Заколдованный замок (сборник) - Энгельгардт Михаил Александрович (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗

Вторая попытка закончилась еще хуже. Он так долго пробыл под водой, что мы заволновались и вытащили его, не дожидаясь условного сигнала. Оказалось, что он все время дергал веревку, только мы этого не чувствовали. Вероятно, это произошло из-за того, что та какой-то частью запуталась в перилах у основания лестницы. Вообще, эти перила нам очень мешали, поэтому мы решили, если получится, их убрать, перед тем как продолжать попытки. Поскольку никаких орудий у нас не было, мы все вместе спустились как можно дальше по лестнице в воду и, потянув лестницу, совместными усилиями выломали ее.

Третья попытка оказалась такой же неудачной, как и первые две, и стало понятно, что мы ничего не добьемся без помощи какого-нибудь груза, которым ныряльщик смог бы удерживать себя возле пола во время поисков под водой. Мы долго не могли найти что-то подходящее для этой цели, но потом, к счастью, наткнулись на цепь, которую смогли вырвать из крепления. Когда мы надежно закрепили ее у Питерса на лодыжке, он в четвертый раз пошел в воду и на этот раз сумел добраться до двери в помещение стюарда. К невыразимому сожалению, она оказалась заперта, и ему пришлось возвращаться ни с чем, потому что под водой он мог находиться не долее минуты. Дела наши теперь действительно были плохи, и мы с Августом не смогли сдержать слез, когда представили предстоящие трудности и малую вероятность спасения. Но то была лишь минутная слабость. Пав на колени, мы стали молить Господа не оставить нас в испытаниях, а потом с удвоенной надеждой и энергией начали думать, что можно предпринять для своего избавления.

10

Вскоре после этого имело место происшествие, более насыщенное острыми переживаниями – сначала неописуемой радостью, а затем леденящим ужасом, – чем любой из тысяч поразительных случаев самого непонятного и даже непостижимого характера, приключившихся со мной на протяжении последующих долгих девяти лет. Лежа на палубе, мы обсуждали возможность проникновения в кладовую, когда, взглянув на Августа, лежавшего напротив меня, я увидел, что лицо его мертвенно побледнело, а губы дрожат самым неестественным образом. Встревожившись не на шутку, я обратился к нему, но он не ответил, и я начал думать, что ему вдруг стало хуже, но потом заметил его глаза, ярко блестевшие и устремленные куда-то мне за спину. Я повернул голову. Никогда мне не забыть ощущение всеохватывающего счастья, пронзившее каждую корпускулу моего тела, когда я увидел большой бриг, медленно приближающийся к нам и находящийся не более чем в двух милях от «Косатки». Я вскочил на ноги так, словно мушкетная пуля ударила мне в сердце, вытянул руки в сторону судна, да так и замер, не в силах ни пошевелиться, ни вымолвить хоть слово. Питерс и Паркер были тоже поражены, хоть и вели себя по-разному. Если первый принялся плясать по палубе как безумец, издавая немыслимые восклицания, перемежаемые воем и проклятиями, то второй зарыдал и долго плакал как дитя.

Это судно было голландской бригантиной, выкрашенной в черный цвет, с аляповатой позолоченной фигурой на носу. Ее явно потрепала непогода, и мы предположили, что она тоже сильно пострадала во время шторма, который имел для нас такие катастрофические последствия, потому что фор-стеньга [17] у нее была сорвана, а с правой стороны зияла большая брешь в фальшборте. Когда мы ее только заметили, она, как я уже сказал, находилась в двух милях от нас с наветренной стороны и приближалась. Ветер дул совсем слабый, и больше всего нас поразило то, что из парусов у нее стояли только фок и грот с летучим кливером, из-за чего она двигалась очень медленно, и наше нетерпение почти переросло в безумие. Однако все мы, несмотря на возбуждение, обратили внимание на то, что бригантина идет как-то странно. Она поворачивалась то в одну, то в другую сторону, и нам даже пару раз начинало казаться, что команда не увидела нас, или, увидев и не заметив на борту людей, решила изменить курс. Каждый раз, когда это случалось, мы начинали кричать изо всех сил, и бригантина, казалось, меняла свои планы и снова поворачивала к нам. Этот необычный маневр повторился два или три раза, и в конце концов нам оставалось только предположить, что их рулевой пьян.

