Мотылек атакующий - Островская Екатерина (мир бесплатных книг .txt) 📗
– Понятно, – усмехнулась Маша. – Ладно, я подумаю, как мне поступить дальше. А двух других, на нас напавших, можно будет найти?
– При желании многое возможно.
– А при очень большом желании?
– Тогда возможно все.
Мышкин дал ей свою визитку и удалился.
Маша вернулась в палату, где Роза Зурабовна разговаривала по телефону.
– Ты что, не понимаешь меня? Скоро лето, и мы поедем в Италию… Откуда я знаю, в какой город? Выберем самый лучший… Или в Барселону поедем… Какие еще ботинки? Мы будем ходить на пляж! А ботинки пусть тебе брат Акоп из Армении присылает…
Новиковы отвезли Машу за город к маме. Из дома она забрала только свои вещи. Детские оставила будущему ребенку Риты, а с вещами Сергея не знала, что делать. Можно, конечно, хранить всю жизнь его костюмы, рубашки и галстуки, но зачем? Чтобы каждый раз плакать, заглядывая в гардеробную?
Маша любовалась городом, которого не видела более трех месяцев. Он не изменился, но стал чужим. Маша смотрела на него сквозь стекла солнечных очков, закрывающих пол-лица, – подарок Риты. Еще ее лицо прикрывала тень от широкополой шляпы, купленной давным-давно в Венеции, куда Маша ездила с мужем.
Помнится, они шли с Сергеем к площади Святого Марка, уже увидели угол Палаццо дожей и голубей, спускающихся на брусчатку. Неожиданно муж потянул ее за рукав и почти втащил в маленький магазинчик – ради этой самой шляпы с широкой белой лентой и сеточкой вместо подкладки…
Теперь под этой шляпой Маша прятала свое изуродованное лицо. Кто бы мог подумать тогда, в Венеции, что все так случится? Они вышли из магазинчика, сияло солнце, и вдруг пошел дождь. Мелкая морось едва достигала города, и в водяной пыли, повисшей над площадью, задрожала радуга. Маша, поддавшись внезапному порыву, обняла мужа и поцеловала. Мимо проходили американские туристы, и кто-то из них сказал:
– Look at that nice married couple!
– Thank you very much, – поблагодарила прохожего за комплимент Маша, смущаясь и смеясь, надвигая поля шляпы на лицо. Она и сама знала, что они с Сергеем прекрасно смотрятся вместе.
Все застыло в вечности: растаявший в долгом падении дождь, бледная радуга и пролетающие под ней голуби, песня гондольера и маленький магазинчик, пропахший водорослями венецианского залива. Все это было всегда. И тот поцелуй, придуманный богом для совершенства мира, тоже вечен, только он остался там, куда еще предстоит дойти. И не вернется никогда, не согреет душу ароматом спелой малины и легким дыханием нескончаемого счастья.
Маша поймала в зеркале взгляд Тимура и улыбнулась ему. Тот отвернулся, но она успела заметить, как дрогнуло его лицо. Пусть! Быть уродливой – не страшно, быть одинокой – не так уж обидно. Хуже, когда все – и красота, и любовь, и счастливая жизнь – осталось в прошлом…
Неделю Маша прожила с мамой в загородном доме, а потом, получив страховую выплату за сгоревший автомобиль, поехала в Москву. Она летела в «Невском экспрессе», повернувшись к окну, не снимая огромных дымчатых очков и надвинув на лицо широкополую шляпу, понимая, что рубцы от ожогов все равно слишком заметны. Летела, не замечая ничего, что проносилось мимо, и размышляла о том, что будет делать дальше.
Надеяться на полицию, как выяснилось, бесполезно, а кто еще мог бы помочь, она не знала. Конечно, думала о наказании преступников, но ведь за ними стоит Кущенко, который приложит все усилия, чтобы никто и никогда не смог бы связать его имя с преступлением. Да и сил особых ему прилагать не надо – подарит кому-нибудь золотые часы, и этот кто-нибудь будет с удовольствием смотреть на свое украшенное безделушкой запястье, а бедный и бесправный человек – в лучшем случае на тюремную решетку. Но Маша уже не боялась ни
тюрьмы, ни смерти. Она и в Москву-то ехала не за красотой, а для того лишь, чтобы сделать свой первый шаг на пути справедливости и мести. Первым шагом и была новая внешность.
