Преступление не будет раскрыто - Семенов Анатолий Семенович (книги серии онлайн TXT) 📗
— Ну вот скажите на милость, — сказала бабка Анисья, обращаясь к сидевшим вокруг костра. — Разве не изурочила парня? Родную мать — на её могиле выплакал все детские слёзы, — родную мать, говорит, никогда больше не вспомню.
— Изурочила, — поддакнул дед Тимофей. — Все тогда говорили, что изурочила.
— Той ночью что наделал? — не приведи Господь! — старуха вздохнула и печально уставилась на огонь. — Заложились на все замки, а всё равно не убереглись. Алёха-то знал дома все ходы и выходы. В подполье из-под крыльца под полом пролез. А там чего? — открыл крышку, и в кухне. Отца с мачехой в постели зарубил, и братовьев кто где под руку попал. Остались Афонька да Стёпка. Афоньку невеста спасла, где-то шухарили всю ночь, а Стёпка, самый младший, удрать успел. Соседи слышали крик, да уж только утром Манька Грохотова натокалась. Пошла в огород огурцов к завтраку нарвать и видит — свесился человек через прясло, и живого места на нём нет. Весь в крови, как баран. Голова и руки, значит, в Манькином огороде, а ноги в соседнем. Уж забыла, кто и висел на прясле. Однако Федька. Не успел перескочить. Догнал его здесь Алёха. Манька-то, бедная, до чего перепугалась. Заорала на всю деревню. Лихоматом. Сбежались люди, пошли смотреть. Ну кого же тут! — кто в обморок, кого тошнит, а кто орёт как под ножом. Шутка ли — по всей ограде и по всему дому убитые валяются. Алёха наделал делов и сам повесился. Прямо у входа, в сенях. А Стёпка, пока вся деревня не собралась, не вылезал из сарая. Сидел там, зарывшись в соломе. Когда все-то собрались, стали искать виноватого. Бабы это дело быстро сообразили. Собрались гурьбой и пошли к Нэльке. Разорвали бы её на части, кабы не мужики. Взяли её мужики под охрану и повели казать, что наделал Алёха, рехнувшись умом по её милости. Когда в сени-то её завели, где Алёха висел, она как коленгор сделалась белой — до того побледнела. А рядом курятник стоял, а на курятнике кухонный нож лежал. Она схватила этот нож и хоп себе в сердце. И готово дело. Управилась. Или уж испугалась так сильно, что её тоже повесят, или в чём дело — никто понять не мог. Словом, появился ещё один покойник, десятый по счету. Девятерых-то, в том числе и Алёху, хоронили вместе, на Воробьевском кладбище. Кресты до сих пор рядышком стоят с самого краю у дороги. А для Нэльки никто и гроб не делал. Мать увезла её куда-то на тележке, да, наверно, и закопала втихомолку подальше от глаз людских. Жить в деревне не стала. Бросила свою избёнку и пошла собирать куски по деревням. Долго нищенствовала. Кто-то сказывал — сдохла где-то под забором.
Старуха умолкла и все затихли, прислушиваясь к торопливым шагам. К костру шёл Ромка. Подошёл и, окинув взглядом всех присутствующих, уставился на огонь. Костёр догорал, обугленные головешки дымились.
— Есть хочешь? — спросила старуха, обращаясь к внуку.
— Поужинал один. Дожидаться вас буду что ли.
— Ну и правильно. А то тут нашим разговорам конца не видно.
— Я что-то квас не нашёл, — сказал Ромка.
— В погребе квас, — сказала бабка Анисья. — Надо было слазить.
— Да ну! — полезу в погреб, — недовольно ответил внук.
Лениво передвигаясь с боку на бок, он подошёл к воде, лёг на живот, и, упёршись руками в траву, стал пить. Пил долго, не отрываясь, как телята пьют молоко. Приподнялся на руках, отдышался немного и снова лёг на живот.
— Ромка, а Ромка! — крикнул дед Антип. — По столько будешь пить, Ангара-то высохнет.
— Не высохнет, — ответил внук. Пыхтя, он еле поднялся на ноги и подошёл к костру.
— Садись, Рома, послушаем, — сказал Нифон.
— Кого слушать-то?
— А вот, — Нифон кивнул в сторону деда с посохом. — Послушаем, что дядя Тимофей добавит. Ухаживал, небось, за Нэлькой-то.
Все уставились на старика.
— Семена Калистратовича кто помнит нет ли? — загундел дед Тимофей, посматривая из-под мохнатых бровей на всех, и отвесил толстую губу, ожидая ответа, и вдруг спохватился и добавил: — В соседях у нас жил.
