Кровь слепа - Уилсон Роберт Чарльз (читать онлайн полную книгу txt) 📗
— Нет, я же сообщил тебе, что он был в отъезде, — сказал Якоб. Отвернувшись от Фалькона, он разглядывал задернутые шторы. — А мою благодарность за высокую честь, мне оказанную, я передал ему через одного офицера.
«Да правда ли все это?» — подумал Фалькон, подходя к стоявшему возле окна Якобу. Они обнялись, и, глядя через плечо друга, Фалькон увидел свое смущенное лицо отраженным в единственном в комнате зеркале.
— Ты знаешь меня так хорошо, друг, — сказал Якоб, щекоча своим дыханием шею Фалькона.
«Знаю ли? — подумал Фалькон. — Так ли это на самом деле?»
7
Если в поезде, направлявшемся из Севильи в Мадрид, он чувствовал волнение с оттенком паранойи, то на обратном пути его мучили и язвили черви сомнения и неуверенности. Темнота снаружи позволяла видеть в окне лишь свое озадаченное лицо, отражаемое оконным стеклом, а когда поезд набрал скорость, отражение стало подрагивать и колебаться в такт колебаниям его смятенного ума.
Якоб не только запретил Фалькону что-либо сообщать коллегам по НРЦ, но уже и запустил разработанный самолично план по спасению Абдуллы и исключению его из рядов МИБГ. Якоб упросил высокие чины боевого крыла МИБГ ходатайствовать перед их командиром о скорейшем поручении его сыну ответственного задания с тем условием, что продумывать всю операцию и руководить ее осуществлением будет он, Якоб.
— Зачем ты это сделал? — спросил его Фалькон. — Ведь все, что нужно нам в этой ситуации, — это время.
— А важнее времени на данном этапе, — отвечал Якоб, — показать им, как я польщен тем, что выбор их пал на моего сына. Промедление тут грозит обернуться тем, что доверять мне станут еще меньше и будущее моего сына вообще будут определять без меня. Только так я мог вклиниться, сунуть ногу в дверную щель.
Высокое начальство размышляет, сказал Фалькону Якоб, и наутро ему следует прибыть в Рабат, где, как он полагает, ему сообщат решение. Новость эта, конечно, была не слишком обнадеживающей, но, безусловно, не давала повода к охватившей Фалькона паранойе. Началось все с судорожных корчей беспокойства и страха. Фалькон пытался не обращать на них внимания — так человек с острым приступом аппендицита пытается уверить себя, что это всего лишь газы. Он то находился один на один с человеком, сумевшим стать ему близким другом, общаясь с ним так доверительно, как, казалось ему, в свое время общался он только с отцом, Франсиско Фальконом. А в следующую секунду перед ним был человек, доверять которому он больше, видимо, не мог. Мешало вкравшееся сомнение. Их заключительное объятие возле задернутой оконной шторы было попыткой укрепить связывавшие их узы, но невидимый непроницаемый барьер все равно не исчезал и так и остался.
Возможно, над ним тяготел некий рок, потому что любая человеческая близость, ведомая ему и доступная, неукоснительно оказывалась основанной на лжи и сопрягалась с обманом. Так и отец обманул Хавьера, сделав его невольным орудием гибели собственной матери. Но каким образом могла произойти с Якобом столь быстрая перемена? Душу Фалькона раздирали подозрения. Почему? Про себя он вновь проигрывал их встречу во всех подробностях и нюансах, минута за минутой, кадр за кадром, как в киноленте.
Начиная с прически, тоже вызвавшей подозрение. Или подозрения явились потом? Якоб всегда так холил свою пышную шевелюру. А может быть, он просто разыгрывал роль? А еще до бритой его головы подозрительной Фалькону показалась квартира. Но он не задал никаких вопросов. Чья это квартира? Это придется выяснить самому. Фалькон позвонил старинному своему приятелю по общей следственной работе в Мадриде, которого застал в баре по пути домой. Фалькон продиктовал ему адрес и попросил никому ни о чем не рассказывать. Имя и адрес владельца следовало скрывать от всех; докладывать же надлежало Фалькону лично, не оставляя ни записей, ни сообщений.
— Я даже и вопросов никаких задавать не стану, — заверил его друг, предупредив, что начать действовать он сможет только с понедельника.
