Масон - Федоров Алексей Григорьевич (список книг txt) 📗
Господа военные хохотали, как буйные умалишенные, я тоже выдавил улыбку. Смеялся и майор, мгновенно поняв нелепость своего последнего вопроса. Он окончательно отступился от Олега. По законам следственной психологии, не рекомендуется перебивать свободно текущий рассказ свидетеля или даже обвиняемого. Необходимо набраться терпения, и все слушать, запоминать, чтобы потом поймать казуиста на разночтениях, оговорках, обмане.
Но Олежек ничего не скрывал от общества: он честно поведал о том, что в ушах его в течение двух часов оргий стоял только восторженный стон Людочки, и никакие посторонние звуки им не воспринимались. Старухи – потенциальные самоубийцы – ему в это время не являлись.
Потом любовники мило распрощались, надавали друг другу обещаний стремиться к повторной встрече. Олег шел через двор, погруженный все еще в приятные ощущения, считая эту женщину самой лакомой, приготовленной судьбой специально только для него одного. Святая наивность!.. Он готов был к объединению сердец и, как это уже бывало с ним неоднократно, успел надавать массу обещаний!
Молодая женщина лукавила, она махала ему из окошка, посылала воздушные поцелуи, а сама размышляла о том, а не стоит ли придержать этого "старого кобеля" с основательной сединой в волосах "про черный день". Женщина всегда остается более конструктивной, чем мужчина. Она умеет, вовремя погасив эмоции, переключиться на волну здравомыслия!..
Когда Олег переходил Гороховую, направляясь к железным вратам моей конспиративной квартиры, то был переполнен такой бурей чувств, что и не оглядывался по сторонам. Может быть, только потому он и не заметил трупа бомжа под навесом стойки телефона-автомата. А, скорее всего, труп тогда еще не прибыл на улицу Гороховую к дому номер 30. В состоянии эйфории Олежек забросал мои окна камушками: он резвился, словно молодой кобелек – нырял под автомобили, извлекая из-под них камушки. Он от доброты душевной и меня хотел втянуть в азартную игру в детство, и при этом никакого злого умысла против хозяев автомобилей не держал.
Рассказ был закончен, и тут же "пасть" майору заткнул полковник из совершенно "тайных служб". Он выложил перед следователем Колесниковым ксерокопии протоколов опроса свидетелей того двора, где покончила счеты с жизнью бабушка. Были среди них и откровения Людочки, носившей определенную фамилию и отчество, имевшую паспорт с точными реквизитами. Получается, что вопрос о невиновности Верещагина Олега Марковича решился сам собой, и для того не требовалось задержания, обыска, терзания души и тела бессонной ночью.
Я еще раз сделал вывод о простом явлении: очень хорошо жить в стране, где имеются такие славные традиции, как встреча порядочных мужиков за бутылкой отборного французского коньяка.
Остался не разрешенным только один вопрос: Кто же все-таки спалил автомобиль нового русского? Но вот поиски разрешения такой несложной загадки как раз и остались на совести 27 отделения милиции… Окончательной реабилитации Верещагина мешали показания подслеповатой старухи, наблюдавшей из своего окна странные действия мужчины, сильно похожего на Верещагина. Явное сближение временных меридианов мешало моему другу выскользнуть из тисков подозрений. Однако доказательная база преступления располагалась на зыбкой основе – на песке из "близорукой породы" и могла развалиться в суде моментально… Это понимал следователь, жаждущий правды и одной только правды. Понимали это и мы. Кстати, я тоже был пока свидетелем событий, а не обвиняемым: я-то под присягой готов был показать, что, наблюдая даже с более близкого расстояния действия Верещагина, не узрел в них ничего подозрительного. Правда, меня было очень легко признать стороной заинтересованной в оправдательном решении. Но зато мотивы для соучастия в преступлении для меня было подыскать практически невозможно…
Благодушие моих военных товарищей было абсолютным, но Верещагин почему-то его не разделял полностью. Он был кандидатом физико-математических наук, а потому понимал, что ничего истинного ни в науке, ни в жизни не существует. Олег верил более менее точно только в то, что подчинялось закону "магического квадрата". А для того было необходимо из предлагаемых фактов сконструировать квадратную таблицу. Составлялась та таблица из n2 чисел, дающих в сумме по каждому столбцу, каждой строке и двум диагоналям одно и то же число, равное n(n+1): 2, где n – число строк и столбцов.