— Который с крыши-то упал? — спросила старуха.
— Ну.
— Вскоре после Алёхи, однако, дело было.
— Вскоре, вскоре, — поддакнул дед.
— Я слышала, ты, Тимофей, его испугал.
— Я спугнул. Невзначай.
— Как тебя угораздило?
— Абнаковенно, — ответил старик и, проглотив слюну, продолжал неторопясь, в паузах каждый раз оттопыривая нижнюю губу: — Ночью на двор вышел. Аккурат перед этим ковша три бражки выпил. Меня с бражки и потянуло. Выхожу на двор, а месяц светит — как днём все видно. Зашёл в тень, в уголок. Стою и наблюдаю кругом. А он, Семён-то Калистратович, ходит по крыше, по самой кромке… Под конец уж на охлупень залез… Кричу ему: «Семён Калистратович! Чего там забыл?..» Он, видать, проснулся… Сорвался с охлупня-то. Вниз головой…
— Разбился насмерть, — добавила старуха. — Лунатик был.
Наступила тишина. Нифон поднялся и, посмотрев на берег, вдруг побежал к своему перемету, леска которого ходила ходуном.
— Пошли, старик, и вы, гости дорогие, домой, — сказала бабка Анисья, обращаясь к деду Антипу и молодым гостям. — Ужинать надо да и спать пора.
Она еле-еле, с помощью Марины, поднялась с доски.
— Ой, господи! Старость — не радость, — бормотала она, кряхтя и пристанывая.
Нифон вытащил на берег крупного налима.
— Вот это жареха! — воскликнул дед Антип.
— Хорошая жареха, — весело ответил Нифон. Он с трудом снял скользкого налима с крючка и положил на песок.
Олег тоже пошёл к воде промочить горло и потревожил кулика-перевозчика. Кулик полетел через Ангару, выкрикивая свою непрерывную звонкую песню.
Олег и Марина отказались от ужина — были сыты. Марина спросила, где это самое Воробьевское кладбище и могилы погибших.
— А вот через гору — рукой подать, — ответила бабка Анисья. — Ехать по этой дороге. Три километра всего делов-то.
Марина взглянула на Олега. Тот кивнул.
— Бабуся, нам можно сегодня ночевать на прежних местах? — спросила Марина.
— Можно, — ответила старуха. — Хоть каждый день ночуйте.
Пожелав старикам покойной ночи, Марина и Олег остались у костра и посидели ещё немного в обществе Нифона, который распотрошил пойманного налима, посолил, достал из сумки ещё двух налимов, тоже распотрошил и посолил, вздел каждого на отдельный прут с сучком и стал их жарить на угольях. Отказаться от такого угощенья было невозможно. Как не были сыты гости, а обглодали своих налимов до последней косточки. Но у Марины никак не проходило возбуждение от рассказа старухи, и она нетерпеливо посматривала на Олега. Олег, поблагодарив Нифона за угощенье, завёл мотоцикл и поставил на малые обороты, чтобы прогреть мотор.
— Спасибо, дедушка, за все, — сказала Марина, надевая шлем. — Мы немного прокатимся.
Наблюдательный Нифон понял, куда они собрались ехать.
— Я эту историю раньше слышал и знаю где могилы, — сказал он. — Они на самом краю кладбища у дороги. Но если ехать отсюда, то надо проехать все кладбище до конца в сторону Воробьевки. Не страшно вам среди ночи? — с едва заметной улыбкой спросил Нифон, попыхивая трубкой.
— Может отложим на завтра? — спросил Олег, обращаясь к Марине.
Но впечатлительная Марина, настроенная романтически с самого начала, не могла отложить такое дело на завтра. Она молча и решительно возгнездилась на заднем сиденьи. Олег включил свет, вырулил на дорогу, которую показала бабка Анисья, и покатил на Воробьевское кладбище.
Кладбище было в лесу, и густая темень под сенью деревьев производила жутковатое впечатление. Ближние могилы при свете фары видно было хорошо. Олег проехал кладбище до конца и остановился. Выключил мотор — тарахтение его казалось кощунственным в такой обстановке. Зажигание оставил, чтобы горела фара, питаемая аккумулятором.
— Мне страшно, — прошептала Марина, глядя на ветхие кресты и свежие тумбочки, обвешанные венками.
— Повернуть назад? — спросил Олег.
— Не знаю.
— Решай.
— Нифон сказал, что они у самой дороги.
— Вон стоят кресты в один ряд, совсем сгнившие. Наверно они.
