Одна лошадиная сила - Стрелкова Ирина Ивановна (первая книга txt) 📗
В вестибюле музея ему повстречался Фомин. Они молча кивнули друг другу. В распахнутые парадные двери валила крикливая детская экскурсия. Все ребята были в одинаковых красных пилотках.
— Пройдем к тебе, — предложил Фомин.
У себя в кабинете Володя по-хозяйски сел за стол. Следователю пришлось занять место в кресле.
— Вопросы есть? — Володя решил держаться вызывающе.
— Да нет, — благодушно ответствовал Фомин. — Хочу тебя успокоить. Сегодня вдова у вас не появится. И завтра тоже.
— Надеешься?
— Располагаю точными данными.
— Ты не очень-то верь в ее хвори. Я эту даму знаю лучше, чем ты. У Веры Брониславовны богатырское здоровье.
— И тем не менее…
Фомин держался с поразительной самонадеянностью. Володя решил, что кто-то посолидней едет на подмогу путятинскому Мегрэ.
— Меня ты все еще подозреваешь?
— Тебя, Кисель, ни в чем нельзя заподозрить! — заявил Фомин с апломбом. — Видишь ли, у тебя нет никаких тайных пороков. Разумеется, кроме твоей тайной гордыни. Ведь любовь не порок? — Фомин засмеялся.
Володя невольно схватился за верхний ящик стола.
— Ты не имел права шарить в моих бумагах!
— Я и не шарил! — весело заверил Фомин. — Я заглянул случайно, краешком глаза. А вчера вечером…
— Что вчера? — перебил Володя. Его злила самоуверенность Фомы. — Ты у них отобрал вторую копию?
— Не имею права.
— А тебе не приходило в голову, что ты вчера держал в руках вовсе не копию, а оригинал?
Он рассчитывал, что Фома клюнет на такого «червяка». Но Фома зевнул лениво:
— Мне-то? Нет, не приходило. Я абсолютно уверен, что видел и держал вчера в руках не оригинал, а копию. Да, я не могу отличить Гогена от Ван Гога, как ты вот тут вчера изощрялся, но я сын ткача, внук ткача и правнук ткача. Старинную холстину от новенькой я уж как-нибудь могу отличить, не сомневайся.
XII
Фомин вышел из музея. Навстречу по ступеням вприбежку поднимался Футболист.
— Давненько не видались! — Футболист приподнял рыжую кепчонку. — Опять заглядывали к приятелю? В наше время редко встретишь такую трогательную мужскую дружбу.
Это было уж слишком. Если Футболист не преступник, кто же он?
— Маленький город, узкий круг приятелей. — Фомин оправдывался очень неловко. — Но, кажется, и у вас завелось знакомство в здешнем музее. Вы вчера обронили, что хотите с кем-то повидаться. Сегодня никаких препятствий нет, музей открыт.
— Спасибо за радостные вести! Повидаюсь на прощанье — и в путь! — Футболист скрылся за дверьми.
Фомин в раздумье остался стоять на крыльце. Он уже доложил своему начальству, что надо бы не мешкая вызывать специалистов по расследованию музейных краж. Фомину теперь даже неудобно проявлять хоть какую-нибудь инициативу. Но все-таки… С кем там прощается Футболист перед отъездом?
Фомин быстро перебрал в памяти все, что знал об этом человеке. При въезде в Путятин Футболист налетел на каменную тумбу. Поселился в получердачном номере гостиницы, из которого можно выбираться по ночам незаметно для гостиничной дежурной. Побывал в Нелюшке и положил гвоздички на могилы родителей Пушкова (???). Проявляет особый интерес к музею. Откуда-то знаком с тетей Деной. И, наконец, сегодня утром он навестил больную Веру Брониславовну и уговорил ее отправиться вместе с ним на машине в Москву. При его-то умении попадать в дорожные происшествия (!!!).
Фомин взглянул на часы. Две минуты прошло, как Футболист исчез за дверьми музея. Фомин взялся за бронзовую ручку, потянул на себя тяжелую резную створку и заглянул в вестибюль. Никого! Фомин вошел и, крадучись, стал подниматься по беломраморной лестнице.
Ребята в красных пилотках только что закончили осмотр зала, посвященного флоре и фауне Путятинского района. Сводчатый коридор вел отсюда в следующий, исторический зал.
На переходе мальчишки устроили девчонкам засаду, и поднялся визг.