Когда Маша шла по перрону вокзала, к ней подскочил мужчина, хотел что-то спросить. Но, глянув на ее лицо, тут же отвернулся и быстро отошел, отправился задавать свои вопросы другим людям. Маша только усмехнулась.
Рита и Тимур жили на новом месте в ожидании радостного события. Пошатнувшееся было положение фирмы постепенно выправилось. Правда, о таких оборотах, какие были при Стихареве, пришлось забыть, но все же заказы поступали. Новиков возвращался домой не поздно, садился ужинать, смотрел по сторонам – и удивлялся тому, что теперь живет в квартире, о которой прежде и мечтать не мог. Сергей экономил на всем, чтобы построить ее. До поры до времени Стихарев отказывал себе во многом – в дорогих автомобилях, в поездках на отдых, в нарядах для жены, – а ведь получал больше, чем Тимур. Сергей даже заказы, которые получал лично (например, спроектировать небольшой загородный коттедж или перестройку жилого дома под гостиницу), приносил в фирму, хотя мог справиться с ними самостоятельно. Заказчику это стоило немногим больше, зато сотрудники были обеспечены надежным заработком, хотя участия в тех проектах почти не принимали, разве что помогали рассчитать нагрузку на конструкции, инсоляцию или коэффициент естественной освещенности.
Тимуру неловко было жить в такой роскоши, тем более что друга, создавшего все это, больше нет, а жена его стала инвалидом. Зато Рита быстро освоилась на новом месте. Она сняла со стен работы Маши и сказала: надо бы отдать их Белянкиной. То, что жена назвала подругу ее девичьей фамилией, не очень понравилось Тимуру, и он ответил, что пока они здесь не хозяева. Рита удивилась, тут же хотела, по привычке, устроить скандал, но опомнилась и заплакала. Тимур стал ее утешать, и тогда Рита сквозь слезы сказала, что ей жалко собственного мужа, потому что ему приходится жить с такой стервой, как она.
– За два года мы выплатим Маше все, как и договаривались, и ты не будешь стервой, – попытался успокоить жену Новиков.
– Кстати, сюда уже звонили, спрашивали Марию, – вспомнила Рита. – Я сказала, что она здесь больше не живет, а где находится теперь, мне неизвестно. Раза два звонил мужчина, а сегодня женщина, которая сказала, что училась вместе с Машей. Я спросила, где конкретно училась, баба бросила трубку. И вообще, голос у нее был противный, как у пьяной.
– Может, номером ошиблись? – предположил Новиков. – Или искали другую Машу?
И вдруг он вспомнил, что и к нему подходил у подъезда какой-то человек с вопросом, не знает ли он Марию Стихареву и как ее можно найти. Тогда Тимур ответил, что Стихарева уехала за границу, где предполагает остаться на длительный срок, вполне возможно, что и навсегда. Про заграницу придумала сама Маша – на случай, если ею будут интересоваться незнакомые люди.
– Завтра я отвезу деньги матери Маши, – сказал он Рите. – Сколько она пробудет в той клинике, еще непонятно. Вдруг нуждается в средствах? Вдруг не хватит на лечение? И потом, все лето пройдет в операциях, Маше наверняка захочется куда-нибудь после них съездить, отдохнуть и развеяться.
– А мы, значит, никуда не поедем в этом году? – удивилась Рита.
– Перебьешься, – коротко ответил ей муж.
На лечение Маше все же хватило. И она пробыла в известной московской клинике меньше времени, чем говорил доктор. Но все равно дни тянулись тяжелые и медленные, как старые вагоны грузового состава, отправленного по несуществующему адресу тем, кому они совсем не нужны. Маша лежала в палате, бродила по коридорам, а чаще гуляла или сидела на лавочке в маленьком внутреннем садике. Поначалу ее удивило огромное количество молодых людей обоего пола, пришедших в клинику за красотой, потом это стало забавлять, а затем даже раздражать. Среди клиентов было немало тех, кто мелькал постоянно на телевизионных экранах и страницах гламурных журналов. Все они оказались не такими сверкающими и лакированными, как на фото с гламурных тусовок: ни радости, ни блеска в их глазах. У большинства девушек была несвежая кожа, а мужчины выглядели истеричными и вообще мало походили на мужчин.