На палубе никого не было видно до тех пор, пока она не оказалась примерно в полумиле от нас. Мы увидели трех матросов, судя по одежде, голландцев. Двое лежали на каких-то старых парусах возле бака, а третий, который, как нам показалось, с большим любопытством смотрел на нас, стоял, опершись на правый борт, у самого бушприта. Этот последний был крепким высоким мужчиной с очень смуглой кожей. Похоже, всем своим поведением он призывал нас иметь терпение, радостно, хоть и довольно необычно кивая нам и показывая сверкающие белоснежные зубы в широкой улыбке. Когда судно приблизилось, мы увидели, что с головы у него слетела в воду красная фланелевая шапочка, но он этого то ли не заметил, то ли не обратил внимания и все продолжал улыбаться и кивать. Я специально столь подробно описываю все эти обстоятельства, и нужно понимать, что описываю их так, как они представлялись нам.

Бригантина приближалась медленно, уже не сворачивая, как прежде, и у нас – я не могу спокойно об этом говорить! – сердца готовы были вырваться из груди от восторга, мы изливали душу радостными криками, вознося хвалу Господу за столь внезапное, столь полное и чудесное избавление. И вдруг совершенно неожиданно со стороны странного судна (которое уже находилось рядом с нами) через разделявшую нас воду донесся запах, смрад, для которого во всем мире не существует названия – для которого нет даже понятия – адский – удушающий – совершенно невыносимый, невообразимый. Задыхаясь, я развернулся к своим товарищам и увидел, что они побледнели как полотно. Но у нас не оставалось времени задаваться вопросами или строить догадки – бригантина уже была в пятидесяти футах от нас и, похоже, собиралась пройти мимо, не спуская шлюпки, чтобы мы сами поднялись на борт. Мы бросились к корме, но вдруг корабль отвернуло от курса на пять-шесть градусов и, когда он прошел мимо нас в двадцати футах от кормы, нам открылся вид на ее палубу. Забуду ли я когда-либо это кошмарное зрелище? Двадцать пять или тридцать человеческих тел, среди них и несколько женских, в последней, самой омерзительной степени разложения, лежали вповалку между кормой и камбузом. Мы увидели, что на этом проклятом корабле нет ни единой живой души! Но мы закричали мертвым, прося о помощи, потому что не могли иначе. Да, в ту мучительную минуту долго и громко умоляли мы эти молчаливые и отвратительные образы остаться с нами, не бросать нас, чтобы мы не стали такими же, как они, просили их принять нас в свое славное общество. Охваченные отчаянием и страхом, метались мы по палубе, совершенно обезумев от разочарования.

Когда первый крик ужаса исторгся из наших глоток, ему со стороны бушприта незнакомого судна ответило нечто до того подобное человеческому воплю, что даже самый острый слух был бы обманут и повергнут в изумление. И в ту же секунду внезапно, на миг, к нам повернулась носовая часть бригантины, и мы узрели источник этого звука. Мы увидели высокую плотную фигуру, которая все так же опиралась на борт и продолжала кивать головой, только лицо ее теперь было отвернуто на нас. Руки моряка свесились за борт ладонями наружу, колени упирались в туго натянутый между бушпритом и кат-балкой канат. На шее у него, там, где был вырван кусок рубахи, сидела огромная чайка, поедавшая жуткую плоть, глубоко зарывшись в нее клювом и когтями, и на белых перьях ее багровели пятна крови. Когда бриг повернулся дальше, приближая к нам страшную картину, птица с видимым усилием подняла окровавленную голову, секунду смотрела на нас как бы удивленно, а потом лениво взлетела с тела, на котором пиршествовала, и зависла в воздухе прямо над нашей палубой, держа в клюве бесформенный кусок красновато-коричневого мяса. Вскоре жуткий комок плоти упал с глухим шлепком прямо под ноги Паркеру. Да простит меня Бог, но именно тогда в голове у меня впервые промелькнула мысль, мысль, которую я не стану приводить, и я почувствовал, что шагнул к запятнанному кровью месту. Я поднял глаза и встретил устремленный на меня напряженный, многозначительный взгляд Августа, который, однако, сразу привел меня в чувство. Я прыгнул вперед и с содроганием выбросил отвратительный предмет в море.