Возвращение в Сокольники - Незнанский Фридрих Евсеевич (бесплатная регистрация книга txt) 📗
– Молодец, – ответил Турецкий, – а я думал – зевнешь. Кто там за рулем-то, не видно?
– Какой-то тип… Очки темные. Кажется, лысый.
– Да-а? А может, бритый? Старый? Молодой?
– Не вижу.
– Ну что ж, давай помогу. Смотри внимательно! И держись.
Турецкий резко остановил машину, будто у него что-то сломалось, не доезжая десятка метра до светофора в Столешниковом переулке.
«Бежевый» среагировал, ловко ушел от столкновения и вынужден был обогнать в общем потоке двигавшихся машин. Турецкому сигналили возмущенные водители, но он не обращал внимания, делал вид, что возится с замком зажигания.
Поток машин постоял и снова тронулся дальше. Уехал и «пассат».
– Ну докладывай, – сказал Турецкий, легко включая двигатель.
– Он в самом деле стриженый, вы оказались правы. Похож на такого же, какого мы с вами вчера уделали возле «осла». Но не он.
– Прекрасно. Пять тебе за практическую работу, Максим. Достань-ка из моей куртки «мобилу».
Максим перегнулся назад и протянул Турецкому телефонную трубку. Александр Борисович набрал номер Грязнова:
– Друг мой Вячеслав! Доброе утро. Ты на службе?
– А куда звонишь? А! – спохватился Грязнов. – Извини, я не сообразил, ты ж не на служебный. Чего случилось?
– Можешь сделать приятное своему старому товарищу?
– Тебе, что ль?
– Мне. Вычисли-ка, кому принадлежит бежевый «фольксваген-пассат» номер… диктуй, практикант!
– А ты чего, не один?
– Как видишь. Записывай. «Эр, триста семьдесят девять, зэ, а, семьдесят семь, ю».
– А на фиг тебе это?
– Да вот катается за мной с самого утра, понимаешь. Умный! Знание предмета демонстрирует. Внаглую.
– А ты где?
– На подъезде к Дмитровке. У Столешникова.
– Ну давай, я тебе в кабинет перезвоню…
Это «давай» растянулось на добрый час.
Турецкий с Петлицыным успели изучить задание Меркулова, которое, в сущности, оказалось не очень сложным, отметили те дела, которые надо будет просмотреть в первую очередь, и только тогда раздался телефонный звонок от Грязнова.
– Это я, не устал ждать, Саня? – Вячеслав Иванович говорил громко, поэтому можно было не включать «громкую связь», практикант и так все слышал. – Ну слушай… Погоди, а ты сам что думаешь?
– Какая тебе разница? Говори, я не из боязливых, а кто висел – гэбэ или какая-нибудь иная контора, мне без разницы.
– Значит, твой автомобильчик с указанным номером принадлежит некоему Михаилу Петровичу Костикову, проживающему по адресу… Пардон, проживавшему! Лобненская, дом двенадцать, квартира сорок шесть. Почему проживал, спросишь?
– Пожалуй, нет. Где похоронен?
Турецкий взглянул на Максима и увидел, как в глазах у практиканта вспыхнул поистине феерический свет.
– Умница, Саня. Новокунцевское кладбище, сектор «вэ». Рядом с законной своей бывшей супругой Костиковой Татьяной Леонидовной. Вопросы еще есть?
– Вопросов нет, – кратко резюмировал Турецкий. – Благодарю за службу, мой генерал!
– Рад стараться. Но ты постарайся быть поосторожней. К Дениске заскочи.
– Вот об этом я и подумал. Спасибо.
– Так нет больше вопросов? Точно знаешь? – почему-то настаивал Вячеслав.
– Чувствую, что они есть у тебя. Так не темни, давай.
– Да нет, у меня даже и не вопрос, а так… Я с утра Дениске сам звонил. Напомни мне, говорю, как это звучит? Насчет ушей, ага? Ну он полез в словарь и нашел, чего я просил.
– О чем ты, не понимаю?
– Господи, да чего ж тут непонятного-то? Я говорю: смысл точный какой у фразы «уши дохлого осла»? Он и говорит: это когда ничего скрыть невозможно, даже если сам осел уже и дохлый. Сечешь, Саня?
«Так… – сказал себе Турецкий, стараясь не выдать перед лицом практиканта собственной растерянности. – Значит, следят, сукины дети… И еще издеваются…»
– Все сказал? Или еще хочешь?