Олег и в коммерции, и в спортивной технике старался все доводить до такой схемы результатов. Зыбкое сознание Верещагина – особенно сейчас, после ночного выпивона и подкрепления "мужских восторгов" французским коньяком, – мучили известные каждому физику, так называемые, "магические ядра". Они содержали известные "магические числа" – протонов или нейтронов – 2, 8, 20, 28, 50, 82, 126. Олег знал, что только магия стоит на службе науки. Она обеспечивает максимальную устойчивость искомой ядерной конструкции.
Спиртные пары будили в мозгу отставного физика недоверие к постоянству элементов таблицы Менделеева, хотя бы потому, что сам великий ученый был неустойчив в браке, употреблении спиртных напитков, игре на бирже и во многом другом. А самое главное, великий ученый и совершенно мирской человек любил мочиться не в унитаз, а в раковины – ему всегда не хватало времени. Там же он мыл руки. Все сантехники прекрасно знали, что в университетской лаборатории раковины устанавливали только на высоте его собственной мошонки!
Было трудно не согласиться с Верещагиным в том, что постоянство в таких вопросах, то есть ориентировка на "уровень мошонки", должна компенсироваться "непостоянством" в чем-то намного более важным. В памяти невольно возникали эскапады дочери великого ученого Людмилы, ставшей женой Александра Блока. Она не могла ни принять от отца генетическую эстафету… Наверняка в значительной мере своим непостоянством заурядная актерка отравила жизнь поэту-эстету и вогнала его в гроб, раньше, чем этого хотели обширные почитатели таланта…
Однако литровая бутылка французского коньяка была со смаком выпита, лимон высосан до последней дольки. На душе таяла, ластилась, демонстрировала все свои объемные сексуальные прелести уверенность в справедливости, добропорядочности человеческих существ, одетых в партикулярную и милицейскую форму. И я теперь уже не сомневался, что люди, спаянные Уставом умной и честной тайной организации, способны утверждать, ни в теории, а на практике, принципы цивилизованных отношений. А постулаты такой жизни были просты, как снег среди северной зимы, зной в середине южного лета: Живи так, чтобы не мешать жить другим. Когда поднимешься на такой уровень цивилизованности, тогда попробуй еще и жить так, чтобы помогай жить другим! Всплыли из глубин христианской религии мудрые слова: "Не положу перед очами моими вещи непотребной; дело преступное я ненавижу; не прилепится оно ко мне" (Псалом 100: 3).
Вышли на улицу вместе: майор провожал начальство и "расконвоированных интеллигентов". Тепло попрощались, договорились без стеснения и условностей звонить друг другу по мере необходимости или просто при появлении желания пообщаться!.. Полковник уселся в ожидавшую его "Волгу" и умотал на службу – к своим непростым, сплошь тайным делам. А мы – Володя, Верещагин и я – двинулись по переулку Крылова, по Садовой к известному дому на Гороховой улице, недавно ставшему центром притяжения отвратительной криминальной истории. Все были сосредоточены больше, чем требовали обстоятельства, каждый, видимо, додумывал о чем-то сокровенном. Объект таких размышлений был сугубо личный, о чем до поры до времени не стоило делиться даже с самыми близкими друзьями. Проходя мимо "Апрашки", подверглись нападению "лохотронщиков". Прекрасно понимали, что вся эта мелкая и мерзкая шушера находится под крышей именно 127 отделения милиции: кто-то основательно "снимал навар" с этой шайки. Но придраться к разворотливым ментам было трудно – они всегда могли парировать претензии тем, что прикрывают "лохотронщиков" исключительно ради получения данных "осведомительного характера". А в таких случаях приходится мириться с издержками конфиденциальной работы.