В кромешной тьме за окном зажглись и метнулись в сторону головные фары. Напротив, через проход, кто-то не сводил с него глаз. Фалькон поднялся и, пройдя по вагонам, зашел в бар, где заказал себе пива. Что-нибудь еще? Вытащив записную книжку, он стал набрасывать туда свои отрывочные соображения. Доверие. Якоб постоянно напирал на то, как он ему доверяет. Ему единственному. «Я всегда выделял тебя из числа прочих». Вот когда его впервые охватило недоверие и он усомнился в надежности Якоба. «Ты единственный, кому я могу довериться. С кем могу говорить». Не от этих ли слов в сознание ворвалась безобразная мысль: не есть ли это попытка манипулирования? Фалькон припомнил собственный вопрос: «Чье же это влияние?» И пожатие плечами, которое было ему ответом. Возможно ли чье-то давление на Якоба? Ему стало известно, что МИБГ не одобряет его тесной дружбы со старшим инспектором. Может быть, они решили помешать этой дружбе и использовали для этого юного Абдуллу?
Он все писал и писал. План по спасению. План еще отсутствует, однако Якоб уже хочет втянуть в него Фалькона. Зачем? «Ты мой друг. Ты втянул меня во все это». Он тут же сослался на его вину. Он хотел, чтобы Фалькон чувствовал себя виноватым. А потом — эта воображаемая картина собственной гибели. Не переусердствовал ли он в жалости к себе самому? И наконец, эта нелепая ошибка. Якоб вдруг проговаривается, что виделся с Абдуллой в лагере. Случайна ли эта оговорка? На Якоба давят. Отсюда стресс, им испытываемый, а также возможные ошибки и случайно вырвавшиеся слова.
Он захлопнул книжку, отхлебнул пива, пытаясь загнать внутрь неопределенное, неизвестно откуда взявшееся беспокойство, которое ощущал. Как описать то, что чувствуешь, заподозрив, что твой брат хитрит с тобой и хочет обвести тебя вокруг пальца? Нет таких слов. А ведь случай не такой уж редкий, наверняка изобретены слова для описания. Разве испокон веков нас не предают самые близкие? И что при этом чувствует жертва? Американцы говорят «выжать и выбросить». Неплохо: ощущение и вправду такое, что тебя выжали как лимон, высосали из тебя все соки, все жизненные силы.
Он вытащил мобильник, не для обычного для пассажиров обмена ничего не значащими словами, а лишь затем, чтобы услышать голос человека, которому он безусловно доверял. Он набрал номер Консуэло. Ответил ее младший сынишка — восьмилетний Дарио.
— Hola, Дарио, как поживаешь? — сказал Фалькон.
— Ха-а-ви! — вскричал Дарио. — Мама, мама, это Хави!
— Тащи телефон в кухню! — распорядилась Консуэло.
— Как ты? У тебя все в порядке, Дарио? — спросил Фалькон.
— У меня все в порядке, Хави. А ты где? Ты же у нас должен был быть. Мама ждет и дождаться не может!
— Неси сюда телефон, Дарио!
Фалькон услышал торопливые шаги мальчика по коридору. Телефон был передан из рук в руки.
— Не подумай только, что я сижу здесь и тоскую, как влюбленная девчонка, — сказала Консуэло. — Это Дарио не терпится, чтобы ты наконец явился.
— Я в AVE и еду.
— Он отказывается идти спать до твоего приезда, а завтра нам в магазин надо. Новые футбольные бутсы покупать.
— Мне до тебя еще повидать кое-кого придется, — сказал Фалькон. — Так что буду я уже за полночь.
— Может быть, нам будет лучше пойти куда-нибудь поужинать, — сказала Консуэло. — Мальчику действительно пора в постель. Я отведу его к соседям. Он влюблен в их шестнадцатилетнюю дочку. А мы с тобой куда-нибудь отправимся, Хавьер.
— Передай ему, что утром мы с ним устроим футбол в саду.
Секундная заминка.
— Думаешь, сегодня ночью тебе подфартит? — поддразнила она его.
О том, чтобы остаться на ночь, речи не было. Это было одно из условий новых их отношений — ничего заранее не планировать.
— Я на это надеялся, — сказал он. — Возносил молитвы Святой Деве, чтобы подфартило.
Новая заминка.
