Помоги другим умереть - Арсеньева Елена (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗

Но даже при этом потасканном имидже, даже на традиционно-завистливый женский взгляд, Малявина была чрезвычайно хороша. И платье на ней было великолепное: этакий обманчиво-простенький лоскуток леопардовой расцветки, едва державшийся на сосках и прикрывающий срамное место ровно настолько, чтобы оно казалось прикрытым.

– Ф-фемина-а! – низко, страстно простонал Миша Сталлоне. – Жень, а как насчет провоцирующих ситуаций? Может, переориентируем операцию? Тут я смогу пригодиться, как никто! Пошли, позвоним Грушину, а?

– Угомонись, товарищ! – опять прошлась ногтями по его ручище Женя и сжала губы в ниточку, чтобы не расхохотаться. – Забыл кодекс Грушина? Не западать на клиентуру – первое правило! К тому же тут и без тебя хватает желающих побыть соответчиками на бракоразводном процессе.

Желающие имелись обоего пола. Среди них ходила черноокая, в скобку стриженная дама с лицом профессиональной плакальщицы – известная в городе поэтесса, а также два крутых мена, один бритый, другой лохматый, до противности схожие с теми двумя «новыми русскими», которые обсуждают свои дебильно-валютные проблемы в каждом втором анекдоте. Женя для очистки совести нажала на брильянтик, хотя и объект, и свита пока что вели себя более чем незатейливо. Однако дама как-то егозливо передергивала бедрами, словно трусики вдруг сделались ей тесны, и можно было не сомневаться: сегодняшний вечер предоставит массу впечатлений! Судя по рекламе и отзывам в самой демократической прессе, от гастролера Стаса дамы натурально сатанели и чуть ли не в открытую начинали предаваться всяческим вольностям с кем попало. Ходили слухи, будто некоторые срывали с себя одежду и выскакивали на эстраду, хватая стриптизера за всякие места, а потом, вспомнив о брошенных где попало платьишках, их на месте не находили и зачастую принуждены были добираться до дому в одном нижнем белье (у кого оно имелось), а то и без оного – в точности как после знаменитого сеанса черной магии в варьете.

Малявина казалась женщиной практичной: лоскутик ее платья можно было сорвать быстрее, чем фиговый листок, но среди собравшихся вряд ли отыскалась бы дама такой же субтильности, чтобы на этот клочок ткани позариться.

Женя заставила себя отвести взгляд от Малявиной и столь же пристально рассматривать туалеты других дам. В самом деле, это внимание рано или поздно покажется объекту подозрительным, как бы ее не спугнуть! И вдруг Женя получила нечто вроде крепкого удара под дых, увидев в нескольких шагах от себя пышноволосую брюнетку… точно в таком же платье, как у нее.

Тот же фасон. Тот же оттенок. И даже – ну не насмешка ли судьбы?! – столь же аляпистая брошь под воротником-стоечкой, правда, не из искусственных бриллиантов, а из не менее искусственных рубинов. «Неужели там тоже фотоаппарат?» – с ужасом подумала Женя.

Брюнетка несколько поубавила силу молний, которые прицельно метала в «соперницу», и, подхватив под руку своего долговязого кавалера, потянула его к бару, явно мечтая оказаться как можно дальше от нечаянного двойника.

Знать, на то, второе платьице нашелся все-таки покупатель!

«Это же надо! Это же надо!» – тупо твердила себе Женя и вдруг перехватила насмешливый взор Малявиной, которая, похоже, приметила мгновенную дуэль взглядов.

«Э, плохи дела!» – не на шутку испугалась Женя и взяла под руку своего спутника, желая отдрейфовать от слишком глазастого объекта (следовало вообще оставаться непримеченной!) хотя бы на время, пока не начнется представление и Малявина не позабудет обо всем на свете.

Миша, конечно, ничего не заметил. Эх, не понять мужикам, что значит для женщины увидеть на другой свое платье! Ну, почти как возлюбленного встретить с соперницей, ей-богу!

– Уж полночь близится, а Германна все нет, – сказал невнимательный Сталлоне. – «Молнию» на штанах, что ли, тренируется расстегивать?

