С тех пор, как уснула моя красавица - Кларк Мэри Хиггинс (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Сделав еще большой глоток виски, он вспомнил, как отбирал одежду из ее гардероба, снимал окровавленный халат, натягивал колготки, засовывал ее руки в рукава блузки и жакета, застегивал юбку, надевал украшения, обувал ее. Он содрогнулся при воспоминании о том, как он поворачивал тело таким образом, чтобы кровь пролилась на блузку и костюм. Сделать это было необходимо, чтобы создать иллюзию, что в момент смерти она была одета именно так. Он даже позаботился о том, чтобы срезать все ярлыки с одежды — так будет сложнее установить личность. Потом разыскал длинный пластиковый мешок в шкафу, скорее всего, от вечернего платья, которое вернули из химчистки, и засунул ее туда. Следующим делом он застирал те места на восточном ковре, куда попала кровь, и вымыл с хлоркой керамическую плитку на кухне; потом уложил в чемодан одежду и бижутерию, проделывая все это в невероятной спешке...
Он снова до краев наполнил стакан виски, вспоминая, как зазвонил телефон. Включился автоответчик с записью голоса Этель: «Оставьте сообщение. Я отвечу, если меня оно заинтересует». От неожиданности он вскрикнул. Когда звонивший повесил трубку, он отключил автоответчик. Ни к чему сохранять сообщения: потом звонившие припомнят, что сорвались назначенные встречи.
Квартира Этель находилась на первом этаже роскошного четырехэтажного особняка. У нее был свой отдельный вход слева от крыльца общего входа, и со стороны улицы ее дверь не была видна. Опасным представлялся лишь путь в дюжину шагов от этой двери до тротуара.
Внутри квартиры он чувствовал себя относительно спокойно. Гораздо сложнее было выйти из нее. Засунув тщательно завернутое тело Этель, а также собранные им вещи под кровать, он открыл наружную дверь. Воздух был промозглым, вот-вот, похоже, должен был пойти снег. Ледяная струя ветра прошлась по квартире. Он поспешил захлопнуть дверь. Только начало седьмого — улицы еще полны людей, возвращающихся с работы. Он выждал еще около двух часов, после чего выскользнул из квартиры, заперев замок на два оборота ключа и отправился на поиски дешевой машины напрокат. Удача не покидала его; вернувшись, ему удалось припарковать автомобиль почти прямо напротив особняка. Уже стемнело и улицы опустели.
В два захода он перенес чемоданы и сумки в багажник. Теперь предстояло вынести тело. Он поднял воротник пальто, натянул чью-то старую кепку, которую нашел на полу в машине и вынес пластиковый мешок из квартиры. Захлопывая багажник, он наконец почувствовал, что, кажется, спасен.
Чертовски страшно было возвращаться назад в квартиру, чтобы убедиться, что не осталось ни следов крови, ни вообще следов его пребывания здесь. Все внутри него умоляло его добраться до ближайшего парка и поскорее избавиться от тела, утопив его, но он отдавал себе отчет, что это было бы безумием. Полиция вполне может обратить внимание на человека ночью в парке. Вместо этого он отогнал машину за шесть кварталов; не нарушая привычного распорядка, сделал свои дела, а в пять часов утра уже влился в поток водителей, спешащих на работу.
Все проделано чисто, уговаривал он сам себя. Пронесло!
Но делая последний согревающий глоток виски, его вдруг как током пронзило. Он понял, какую ужасную ошибку допустил, и также понял, кто наверняка мог из-за этой оплошности указать на него.
Нив Керни.
2
Радио включилось в 6.30. Нив дотянулась правой рукой, нащупывая ручку настройки, чтобы убрать назойливо сладкий голос диктора, но задержалась, начиная понимать серьезность сообщения по мере того, как оно, вытесняя сон, входило в ее сознание. За ночь выпало восемь инчей снега. Не садиться за руль без крайней необходимости. Временно запрещено парковать автомобили на проезжей части. Школы закрыты до специального объявления. Снегопад предположительно продлиться до вечера.
"Ужасно, " — подумала Нив, потягиваясь и кутаясь в одеяло. Она терпеть не могла пропускать свою обычную утреннюю пробежку. Потом встрепенулась, вспомнив о своих планах на сегодня. Две швеи живут в Нью-Джерси и, следовательно, вряд ли смогут приехать по такой погоде. Это значит, что ей лучше бы прийти пораньше и подумать, как можно переиграть расписание Бетти, которой придется поработать одной. Бетти живет на углу 82 и 2 улиц, она сможет пробежать шесть кварталов до магазина, несмотря на погоду.
