Напролом - Френсис Дик (книга регистрации .TXT) 📗
– Может быть, кто-то из его владельцев знает подходящего адвоката, сказал я. – А если нет, я попробую спросить кого-нибудь из тех, на чьих лошадях я езжу.
– Классно.
– Знаешь что? – сказал я.
– Что?
– Может быть, Мейнард был не так уж и не прав. Это наезд не только на Бобби, но и на него.
– Да, пожалуй, – медленно ответила Холли. – Когда мы увидели сегодняшний ком грязи, Бобби сказал то же самое.
– Я бы, пожалуй, поручился, что некоторое количество номеров "Знамени" с первой, второй и третьей статьями попадут на стол к ответственному за государственные награды на Даунинг-стрит. Собственно, именно поэтому Мейнард вчера и был так зол. Если Мейнарда действительно должны были представить к рыцарскому титулу, то "Частная жизнь" вполне могла положить конец его амбициям, по крайней мере, в этом году.
– С чего ты взял? Всего несколько слов в какой-то газетенке?
– А никогда не знаешь, с чего начнется. Эти господа из комиссии государственных наград вообще чрезвычайно чувствительны. Возможно, именно сейчас они шлют ультрасекретные письма какому-нибудь мистеру Бобкинсу, чтобы спросить, примет ли он медаль, если ему ее предложат. Как раз сейчас они составляют список тех, кого должны наградить к Новому году. И весь вопрос в том, включила бы ты на месте ответственного за награды в этот список Мейнарда или нет.
– Но мы же не знаем, происходит ли что-то такое на самом деле или нет.
– Конечно, не знаем.
– Может быть, "Знамя" просто проявляет свою злобную, низменную и разрушительную натуру.
– Возможно, – сказал я.
– Ты же знаешь, какими мерзкими могут быть газеты, если они того захотят. А "Знамя", похоже, всегда ведет себя мерзко. Это его стиль.
– Хм, – сказал я. -Да, может быть, ты и права.
– Но ты думаешь иначе?
– Н-ну... Понимаешь, было бы проще, если бы в этих нападках был хоть какой-то смысл. Например, помешать Мейнарду получить титул. Но зачем кому-то нужно ему помешать, и как они узнали... один черт ведает.
– Через наш телефон они об этом узнать не могли, – уверенно сказала Холли. – Может, они просто все это придумали?
– Все остальное в этих статьях основано на том, что действительно произошло или было сказано, – заметил я. – Они берут истину и искажают ее.
Как ты думаешь, может быть, мне стоит написать ответственному за награды и спросить, есть ли Мейнард в списках кандидатов?
– Да, в самом деле, это было бы смешно.
– Как бы то ни было, – сказал я, – А что Бобби узнал в телефонной компании?
– Они сказали, что проверят. Сказали, что прослушивание телефонных переговоров является незаконным. Мы просили прислать кого-нибудь проверить, нет ли у нас "жучков", но они пока никого не прислали. Сказали, что проверят наш коммутатор.
– Коммутатор? Я и не знал, что переговоры можно прослушивать через коммутатор.
– Вот видишь, оказывается, можно.
– А "жучков" у вас действительно нет?
– Мы им сказали, что ничего не нашли, а они ответили, что мы, возможно, просто не там искали.
– Ну, по крайней мере, они обратили внимание.
– Они сказали, очень многие думают, что их прослушивают, когда их никто не прослушивает. Но все-таки обещали посмотреть.
– Надеюсь, они сдержат слово.
– Да.
– Я тебе позвоню вечером, когда вернусь из Девона, – сказал я. – Ну а если не вернусь... позвоню, когда смогу.
– Ладно, – сказала Холли. – Ты там осторожнее.
– Конечно! – машинально пообещал я, хотя оба мы знали, что это невозможно. Если жокей-стиплер будет слишком осторожен, призовых мест ему не видать. Бывают дни, когда ты даже домой добраться не можешь. Я был настолько суеверен, что никогда не назначал встреч на те дни, когда у меня были скачки, и, как и большинство жокеев, принимал приглашения с оговоркой "если смогу" и "если удастся".
