Ave Caesar! Дело о римской монете - Крупенин Артур Борисович (читать книги онлайн полностью без регистрации TXT) 📗
– Знаете, – наконец сказал Пантелеев, – я в свое время рецензировал одну работу и вполглаза просмотрел современные теории торсионного поля. Доказательная часть там, конечно, не выдерживает никакой критики. Авторы занимаются, как я это называю, «научным передергиванием» и слишком торопятся с выводами. Оттого и сама тема нынче попала в академическую опалу. Многие мои коллеги считают ее вообще чуть ли не лженаучной. А жаль! Совершенно очевидно, что торсионные поля, которые в науке чаще называют полями кручения, существуют. Долгое время их еще называли биополями. И на заре первых исследований регистрировать такое биополе могли только люди с экстрасенсорными способностями вроде вашей. По всей видимости, биополе есть не только у человека, но и у любого предмета. К примеру, вы сейчас сидите в кресле, а значит, ваши с креслом поля взаимодействуют между собой. Ваше поле оставит отпечаток на кресле, а поле кресла отпечатается на вас. Вы как бы обменяетесь своими, так сказать, цифровыми копиями. Но поскольку логично предположить, что поле живого человека мощнее, чем у неживой материи, скорее всего, поле, наведенное креслом, вскоре окажется либо стерто, либо глубоко погребено под бесчисленными наслоениями других следов от чужих полей. Зато ваш отпечаток на кресле может пребывать там сколь угодно долго, при условии, что его не затрут более сильные и свежие биополя. Кроме того, рискну предположить, что сила наведенного вами поля, по идее, должна быть пропорциональна силе ваших эмоций. Но самое любопытное даже не это.
– А что же? – вступил в разговор заинтригованный Буре.
– А то, что и до вас кто-то уже сидел в этом кресле. И отпечаток поля этого человека или, как вы говорите, его образ, теперь автоматически перешел к вам.
Глеб, кажется, догадался, куда клонит Пантелеев.
– Поэтому я могу считывать как поля самих предметов, так и поля других людей, оставшиеся на них.
– Именно, – подхватил академик. – И это никоим образом не противоречит современной науке. Мало того, допускаю, что такое поле теоретически может существовать даже отдельно от живой материи или отдельно от предмета.
– Это как же? – совсем запутался Глеб.
– Как призрак? – В голосе Буре прозвучало классическое благоговение филолога-гуманитария перед точными науками.
Пантелеев улыбнулся и, немного подумав, ответил:
– Ну, я бы сказал иначе: как фантомный сгусток энергии в вакууме. Хотя сходство с призраком у такой субстанции определенно есть. Вообще каждое слово, каждый звук, произносимый нами, искажают физический вакуум вокруг нас и, скорее всего, создают торсионные поля, которые сегодня мы все еще не способны ни увидеть, ни толком измерить. Я даже дерзну предположить, что сама мысль, возникшая в голове человека, тоже представляет собой энергополевую субстанцию, способную взаимодействовать с другими полями.
Академик снова застыл у окна, потом вернулся к столу и раскрыл объемистую папку, давая понять, что аудиенция закончена.
На прощание, когда Глеб и Буре уже стояли в дверях, Пантелеев прибавил:
– Вот вы оба уйдете, а в этом кабинете останутся ваши «биотени» или, говоря по-научному, торсионные фантомы. Но увидеть их я, в отличие от вас, увы, не смогу.
– А почему «увы»?
– Ну как же? Для физика это было бы роскошным подарком судьбы – своими глазами увидеть энергию! Да и вы наверняка сможете найти применение столь уникальному дару в том числе и в научных изысканиях. Вы ведь историк? Представьте, что к вам в руки попадет древний артефакт с ненарушенным отпечатком поля великой исторической личности. Да вы же так сможете узреть лик самого Ганнибала!
С этими словами физик снова уткнулся носом в испещренную формулами страницу. Буре тихо прикрыл за собой дверь, и они зашагали по коридору. Стольцев был под впечатлением от разговора. Особенно его поразила последняя фраза академика. Хотя узри Глеб даже самого Иисуса, кто же ему потом поверит?
