написал, а? Тебе курс восстановления памяти повторить?
– Какие счётчики? Не понимаю… – запинаясь, забормотал мужик.
– Которые ты в парадных скручивал. Электрические.
– Да вы что? Ничего я не скручивал, клянусь. Вот Надю ударил – было, а про счётчики ничего не знаю.
– Ладно, разберёмся, сиди и вспоминай.
Дукалис захлопнул дверь камеры и ещё раз прочитал писанину. «Да, видно, шапочка – действительно хорошая штука, надо будет рискнуть на себе попробовать».
«Следователь прокуратуры Прохоров достал пистолет и прижался к дереву».
Кивинов на секунду задумался, отложил книгу и взял список работников «Темпа», стоящих в очереди на машины. Фамилии, адреса. Ну, и что с ними делать? Вызывать и спрашивать: «Простите, это не вы случайно пришили Суворова, а то что-то его долго нет?» Да их всех только на судимость проверять – полгода уйдёт. А с Виктором Николаевичем что делать? В лес, что ли, отвезти, повесить на берёзу и пытать, пока не вспомнит?
Заглянул Петров.
– Андрюха, труп у нас, возможно, криминал, не поможешь?
– Сейчас иду. Далеко?
– На Стачек.
– Иди к машине, я к Соловцу зайду, может, он захочет съездить.
Возле подъезда дома-хрущёвки шумели люди. Опера прошли внутрь.
– Господи, что же творится? Где ж управу-то найти? За детей страшно.
Кивинов подошёл к дворнику, нашедшему труп, и коротко спросил:
– Где?
Тот молча указал на подвал.
– Свет там есть?
– Есть.
Петров с Кивиновым приподняли дверь-крышку и спрыгнули вниз. Соловец остался беседовать с дворником. Лампочка на 15 ватт тускло освещала подвал.
– Лужи какие-то, и откуда только, подвал-то ведь сухой?
– Бля! Это кровь! Осторожнее, не вляпайся. Где он там?
– Вон, в углу под коробками.
Кивинов осторожно начал снимать пустые картонные коробки с тела.
– Свежак, минут сорок назад примочили, кровь даже не запеклась.
– Аккуратнее, не перепачкайся.
Запах подвальной плесени и свежей крови густо смешались в этом тесном и душном подвале. Постепенно становилось нечем дышать.
– Миша, выбей окошко, задохнёмся.
Петров вышиб подвальное оконце.
– Кошмар!
Кивинов снял последнюю коробку и застыл как вкопанный. На полу в луже крови лежало какое-то месиво, когда-то бывшее человеком. От головы осталось одно сплошное бурое пятно.
– Кто ж его так? Невероятно! Хорошо хоть сразу нашли, через неделю бы уже гнить начал.
У Кивинова зачесались ноги. Подвальные блохи. В подвал заглянул Соловец.
– Ну что там?
– Мокруха, Георгич.
– Давайте сюда, здесь кое-что есть.
Петров с Кивиновым второго приглашения ждать не стали – блохи начинали подниматься выше.
– Смотрите, – сказал им Соловец, когда опера вылезли. От подвала тянулся след из кровяных капель, вверх по лестнице и на второй этаж. Стены подъезда тоже были все в кровавых мазках.
– Пошли!
След обрывался у обшарпанной двери. Соловец нажал звонок. Тишина. Он приложил ухо к двери и прислушался. Затем стукнул кулаком в дверь.
– Ломай!
Петров отошёл на пару шагов и, прыгнув, ударил ногой в замок. Картонная дверь вылетела с первого удара.
Кивинов заскочил в квартиру. Петров с Соловцом следом. Кровь была повсюду – на полу, на обоях, на мебели.
– Сюда!
Кивинов опустил руку с пистолетом. В одной из комнат на тахте спокойно похрапывал мужик. В этой комнате, говоря языком протокольным, первоначальная обстановка нарушена не была. Соловец ткнул мужика.
– Вставай, вредно днём спать.
Мужик шевельнулся и приоткрыл глаза. Затем сел на тахте и почесал грудь.
Наличие в квартире посторонних людей абсолютно его не удивило.
– Чего надо?
Мужику было лет тридцать, трёхдневная щетина и опухшие красные глаза говорили о том, что он сейчас в крутом запое. Под ногами перекатывались пустые флаконы жидкости для обезжиривания.
Петров не стал объяснять мужику, что именно им надо. Он схватил его за майку, вытащил в коридор и, ткнув его носом в кровь, спросил: – Что это?
Тот посмотрел немного на кровавые следы и сел на табуретку.
– Дай закурить.
– Я тебя спрашиваю – что это?
– Да не знаю я. Уснул – всё в порядке было. Вы чего, менты, что ли?
Соловец шарнул ладонью по затылку мужика.
– Не проспался ещё, да? Я тебя сейчас быстренько разбужу. Кто это сделал, кто?
– Да пошёл ты, не помню я ничего.
– Миша, давай орла этого в УАЗик, поехали в отдел. Нам тут больше делать нечего. Сейчас прокуратура приедет. Они труп оформят, а участковые обход сделают. Впрочем, ладно, ты дождись их здесь, а мы поехали. Смотри, чтобы в подвал никто не лазал.
В отделении мужик протрезвел. Кивинов налил ему пива, и тот немного поправил здоровье.
– Давай, Коля. В поганую ты историю влип. У тебя в квартире убийство произошло, а кроме тебя там никого. Понимаешь, чем пахнет?
– Да вы что, мужики? Не убивал я никого. Правда, когда уснул, всё в порядке было, клянусь. Я же работяга, зачем мне кого-то убивать?
– Где работаешь?
– На Кировском, Только сейчас в отпуске бессрочном, четвёртый месяц уже. Работы нет, платят пособие по четыре штуки в месяц. Жену в деревню отправил, к матери.
– А пьёшь на что?
Николай замялся.
– Квартиру сдаю иногда.
– Вот видишь, Коля, ты работяга, не судимый, и век бы в милицию не попал, да вот сейчас влип круто. Прокуратура тебя точно закроет. А в тридцать пять лет в первый раз на кичу попасть тяжело будет. Тебе это надо? Ты себе помочь не хочешь, а мы тебе что должны? Да тебя подставили под статью с чистой совестью, а ты кого-то выгораживаешь. Слышь? Тогда так и скажи. Мы тебя пока не просим на протоколе расписываться. Вместе потом решим, что записать. Я тоже думаю, не твоих рук это дело, ты здесь крайний, пойми.
Коля тёр лоб.
– А не помнишь ты потому, что думаешь, что тебя это не коснётся. Отсидеться хочешь, моя не знаю ничего! Не получится! Дурак, ведь тебя следующего грохнут! Ты жив, пока здесь сидишь! Там же не люди были. Показать, что с мужиком сделали, показать? Ну, говори!