До Эксетера в Девоншире было два часа езды. Все это время я больше думают о Бобби, Холли и Мейнарде, чем о предстоящих скачках. Ни одна из пяти лошадей, на которых мне предстояло ехать сегодня, не была такой строптивой, как Норт-Фейс, и я работал с ними достаточно часто, чтобы знать наизусть их мелкие уловки и на что они способны. Все, что от меня требовалось, – это помочь им проявить свои лучшие качества.
Эксетерский ипподром в Девоне расположен на краю Хельденских болот, огромной голой равнины, открытой ветрам, дующим из Ла-Манша в Атлантику. Сам ипподром, почти две мили в поперечнике, лежит зеленой извивающейся лентой посреди моря вереска и кустарников. Его дальние пустынные извивы – самое уединенное место для конных состязаний; какое только можно себе представить.
Этот ипподром не пользуется популярностью у завсегдатаев Аскота. Он расположен "на краю земли", зрителей на нем обычно бывает мало. И все же этот ипподром – один из моих любимых. Он хорошо спланирован, тщательно ухожен, там приветливые служащие и вообще народ приятный.
Принцесса любила приезжать туда, потому что ее знакомые арендовали там одну из немногих частных лож. У них был дом в Девоне, на побережье, и они постоянно приглашали ее в гости после состязаний.
Она приехала на ипподром после завтрака, к началу первой скачки, в меховой шубке, сдержанно-возбужденная, и пришла в паддок в сопровождении своих знакомых. Знакомых было трое: семейная пара, пригласившая принцессу, и девушка. Принцесса представила нас.
– Кит... мистер Инскум... миссис Инскум...
Мы пожали друг другу руки.
– А это – моя племянница. Вы знакомы? Ее зовут Даниэль.
Мы не были знакомы. Я пожал руку ее племяннице.
– Даниэль де Бреску, – представилась племянница. – Привет. Как дела?
Несмотря на ее французское имя, ее речь сразу выдавала в ней американку.
Я оглядел короткую белую шерстяную куртку, черные брюки, широкую цветастую ситцевую повязку, удерживавшую густые черные волосы. Мне ответили холодным оценивающим взглядом. Она не спешила выносить суждение. Во взгляде читался легкий интерес. И все это было прикрыто ослепительной, но ничего не значащей улыбкой.
– Ну и чего же нам ждать? – спросила принцесса. – Бернина выиграет?
Уайкем, естественно, в Девон не потащился. Более того, когда я разговаривал с ним по телефону, он выражался более чем туманно. Казалось, он вообще с трудом припоминал, кто такая Бернина, и, разумеется, ничего не сказал о том, насколько она готова к скачке. Но Дасти, когда я отдал ему свое седло, чтобы заседлать кобылу перед скачкой, сообщил, что она "из кожи вон лезет, просто ужас какой-то".
– Она вполне готова к скачке, – сказал я принцессе.
– А какие рекомендации дал вам Уайкем? – добродушно осведомился мистер Инскум.
Уайкем мне никаких инструкций не дал. Он не давал их мне уже несколько лет. Я дипломатично ответил:
– Держаться где-нибудь в первой четверке, а после предпоследнего препятствия расшевелить кобылу и пробиваться вперед.
Инскум важно кивнул. Я заметил, что принцесса чуть заметно усмехнулась. Она-то знала, что рекомендации Уайкема в лучшем случае сводились к фразе: "Ну, ты выиграй, если получится". Это, по крайней мере, было честно.
Такое среди тренеров встречается нечасто.
Уайкем готовил своих лошадей к борьбе, руководствуясь инстинктом, мудростью предков и любовью к лошадям. Он любил их и как спортсменов, и как родных детей. Он знал, как заставить их показать все, на что они способны, понимал их чувства и настроения, и, несмотря на то что в последнее время он больше интересовался подготовкой, чем самими скачками, он продолжал оставаться одним из великих.
Я был его жокеем большую часть своей спортивной карьеры, и он часто называют меня именем моего предшественника. Нередко Уайкем сообщал, что мне предстоит скакать на лошади, которой давно не было в живых.
– Полоний на большой скачке в Сандауне... – говорил он. Я, озадаченный, спрашивал, что это за лошадь, о которой я никогда не слышал, и кто ее владелец.