Вероятно, тон Турецкого образумил Грязнова.
– Да ты чего, Сань? – обеспокоенно сказал он. – Я тебя разве чем нечаянно обидел? Я ж ведь не в переносном, я в самом прямом смысле. И про осла, а ты чего, на свой счет, что ли? Ну ты даешь, Сань!
– А при чем здесь – дохлый?
– Ну так есть же что-то вроде пословицы, мол, не скрыть, понимаешь? А это можно отнести буквально к любому явлению нашей жизни, Сань! Так что ты зря, старик. Кстати, напоминаю: завтра большой обмыв. Ну ладно, а к Дениске ты все же загляни. Мне тоже не нравится, когда они работают чисто. В смысле получше нас. Так не забудь про пятницу!…
В трубке послышались короткие гудки. Турецкий положил ее на место и мрачно раздумывал, ощущая всей кожей взгляд практиканта и стыдясь отчего-то поднять на него глаза.
– Да… Такие дела. Максим… Ты понял? Или имеются дополнительные вопросы?
– Вы полагаете, что это все-таки связано со вчерашним? – с тревогой спросил тот.
– Версий у нас с тобой может быть великое множество. Поэтому и такая не исключена. И это лишний раз доказывает, что наш архив на определенное время будет лучшим местом, где ты сможешь проявить максимум своих способностей. Смотри, как любопытно получилось? Максим и… максимум! В этом что-то есть, не спорь. Определенная, что ли, магия… Ну а теперь выбрось из головы все, что ты услышал сегодня, и пойдем, я тебя познакомлю с начальником и живой легендой нашего архива…
Заведующий архивом старенький Георгий Суренович Мирзоян, которого Турецкий, естественно, давно знал, дал им ключи от нескольких комнат, проводил, объясняя, какой и что открывает, а сам снова ушел к своему столу у двери, где он решал кроссворды.
Он был страстным кроссвордистом, благо архивная обстановка располагала к тому. Он покупал несколько десятков изданий, где были только кроссворды, и довольно шустро справлялся с ними. Он явно скучал в свои годы, Георгий Суренович. На столе, под зеленой лампой, лежала стопка таких изданий, и сидел сам Георгий Суренович с карандашом в руке. Он использовал карандаш, это было удобно. Когда он ошибался и вписывал в клетки не то слово, он легко стирал резинкой ошибочную надпись. Возле его стола были также стеллажи с книгами, перенесенные сюда когда-то из библиотеки прокуратуры. На стеллажах стояли все тома Советской энциклопедии, в которую Георгий Суренович постоянно заглядывал.
Однажды Турецкий короткое время проработал здесь. И уже с первых часов работы он понял, что Георгий Суренович не даст ему покоя. Привыкший к одиночеству и тишине, Георгий Суренович был тем не менее рад любому гостю. Он шел искать Турецкого с кроссвордом в руке и кричал ему издалека:
– Александр Борисович! Ау!
– Я здесь, – вздыхал Турецкий из своего угла.
– Где – здесь? – допытывался Георгий Суренович.
– Не знаю, – честно отвечал Турецкий, потому что и сам путался в сложных проходах архивного лабиринта.
Но опытный Георгий Суренович, хромая, – он попал несколько лет тому назад в автокатастрофу – среди всего этого бумажного хлама быстро находил его.
– Александр Борисович, – говорил он. – Не подскажете: столица Кот-д'Ивуара? Семь букв.
– Не знаю, – честно отвечал Турецкий.
– Жаль, – грустно улыбался Георгий Суренович. Он стоял на пороге комнаты в помятой зеленой рубашке, и Турецкому становилось жаль старика.
– А что в энциклопедии? – спрашивал он у архивариуса. – Искали?
– Искал.
– Нет?
– Нет, – разводил руками Георгий Суренович. – Даже страны такой нет.
– Как – нет? Быть того не может! – Турецкий напрягал память. – Карту Африки смотрели?
– Вот она. – Георгий Суренович приносил том энциклопедии с картой Африки, и они вместе разглядывали карту.
– Да, странно, странно… – Турецкий не понимал, и от этого старику становилось еще печальнее.
Старик, армянин, здесь, в Москве, в пыльном архиве, ищет столицу страны, которой нет. И главное зачем? Только для того, чтоб проставить, заполнить несколькими буквами пустые клетки. Ну не бессмысленно ли все это?!
– Вспомнил! – вдруг сказал Турецкий. – Берег Слоновой Кости – старое название.
