Ночь в монастыре с привидениями - ван Гулик Роберт (электронная книга .TXT) 📗
Всех присутствующих охватило необычайное волнение. Столь совершенный пример мирного перехода из этого мира в мир иной силой собственной воли наблюдался редко. Верховный настоятель постановил, что Нефритовое Зеркало был святым. Тело его забальзамировали и поместили в раку. Позднее, в ходе продолжавшихся три дня при участии тысяч верующих великолепных церемоний, эту раку опустили в склеп.
Вы видите сами, благородный судья, – угрюмо закончил свой рассказ Цун Ли, – добрая дюжина свидетелей может подтвердить, что Нефритовое Зеркало умер своей смертью, ничем не намекнув на угрозу его жизни. Сам я начинаю думать, что, когда старик писал моему отцу, его разум уже начинал мутиться. Я вам уже говорил, что он приближался к семидесяти годам, и временами вел себя странно.
Наступило долгое молчание, прерываемое только равномерным похрапыванием господина Куана. Наконец начальник уезда прервал ход своих рассуждений, сказав:
– Не будем забывать, что в своем письме Нефритовое Зеркало обвинял настоятеля в желании кого-то отравить зернами белладонны. А наши врачебные тексты утверждают, что этот яд приводит жертву в состояние крайнего возбуждения, за которым следуют беспамятство и смерть. Поведение старика в его последние часы довольно точно соответствует такому диагнозу. Нефритовое Зеркало мог принять свой бред за божественное вдохновение и забыть обо всех своих подозрениях. Лишь один факт противоречит такому предположению: старик спокойно работал над изображением кота прежде, чем произнести свою проповедь. Мы сразу же проверим это обстоятельство. Вы знаете, как пройти в этот склеп?
– Я изучал план, который некогда был начерчен моим отцом, благородный судья. Я знаю дорогу, но ведущие туда двери заперты.
– Этой подробностью займется мой помощник. Оставим господина Куана его сновидениям и давайте отправимся.
– Кто знает, – с задумчивым видом произнес Тао Ган, – не встретим ли мы в тех запретных местах Мо Моте и барышню Имеющую-Лишь-Одну-Руку.
Глава 12. Тао Ган открывает замки, к которым у него нет ключей; судья Ди последовательно посещает одного мертвого и одного живого
В этот поздний час монастырь выглядел опустевшим. Все трое пересекли первый этаж и подошли к площадке, возвышавшейся над часовней, никого по пути не встретив. Судья бросил взгляд в коридор, ведущий к кладовой, но и там никого не увидел.
Под началом Цун Ли они вступили в длинную галерею, которая привела их к Юго-западной башне. В небольшом зале, откуда можно было пройти к площадке, на которой жил учитель Суень Мин, поэт открыл узкую дверь справа, и они опустились на один лестничный пролет. Указав на монументальную деревянную дверь, украшенную изысканной резьбой, он прошептал:
– Вот вход в Галерею ужасов, но этот огромный замок вряд ли кому удастся открыть!
– Посмотрим, – пробормотал Тао Ган. Он вынул из рукава красный кожаный футляр с различными инструментами и принялся за работу. Цун Ли светил ему фонарем.
– Мне говорили, что эта галерея закрыта вот уже несколько месяцев, но на засове нет и пылинки, – заметил судья.
– Вчера сюда заходили монахи за статуей, которая требовала реставрации, – объяснил Цун Ли.
– Вот и все, – торжествующе воскликнул Тао Ган, отодвигая тяжелый заслон и они прошли в галерею, захлопнув за собой дверь. Поэт поднял фонарь, чтобы судья смог оглядеть обширное помещение. Леденящий влажный воздух пронизывал до костей. Кутаясь в халат, судья сердито сказал:
– Как обычно, отвратительное зрелище!
Цун Ли заметил:
– Мой отец постоянно требовал уничтожения подобных галерей.
– И был прав, – согласился судья. Тао Ган также огляделся кругом.
– Все эти ужасы совершенно бесполезны, – высказался он. – Они никогда не удерживали людей от глупостей. Такова человеческая природа.