С сожалением оставляя уютное тепло постели, она откинула одеяло, торопливо пересекла комнату и подойдя к шкафу, достала оттуда старый махровый халат, который ее отец называл не иначе, как «наследием крестоносцев». «Если бы женщины, которые тратят огромные деньги, чтобы купить у тебя наряды, видели тебя в этой тряпке, они бы снова вернулись к Клейну».
«Во-первых, Клейн уже двадцать лет, как отошел от бизнеса, а во-вторых, увидев меня, они сказали бы, что я эксцентрична, — отвечала она. — Это только прибавило бы мне загадочности».
Она завязала пояс, в очередной раз испытывая мимолетное сожаление о том, что унаследовала хрупкость матери, а не сухощавую фигуру с прямыми плечами, которая могла бы ей достаться со стороны отца и его кельтских предков; затем прошлась щеткой по черным, как уголь, вьющимся волосам, тоже представляющими собой «фирменный знак» рода Россетти. И широко расставленные вишневого цвета глаза со зрачками с темной каемочкой, опушенные чернющими ресницами тоже были «от Росетти». Но кожа ее была молочно-белая — кельтская, с едва заметными веснушками на прямом носике. Большой рот и крепкие зубы — это все тоже было от Майлса Керни.
Шесть лет назад, когда она закончила колледж и убедила Майлса, что не собирается никуда уезжать, он настоял, чтобы Нив обустроила свою спальню по-новому. Охотясь на аукционах Сотбис и Кристис, она насобирала кучу разных несочетаемых на первый взгляд вещей: кровать с медными спинками и старинное зеркало, Бомбейский сундук и кресло Викторианской эпохи, а также старый персидский ковер, переливающийся всеми цветами радуги. Стеганому покрывалу и подушкам с пропылившимися оборками была возвращена первоначальная белизна. Кресло стояло, заново обтянутое лазурным бархатом. Такого же цвета каймой был отделан ковер на полу. Белоснежные стены стали прекрасным фоном для красивых картин и копий, доставшихся в наследство от семьи матери. Журнал «Вуменс веар дэйли» фотографировал Нив в ее спальне, называя комнату изысканно элегантной, «носящей неповторимый отпечаток руки Нив Керни».
Нив засунула ноги в пушистые тапочки, которые Майлс, посмеиваясь, именовал ее ценным трофеем, и отдернула штору. Она подумала, что сеноптикам не нужна сейчас особая проницательность, чтобы предсказать снегопад. Окна ее комнаты в Швабхаус на 74-ой улице и Риверсайд-драйв выходили прямо на Гудзон, но сейчас она едва могла разглядеть дома по ту сторону реки, в Нью-Джерси. Хенри Гудзон-парквей был совершенно заснежен и уже полон машин. Люди из пригородов стремились попасть сегодня в город пораньше.
Майлс был уже в кухне и варил кофе. Нив чмокнула его в щеку, стараясь не замечать его уставшего вида. Это означало, что он снова плохо спал.
«Если только, сдавшись, не принял в очередной раз снотворное», — подумала она. «Как наша Легенда?», — спросила Нив. С тех пор, как он в прошлом году ушел на пенсию, газеты именовали его не иначе, как «Легендарным Комиссаром Нью-Йорка». Он этого терпеть не мог.
Игнорируя вопрос, он бросил взгляд на дочь и изобразил крайнее удивление.
«Не хочешь ли ты сказать, что пропустила пробежку по Центральному Парку? — воскликнул он, — Что значит какой-то фут снега для отважной Нив?»
В течении нескольких лет они вместе совершали эти пробежки. Сейчас ему запретили бегать, но он всегда волновался за нее, когда она это делала рано утром одна. Она подозревала, что это у него просто вошло в привычку — волноваться за нее.
Нив достала из холодильника кувшин с апельсиновым соком. Не спрашивая, наполнила высокий стакан для Майлса, маленький — для себя, и стала готовить тосты. Майлс был любителем плотных завтраков, но сейчас яичница с беконом была полностью исключена из его рациона. Остались сыр и ветчина — по его словам, «закуска, после которой должна следовать нормальная еда». Обширный инфаркт, который он перенес, положил начало диете и конец его карьере.