Фомин выждал, пока вожатая навела порядок, и пробрался в коридорчик. Отсюда хорошо просматривался исторический зал музея. Экскурсию вела сама Ольга Порфирьевна. Экспозиция начиналась с зарождения в Путятине мануфактурного дела. У первого владельца фабрика прогорела, несмотря на все усилия управляющего, приглашенного из Англии. И тут в царствование Екатерины II вышел на сцену купец из староверов Олимпий Кубрин. Никто не знает, откуда он взял деньги, чтобы купить фабрику и чтобы пустить ее в ход…
Ольга Порфирьевна рассказывала с жаром. Ребята слушали вполуха. Никто из них не загорелся любопытством, где же все-таки разжился капиталом первый Кубрин. Хотя он мог, например, держать постоялый двор и мог прирезать какого-нибудь проезжего и завладеть его кубышкой. Но вопросы в таком роде обычно задавали в музее люди постарше. У школьников факты истории не пробуждали воображения.
Оставаясь в коридорчике, Фомин прикидывал, куда же направился Футболист. Одна дверь вела из исторического зала в анфиладу комнат, где была представлена современная история Путятина и продукция местных предприятий. Другая дверь, наполовину приоткрытая, вела в голубую гостиную. Пожалуй, Футболист находится где-то там.
Фомин чуть было не вышел из своего удобного укрытия, но вовремя заметил того, кого искал. Футболист прятался за одной из боковых витрин, у окна, завешенного белой присборенной шторой. Что ему здесь нужно?
Ольга Порфирьевна перешла к рассказу о том, как жили до революции путятинские ткачи.
— Ткачихи! — поправил уверенный детский голос.
Ольга Порфирьевна победно вскинула седую голову. Наконец-то начинает устанавливаться связь со слушателями. Она добилась, что они ее поправили на этом слове.
Фомин вспомнил, что, когда он с классом в первый раз попал в музей, кто-то из его одноклассников вот так же поправил тогдашнего экскурсовода.
— Нет, мальчик! Я правильно сказала — ткачей!
Ольга Порфирьевна объяснила, что были, оказывается, времена, когда работу ткачих выполняли мужчины, которые потому и назывались не ткачихами, а ткачами.
Нынешнее поколение встретило эту новость куда сдержаннее, чем школьники из поколения Фомина. Нынешние, как замечал Фомин, вообще редко чему удивлялись.
Зато Футболист старался не пропустить ни одного слова из объяснений Ольги Порфирьевны. Фомин не сводил с него глаз. Куда переходила Ольга Порфирьевна, туда незаметно, прячась за витринами, перемещался и Футболист. Но вот он не рассчитал и вышел прямо на нее. Ольга Порфирьевна вздрогнула и онемела. Однако она достаточно быстро справилась с испугом и стала рассказывать пионерам, как выглядела фабричная казарма.
При этом полагалось задать слушателям вопрос, кто из них бывал в красном кирпичном здании бывшей казармы. Обычно выяснялось, что никто там не бывал. Экскурсовод подводил группу к бывшему камину, щелкал выключателем, и лампочка освещала искусно сработанный макет мрачного жилища ткача.
Но сейчас совершенно непредвиденно экскурсанты вытолкнули вперед одну из девочек.
— Вот она живет а казарме!
Возникло замешательство. Девочка сделалась красней пилотки, даже сквозь белобрысые, туго зачесанные волосы светила краска стыда. Ребята или не замечали ее состояния, или действовали с обдуманной жестокостью.
— Ты живешь в казарме? — Ольга Порфирьевна отступила к камину и щелкнула выключателем.
— К осени мы получим квартиру, — оправдывалась девочка. — Мама сказала — у нас первая очередь.
Фомин из своего укрытия смотрел на смеющиеся, подмигивающие ребячьи лица. Что делают, а? Ничего не понимают, хоть кол на голове теши! В казарме сейчас доживают одинокие старухи. Девочка и ее мать могли там поселиться только по несчастью. Что-то у них стряслось.
Он перевел взгляд на Футболиста и увидел, что тот стоит как окаменелый.
Ольга Порфирьевна призвала ребят внимательней поглядеть на макет.
— Перед вами комната бывшей рабочей казармы. Сейчас такую комнату занимает один человек или одна небольшая семья. А при Кубрине в каждой комнате жили три семьи. Видите, стоят две кровати. На каждой помещалось по семье. Итак, внизу две. Но где же место для третьей? Третья семья, ребята, помещалась на деревянных антресолях, куда лазили по приставной лестнице. Слово «антресоли» вам, конечно, знакомо. Они есть и в новых домах, там ваши мамы держат разные ненужные вещи… А теперь прошу всех перейти к следующей витрине. Здесь показано, как эксплуатировался детский труд. С восьми лет ребенок попадал в кабалу к Кубрину…
