Доля правды - Милошевский Зигмунт (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно TXT) 📗

– Как ни крути – ни хрена, правда? – заскрипел из темноты Вильчур.

Шацкий поддакнул. Ни мотива, ни доказательств, а орудие преступления стерильно, как подготовленный к операции хирургический инструмент.

– А вот еще одна запись, – Вильчур пододвинул прокурору ноутбук.

Экран выглядел абсолютно белым, силуэты домов настолько бледны, что практически неразличимы, и Шацкому вспомнилась Silent Hill [27].

– Где это?

– На Еврейской. Камера висит на стене синагоги, – Шацкий отметил, что Вильчур не сказал: «на стене архива», – и смотрит в сторону замка. Направо – автостоянка, за ней кусты, в которых нашли Будникoву. Запись сделана в среду утром, минут за пять-шесть до того, как нас оповестили. Смотрите-смотрите.

Шацкий смотрел. Проходили секунды, минуты, туман понемногу рассеивался, становилось все яснее, было уже видно, что камера висит над улицей, а не погружена в таз с молоком. Вдруг внизу экрана появился черный полукруг, Шацкий вздрогнул. Полукруг двинулся вперед, вниз по улице, и по мере удаления от камеры становилось ясно, что это тулья какой-то шляпы вроде котелка, только с очень широкими полями. Под шляпой был длинный-предлинный черный плащ – не видно ни ног, ни обуви. Жутковатая сцена – черный призрак в шляпе какое-то время плыл в молоке и через минуту совершенно исчез. Шацкий прокрутил запись назад и нажал паузу. Как бы хотелось, чтоб память воскрешала совсем иное, но ничего не попишешь, – в тумане, застилающем Еврейскую улицу в Сандомеже, плыл призрак хасида.

Он взглянул на Вильчурa.

– Вам, конечно, известно, что раньше было в тех кустах, где нашли Будникoву, – заскрипел полицейский.

– Городская стена?

– Во-первых, она выше, а во-вторых, это было давно. Тут находился киркут – старое еврейское кладбище. Ее тело лежало в самом его центре.

Холодный вечерний воздух был как лекарство, как противоядие от «Ратушной». Шацкий вдохнул полной грудью, Вильчур обвязал шею шарфом и закурил сигарету. Сзади хлопнула дверь, из нее вышел бездомный и неуверенно посмотрел в их сторону.

– Гражданин начальник…

– Оставь меня в покое, Гонсиоровский. Который-то раз? И всегда кончается одинаково, так ведь?

– Я знаю, гражданин начальник, но…

– Что но?

– Но уже неделя, как Анатоля нет.

– Гонсиоровский, помилуй. Полиция бродяг не разыскивает, она их гоняет. Тем более из другого повята.

– Но…

– Не о чем говорить, прощай.

Мужчина спрятался за дверью, Шацкий вопросительно взглянул на Вильчура, но тот не спешил с объяснениями. И Шацкий решил, что ему совсем не обязательно вдаваться в болячки местной полиции. Сдержанно попрощались.

– Нужно разыскать кровь Эльжбеты. Где она может быть? – Шацкий застегнул воротник плаща. Снова похолодало.

– В маце, – пробормотал Вильчур и растворился во мраке.

7

Окна были открыты, через них сочились холодок и благоухание ночи. На стенах спали оленьи рога, а под низкими стеклянными столиками, на вешалках и зеркалах притаились голубые разводы. Лицо в зеркале замаячило как со дна озера. Ясно, оставаться здесь нельзя, с каждым движением минутной стрелки стоящих в прихожей часов риск становится все больше, а тело вопреки разуму все отчаянней норовит броситься наутек. Но надо выдержать до субботы. Если выдержать до субботы, если до воскресенья ничего не случится и если в воскресенье вечером все еще можно будет дышать воздухом свободы, тогда это воскресенье воистину заслужит, чтобы его называли Воскресеньем Божьего Милосердия.

8

Купить бутылку приличную вина в самом красивом польском Старом городе оказалось чем-то несбыточным. На полках в убогих магазинчиках стояла какая-то кислятина, и в конце концов он решил, что лучше всего сбежать по ступенькам и на автозаправке у кольцевой купить бутылку «фронтеры». Сказано – сделано. Хотел прихватить фирменный Ведловский торт – это казалось уместным варшавским акцентом, – но, увы, торта не было, и он взял коробку конфет, которая всем своим видом вопияла, что купили ее на автозаправке. И пачку презервативов. Взбежал наверх, стараясь особо не вспотеть. Интуиция подсказывала ему, что еще сегодня она выступит ню. Другое же полушарие – рациональное – порывалось предупредить его, что нечто подобное интуиция подсказывает каждому представителю сильного пола и что чаще всего предсказание не сбывается.

И вот он стоит в гостиной судьи Марыси Татарской, в доме на Жеромского, и отказывается верить своим глазам.

Во-первых, обстановочка. Посещая сандомежские квартиры, он уже понял, что тут ему не хватает «Икеи». В Варшаве трудно себе представить типичную квартиру представителя среднего класса, не обставленную хотя бы наполовину мебелью этой шведской фирмы. Здесь же в лучших домах царил краковско-мещанский стиль – громоздкие буфеты и помутневшие зеркала, множество тканей и тонны пыли, способной убить аллергика. Граждане посостоятельней, но без гербовой родословной роскошествовали в виллах с обшитыми деревом стенами и мебелью для отдыха. Беднота из панельных домов обзаводилась коричневыми стенками и кое-какой мебелью с базара. От Татарской он ожидал запыленного мещанства, максимум – пастельной современности, подделки под «Икею». А увидел… Было в этом помещении что-то от больничной палаты. Белизна, хром, зеркала и стекло. В гостиной все белым-бело, даже книги на полках аккуратно обернуты в белоснежную бумагу, а на корешках от руки выведены заглавие и автор.

Во-вторых, туалет хозяйки. Судья Марыся Татарская предстала в карминно-красном платье, в каком показываются на коктейлях, и ярко красных шпильках. Он, само собой разумеется, не ожидал увидеть ее в спортивной блузе и вьетнамках, но этот туалет был уж слишком роскошен для обычного вечера за бокалом вина. В белом антураже она походила на кровавое пятно, но, вполне возможно, эффект был заранее продуман. Будучи уверен, что она за ним наблюдает, Шацкий только мысленно пожал плечами. Ему нравилось, когда все неброско и обычно, гламурность не производила на него впечатления и могла только вызывать сожаление, что существуют люди, способные посвятить столько времени и усилий несущественному.

В-третьих, вид из окна. Да-да, в первую очередь именно он. Ибо вместо садика там было кладбище. В буквальном смысле слова. Проходя или проезжая по улице Мицкевича, Шацкий видел его с другой стороны, со стороны главного входа. Красивый, поросший деревьями некрополь тянулся почти до расположенной ниже улицы Жеромского. Здесь стояли мастерские каменотесов, а еще – дом судьи Татарской. Гостиная на втором этаже находилась чуть выше надгробий, возле самой стены. Было еще светло, и Шацкий занялся чтением высеченных в камне фамилий. Его уязвило, что среди них оказалось трое сорокалетних. Каждому ровно по сорок. А ему до сорока оставалась пара месяцев.

Он обернулся. Судья сидела на диване, держа в руке бокал вина – белизна и кармин на фоне трупов. До чего же это наше, польское [28], подумалось Шацкому.

– Memento mori [29], – произнесла она, поставив на диван ногу в красных шпильках. Она была без трусиков.

Глава третья

пятница, 17 апреля 2009 года