На стене справа были прикреплены тексты о грехе и возмездии, а слева стояли раскрашенные статуи в натуральную величину. Они иллюстрировали наказания, ожидающие душу грешника в даосском аду: здесь ужасающего вида демоны распиливали корчащегося в муке человека, там гримасничающие чертенята варили двоих в железном котле, еще дальше демоны, один с бычьей головой, другой-с лошадиной, тащили преступников к «судье адских областей»…
Трое посетителей невольно жались к правой стене, подальше от всех этих ужасов, а фонарь Цун Ли выхватывал из темноты то жестокую улыбку демонической маски, то искаженное судорогой лицо ее жертвы. Взгляд судьи привлекла страшная сцена: совершенно нагая женщина с раскинутыми руками и ногами лежала на спине, а огромный синий демон прижимал к ее груди острие копья. У несчастной не было ни ступней, ни ладоней, и длинные волосы закрывали ей лицо, но из-под тяжелых цепей, опоясывающих ее побеленное известковой краской тело, с непристойной точностью выступали все анатомические подробности.
Следующая композиция была еще более жутким зрелищем: забрызганные кровью, в старинных доспехах черти применили свои боевые топоры для рубки на мелкие кусочки двух обнаженных грешников. От мужчины оставались только ягодицы, а женщине с головой на плахе отрубали руки…
Ускоряя шаг, судья сказал своему соратнику:
– Я потребую от настоятеля убрать женские статуи. И без их наготы картина достаточно мерзкая. Подобные непристойности неуместны в официально признанных государством культовых помещениях.
Дойдя до конца галереи, они обнаружили, что дальняя дверь приоткрыта. Довольно крутой лестничный пролет привел их в обширную квадратную комнату.
– Сейчас мы на первом этаже Северо-западной башни, – пояснил Цун Ли. – Если я не забыл плана моего отца, эта дверь выходит на лестницу, которая спускается к склепу.
Тао Ган попытался открыть замок, но он не поддавался.
– Совсем заржавел, – заметил он. – Давненько его не касались. Но через несколько минут раздался громкий щелчок, и Тао Ган толкнул тяжелую дверную створку.
Взяв фонарь в руки, судья осторожно спустился по неровным ступенькам. Он насчитал их тридцать перед поворотом направо. Еще тридцать, на этот раз вырубленных в самой скале, подвели к тяжелой двери, запертой тяжелой цепью и замком. Прижавшись к каменной стене, он пропустил вперед Тао Гана.
Когда наконец тому удалось отомкнуть цепь, судья прошел вперед, но хлопанье крыльев заставило его стремительно отступить, а над его головой пронеслось что-то черное.
С отвращением он пробормотал:
– Только летучих мышей не хватало!
Он вошел в склеп и поднял фонарь. Не произнося ни слова, трое замерли перед фантастической картиной.
Центр небольшой восьмиугольной комнаты занимало возвышение, сооруженное из позолоченного дерева. Оно поддерживало покрытый красным лаком большой жреческий престол, на котором восседала сморщившаяся мумия в праздничном платье из золотой парчи. Над побуревшим лицом возвышалась золотая тиара, почти неразличимые на лице мумии глаза, казалось, с любопытством уставились на прибывших. Левая рука странной фигуры пряталась под пелериной из алого шелка, а правая между пальцев, похожих на когти некоего мифического зверя, держала длинный жезл.
Судья низко поклонился, его примеру последовали оба спутника. Фонарь осветил тщательно отполированные стены, украшенные красивыми иероглифами из золотого лака. У дальней стены стоял большой красный сундук, запертый на медный замок. Другой обстановки не было, но пол был покрыт плотным ковром из золотистой шерсти с синими даосскими символами. Поразительны были чистота и сухость воздуха.
Трое медленно обошли помост. На фонарь наталкивались летучие мыши; судья отгонял их, и Цун Ли, невольно понижая голос, спросил:
– Откуда они здесь взялись?
Судья показал на два отверстия в своде.
– Эти отверстия – вытяжные, – пояснил он. – Ваше стихотворение о двух настоятелях не соответствует действительности: червей здесь нет, воздух слишком сух. Вместо червей вам бы следовало говорить о летучих мышах. Кстати, о чем вас заставляет вспомнить последнее слово?