И в ту же минуту, словно в ответ, побежали по рампе разноцветные огоньки, потом все погасло, а вслед за этим по сцене начал прицельно бить стробоскоп, в рваном свете которого забегали полуголые девки, корча из себя неудовлетворенных этуалей. Резвились они на фоне огромной желто-розовой раковины – не умывальной, понятное дело, а морской, типа какой-нибудь рапаны или птероцеры, затейливо изогнутой, вывернутой, манящей, – наподобие грота сладострастия, как именуют женскую прелесть гораздые на эвфемизмы [1] китайские и индийские любовные пособия.

И вот наконец стробоскопы перестали рвать зрение здешнего электората, музыка притихла, и луч света выхватил из темноты широкоплечую мужскую фигуру с длинными, ниже плеч, волосами.

Дамы в зале разом взвизгнули, и Женя поняла: идол появился!

Стас простер в зал руки, словно снимал мгновенно поднявшуюся сексуальную температуру, а может, давал совершенно противоположную установку, – и вдруг над самым ухом Жени раздался истерический вопль:

– Зар-рою, с-сука! Пидор поганый!

Стас уронил руки, его мраморный лик исказился.

Две какие-то темные фигуры (возможно, телохранители божества) порскнули с углов сцены в зал, взрезая темноту лучами фонариков. Дамы шарахались, визжали, а Женя тупо всматривалась в кучу малу, копошившуюся возле ее ног.

Мелькнувшее было подозрение, будто кто-то пытается оскорбить стриптизера, развеялось: на сцену пока никто не рвался, ни мужики, ни бабы, а вот дрались… дрались, однако, отчаянно!

Но Женя словно в ступор вошла, и понадобилось включить в зале свет, чтобы она поняла, кто, собственно, дрался.

Миша Сталлоне!

Миша Сталлоне отчаянно рубился в рукопашной с двумя крутейшими качками, один из которых был тот самый бритый – из свиты Натальи Малявиной!

Охрана клуба вкупе с телохранителями Стаса попыталась быстренько разобраться в свалке, однако была отброшена, словно за ненадобностью, и уж тогда взялась за дело со всем радением. В результате Миша оказался зажат в одном углу самопроизвольно провозглашенного ринга, а оба его противника – в противоположных. Один харкал кровью, а другой, бритый, шваркал разбитым носом и уведомлял рыдающим голосом всех собравшихся о своих преступных намерениях по отношению к гражданину Михаилу Кислякову по прозвищу Сталлоне. То есть это Женя потом уже догадалась, кто имелся в виду под всеми этими фраерами, бекасами, бобиками, вертухаями, дешевками, мусорами, ментами, кадетами, козлами, курухами, наседками, парашютистами и прочими падлами-легашами.

Понять причины столь внезапно вспыхнувшей ненависти было совершенно невозможно, однако она оказалась заразительна: окружающие с откровенной неприязнью косились не только на Мишу, но и на его спутницу, которую бритый, слегка отплевавшись, окрестил ментовской шалашовкой. Малявина при этом взглянула на Женю с особым вниманием, и, может быть, не одна лишь нечистая совесть была повинна в том, что Евгении в этих желтых раскосых глазах почудилась откровенная издевка.

«Вот это засветились так засветились! Не хуже Людочки!»

Появился менеджер клуба или как его там – лощеный супермен с усталыми, но добрыми глазами, и посоветовал «господам» убраться подобру-поздорову, более не беспокоить постоянных посетителей, к числу коих относился и бритоголовый, не то за дело возьмется служба безопасности клуба.

Сталлоне не стал качать права: молча подхватил Женю под руку и направился к выходу, барственным движением отметя попытки вышибалы сунуть ему в карман мятые долларовые бумажки: заведение гарантировало возврат денег уходящим до окончания представления гостям. И не прошло минуты, как Миша Сталлоне и Женя оказались перед захлопнувшейся дверью «Санта-Барбары», словно скандальная Джина и беспутный Мэйсон, которых в очередной раз выставили из дома Кэпвелов. Напрашивались также ассоциации с лисой Алисой и котом Базилио.

Из-за двери донесся усиленный микрофоном голос:

– Господа! Мы просим принять наши самые искренние извинения! Инцидент исчерпан, вернемся к нашей программе, гвоздем которой, безусловно, является…