Вдова в январе - Колбергс Андрис Леонидович (читаемые книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
Сам момент открывания необычайно толстой двери у Гвидо всегда ассоциируется с отверзающейся скалой в сказке про Али-Бабу и сорок разбойников.
— Ну, так до вечера, — кивает Микки Маус и входит в свое царство. Двубортный костюм из старомодной полосатой ткани сидит на нем как влитой. Несмотря на очки, в глазах можно увидеть молодые искорки.
Вдоль стен помещения до самого потолка идут стеллажи. На нижних полках лежат серебряные, золотые и платиновые бруски, поскольку они самые тяжелые и чаще всего требуются, по форме напоминающие брикеты прессованного зеленого чая. Повыше мотки серебряной и золотой проволоки, которыми пользуются для пайки. Но все эти овеянные легендами металлы не очень интересуют Микки Мауса. Неравнодушен он к драгоценным камням. О них он может говорить часами с нежностью и любовью.
— Перед войной мне посчастливилось видеть в Британском музее «Девонширский смарагд», — поверял Микки Маус Гвидо тайну, о которой многим не надо знать. — После отречения дон Педро привез его в Европу и подарил девонширскому герцогу. Его нашли на знаменитых копях Мюзо в Колумбии. У кристалла характерная для изумрудов форма — шестигранная призма с плоским основанием. Он удивительно густого зеленого цвета и весит почти десять унций. Если вам доведется бывать в Англии, непременно сходите на него взглянуть. Лет тридцать назад его вновь видели на выставке ассоциации торговцев ювелирными изделиями в Лондоне, а в пятьдесят пятом показывали в Бирмингемском городском музее.
Хотя Гвидо не разделял его восхищения и старик это, вероятно, улавливал, тем не менее он продолжал рассказывать. Может быть, для того, чтобы еще раз пережить то, что было изведано в молодые годы.
— Да, много я повидал в своей жизни… В Амстердаме мне дали взглянуть на «Тигриный глаз». У этого бриллианта интересная янтарная окраска, и весит он шестьдесят один карат, почти в три раза меньше, чем сам алмаз до отшлифовки. Это самый большой бриллиант, какой я держал в своих руках. Но не самый красивый! Ничего не может быть красивее «Хоупа» — редчайшего бриллианта сапфирного оттенка. Изумительно чистый, великолепной шлифовки, правильных пропорций — не слишком высокий, не слишком широкий. Вы, может быть, не знаете, но бриллианты могут быть самой разной окраски. В короне русского царя, например, был «Павел Первый» божественного рубинового оттенка. В Москве хранится «Орлов», наверное, самый замечательный из всех алмазов, когда-либо найденных в Индии. И «Шах» хранится в Москве, и…
Работа по установлению новой сигнализации в кладовой Микки Мауса затянулась, и Гвидо приходилось проводить там долгие часы, регулируя автоматику. По сравнению с предыдущей моделью в эту внесены были значительные изменения. Даже сам Гвидо постарался. Допуская, что неожиданно прекратится подача электроэнергии — несчастные случаи и аварии возможны везде, — Гвидо сконструировал небольшое устройство, которое в данной ситуации автоматически подключало систему сигнализации и прожекторов к источнику постоянного тока.
У Микки Мауса было много свободного времени и много материала для рассказов. Как только старик начинал ерзать на стуле возле письменного стола, Гвидо был уверен, что сейчас услышит нечто необыкновенное. Обычно ерзанье начиналось сразу же, как только прекращали выдавать мастерам недоконченные кольца и прочие украшения, ночью хранящиеся в кладовой, когда бригадиры получили материал, большой стеклянный колпак был бережно водружен обратно на точные весы, а картотека и конторские книги заперты в письменный стол.
В один день Гвидо узнавал, что такое троянская унция, что вес жемчуга определяется в гранах, в другой — что еще недавно для определения веса бриллиантов не было единого карата, а эквиваленты в Лиссабоне весили больше, чем во Флоренции, а самые тяжелые были в Венеции и Мадрасе.
— Если бы ювелиры пользовались теми же названиями, что и минералоги, порядок в этой области был бы образцовый, но жить было бы неинтересно. Ювелиры все красные камни зовут рубинами, хотя название это следовало бы применять только к красной разновидности корунда. А торговцы хотят торговать, им надо сбыть турмалины и гранаты. И потому они придумали для них другие названия — «Капский рубин», «Аделаидский рубин». И вот дамочки по дешевке могут обзавестись рубинами, хотя на самом деле они всего лишь гранаты. Аметист — это красивый лиловый кварц, но с прибавкой «восточный» это уже лиловый корунд или даже лиловая шпинель. И в то же самое время некоторые ювелиры зовут аметистом и сверкающий сибирский кварц. Изумрудами сначала называли зеленые камни. «Восточный изумруд» — это зеленый корунд, а «уральский изумруд» — самый обычный зеленый гранат. Если вы собираетесь подарить жене драгоценный камень, первым делом избегайте тех, кто пытается навязать вам что-то с эпитетами «восточный», «уральский», «аризонский», «бразильский» — разновидностей сотни. А я ведь вам еще ничего не рассказал об искусственных драгоценных камнях. Там я тоже могу кое-что сообщить! — И следовала лекция по меньшей мере на два академических часа.
Когда Микки Маусу нужно было наглядное пособие, он просто снимал с полки ту или иную коробку, доставал камень и разрешал Гвидо покрутить его в двух пальцах на свет. Некоторые камни были довольно крупные, один даже почти в три карата весом. Старик восхищался им с наивной, почти детской радостью.
Смотри, как играет! Гляди, как искрится! Как сельтерская!
Камни были для него живыми существами со своими биографиями, найденные под счастливой или несчастливой звездой, могли принести владельцу радость или горе. Отцу его принадлежала небольшая ювелирная мастерская. О латышском ювелирном искусстве по серебру он был высокого мнения и мог сослаться на такие же высказывания мировых авторитетов в этой области, но все эти подвески, перстни и броши не могли его увлечь так, как драгоценные камни, и он уехал учиться своему ремеслу в Западную Европу.
Учился и жил Микки Маус во многих столицах, пока не понял, что, к сожалению, ему недостает таланта, и никогда он не войдет в первую тысячу ювелиров своего времени. Это была трагедия, которую он героически пережил и поэтому мог теперь сказать с грустной улыбкой: «Я вроде искусствоведов — знаю много, а сам не могу ничего!»