Бестужева приняла Глеба в обычное время. Но на этом вся обычность и закончилась. Марина была нарочито холодна и официальна. Поначалу она даже попыталась обратиться к нему на «вы», но, оценив степень отчаяния в глазах Глеба, пошла на попятную.
Да что это с ней? Это была их первая встреча после дня рождения Цеце. Значит, причина внезапной перемены каким-то образом связана с той поездкой. Что Глеб сделал не так? Ему-то показалось, что они расстались в обоюдном ожидании продолжения едва начавшихся отношений. Так что же произошло? Поведение Марины больше всего было похоже на тактику боксера, только что пропустившего удар, затем слегка отдышавшегося в клинче и теперь судорожно пытающегося набрать безопасную дистанцию.
К середине сеанса Глеб наконец смог заставить себя сосредоточиться на занятиях. Вкратце пересказав Марине разговор с академиком, он попросил ее помочь ему научиться не просто испытывать видения, а перелистывать их одно за другим, чтобы попытаться заглянуть как можно глубже во времени.
Увлеченная задачей, Бестужева сразу забыла о своей высокой стойке и снова стала собой. Добившись полной релаксации пациента и почти погрузив Глеба в транс, она попросила его представить себе череду запечатленных в предметах образов в виде книги. Затем он должен был попытаться мысленно перевернуть первую страницу. Потом еще одну. Потом еще.
Затем Марина сунула ему в руку хорошо знакомую хрустальную пепельницу. Будучи полностью расслабленным, Глеб за считаные секунды настроился на нужную волну. Перед глазами возникла пухлая женская рука с родинкой на среднем пальце – она проворно передвинула пепельницу из одного угла стола в другой. Любопытно, что этот образ был почти лишен какого-либо эмоционального заряда. Разве что ему почудилась легкая опаска – как бы ненароком не разбить дорогую антикварную вещь. Вызвав в памяти образ книги, Глеб к собственному удивлению сумел неожиданно легко «перелистнуть» первое видение и почти тотчас увидел следующее. Он сразу же узнал отчаяние и скорбь безутешного отца по погибшему ребенку, испытанные им во время самого первого визита к Бестужевой. Усилием воли Глебу удалось перевернуть и эту страницу. Следующий образ тоже был полон горечи и печали. Нервно стряхивавшие пепел тонкие пальцы дрожали так, что при их соприкосновении с пепельницей можно было явственно расслышать что-то похожее на барабанную дробь. Надо срочно листать дальше. Затем, как ни странно, опять возникла рука с родинкой. Что это еще за дежавю? И в ту же секунду Глеб вернулся к действительности.
Его рассказ порядком впечатлил Бестужеву. Она с изумлением подтвердила точность и реальность увиденных Глебом образов. Что же касается руки с родинкой, то она принадлежала уборщице, регулярно протирающей пыль на рабочем столе Марины. Значит, все получилось.
Под конец сеанса Бестужева снова превратилась в Снежную королеву. Ее взгляд и голос опять стали ледяными. Ладно, решил про себя Глеб. Если таковы правила игры, он готов их принять. Женщина-маятник? Ну что ж, в таком случае движение в обратную сторону неизбежно. На прощание Глеба так и подмывало сказать: «До новых колебаний!»
Дома он дал себе слово сегодня больше не думать о Марине и принялся размышлять над тем, что рассказал Пантелеев. Так значит, нет ничего фантастического в том, что предметы, не говоря уже о живой материи, несут информацию о прошедших событиях? Глеб припомнил жутковатые рассказы бывалых антикваров о старинных вещах, способных принести невиданную удачу или ужасное несчастье новым владельцам. Вспомнил он и похожие байки, которые так любят пересказывать музейщики и реставраторы. А что, если виной тому стали именно те образы, которые он теперь способен видеть так же четко, как если бы был очевидцем событий? Что, если некоторые люди, сами того не зная, обладают похожим даром? Но в отличие от Глеба они не видят картину во всех подробностях и обречены мучиться, блуждая среди смутных ощущений и мимолетных грез. Так вот откуда, должно быть, берутся все эти леденящие душу легенды о привидениях и злых духах. Глеб поежился, представив себе страх человека, столкнувшегося с таким призраком и не понимающего, как объяснить увиденное. Так и рассудком двинуться можно.
