Масть пиковая - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович (лучшие книги онлайн txt) 📗
В вагоне было тепло, и он снял пиджак, но, прежде чем повесить у зеркала, достал из кармана машинально, как делал всякий раз, пачку сигарет и зажигалку, и в этот момент скорый поезд Ташкент – Наманган тронулся.
Пассажир комфортного купе глянул в окно на проплывающий перрон столицы и увидел далеко и высоко на фронтоне здания вокзала четыре буквы «…кент». Он достал из длинной дымчато-серой пачки сигарету и щелкнул зажигалкой. Сигарета и зажигалка были одной фирмы «Кент», но ассоциация не вызвала улыбку, как несколько минут назад. Мысли его летели уже впереди экспресса.
Так в некотором раздумье он просидел минут десять, еще и еще раз прокручивая в голове свои дальнейшие действия, как неожиданно раздался стук и распахнулась дверь в купе. Проводник принес традиционный чай, заварил из личных запасов, он еще переживал свою бестактность и хотел несколько сгладить впечатление после неловкого вопроса. Человек без галстука не давал ему покоя, он лихорадочно перебирал в памяти разных высоких начальников, от секретарей обкомов до директоров торговых баз, которых ему довелось обслуживать в пути, но этого, с мягкими, вкрадчивыми шагами, припомнить никак не удавалось. Проводник поставил на стол фарфоровый чайник и пиалы, спросил, не нужно ли еще чего-нибудь принести, но, чувствуя, что его не видят и не слышат, поспешил ретироваться из купе. То, что пассажир чем-то всерьез озабочен, бросилось бы в глаза и менее искушенному человеку. Конечно, он заметил и американские сигареты, и роскошную зажигалку, молодые наманганские пижоны, возвращаясь из Ташкента домой, нередко угощали его и хвалились: десять рублей пачка! Человек, куривший такие дорогие сигареты, требовал к себе внимания.
Как только проводник покинул купе, Сухроб Ахмедович сразу почувствовал, что ему хочется пить, и с удовольствием налил себе пиалу. Хорошо заваренный самоварный чай на углях помог ему расслабиться, и он, быстро опустошив чайничек, долго глядел в окно, мысленно отдалившись от предстоящих дел. А за окном мелькали дальние пригороды Ташкента, ночь властно вступала в свои права, и он вновь невольно посмотрел на часы. Спать так рано он никогда не ложился, но сегодня ему предстояло подняться еще до рассвета и отдохнуть как следует не мешало – день его ожидал непростой, да и обратная дорога заботила, в понедельник, как всегда в десять, он должен быть на работе. Его отсутствие или даже опоздание на час не останется незамеченным, а привлекать к себе внимание ему не хотелось.
Пассажир снял часы с запястья и поставил будильник «Роллекса» на четыре часа пополуночи, проспать он не имел права, иначе срывалась вся рискованная поездка. Конечно, проводник мог поднять в любое время, но Сенатор вовсе не желал, чтобы тот знал, на какой станции он сошел, тогда сведущие люди легко догадаются, куда он держал путь, а связь эту афишировать не хотелось. Катастрофическим для его служебной карьеры мог оказаться тайный визит в горы, узнай кто-нибудь маршрут пассажира.
Да что карьера, прямая дорога в тюрьму, в этом он не сомневался и оттого взвешивал каждый шаг. Сухроб Ахмедович долго держал в руках часы, ощущая приятную тяжесть, потом положил их на стол рядом с сигаретами и зажигалкой. Но часы отчего-то притягивали внимание, и он снова взял их в руки, протер носовым платком граненое хрустальное стекло без единой царапины, почистил золотые звенья тяжелого браслета. Иногда у него спрашивали – неужели золотые? И он всегда отвечал: что вы, имитация, правда, известной фирмы. Ничего из своих личных вещей он так не любил, как эти солидные часы.
Ему нравилась их массивность, хорошего тона золото, дымчатый платиновый циферблат, изящные, светящиеся по ночам стрелки и, конечно, абсолютно точный ход. За время, что он их имел, видел эту марку на руках всего несколько штук, да у таких деятелей, что невольно гордость распирала Сухроба Ахмедовича Акрамходжаева. Он вспомнил, как получил этот «Роллекс» в подарок три года назад, в день похорон Рашидова, в которых он, как и все в республике, принимал активное участие.
За день до этого близкие друзья сообщили ему доверительно, что накануне, в инспекционной поездке в столице Каракалпакии, Нукусе, на руках у своего друга и родственника, секретаря обкома Камалова от инфаркта внезапно умер Рашидов.
Новость для тех, кто хоть сколько-то владел ситуацией в Узбекистане, оказалась сногсшибательной. Умер хозяин крупнейшей республики, человек, державший бразды правления в крае единолично, решавший не только кадровый вопрос, но и любой другой, зачастую поражавший воображение своей мелочностью, вздорностью, несуразностью. Ушел из жизни человек, бывший приближенным недавно умершего генсека Брежнева и пользовавшийся дружбой и покровительством многих крупных людей в Москве. Было от чего залихорадить республике. Правда, преемник Брежнева Андропов вроде не испытывал восторга от деятельности Рашидова и не числился у него в друзьях-приятелях, намекали, что даже, наоборот, мол, зачастили в Ташкент его эмиссары – и отнюдь не для того, чтобы выражать восторг бесконечными достижениями солнечного края, видимо, насчет успехов у того имелись иные данные.
Вот и накануне визита в Хорезмскую область и Каракалпакию, говорят, приезжал человек из Москвы, беседовали с глазу на глаз более пяти часов, и слышал потом Сухроб Ахмедович, что отбыл в свою последнюю поездку Шараф Рашидович не в добром расположении духа. И вот – инфаркт. Тревога вмиг поселилась в крупной чиновничьей среде и в аппарате.
Работал тогда Акрамходжаев прокурором одного из районов Ташкента и особых шансов на продвижение не имел, хотя и был кандидатом юридических наук. Все места, на которые он метил, занимали люди, с которыми ему, казалось, тягаться не по силам, за каждым стояли богатые и влиятельные кланы, а то и покровительство самого Рашидова или его приближенных. А к Шарафу Рашидовичу он, к сожалению, как ни пытался, так и не приблизился ни на шаг. Даже поговаривали, что тот как-то неодобрительно обронил, чего это, мол, Сухроб Ахмедович так рвется к власти, молод еще, время его не пришло. После этого кое-кто предпринял попытки ссадить его даже с поста районного прокурора, но тут он, что называется, показал зубы, дал понять, что своего не уступит.
В тот день, когда он получил весть о смерти Шарафа Рашидовича, в Прокуратуре республики намечалось какое-то очередное совещание, объявленное задолго до неожиданного события.
Сухроб Ахмедович явился в здание на улице Гоголя намного раньше назначенного часа, сразу после обеда, он надеялся встретиться кое с кем из коллег и начальства, узнать ситуацию поточнее, чтобы не ошибиться в выборе новой политики, угадать новый курс, который явно изменится после долгих лет единовластия Рашидова. Хотя официального уведомления о смерти Первого секретаря ЦК КП Узбекистана ни в печати, ни по радио и телевидению еще не было, чувствовалось, что в Прокуратуре республики новость знает каждый.
К его удивлению, на месте не оказалось никого из руководства, с кем он намеревался встретиться, не видно было и коллег. Видимо, уже кинулись попытать свой шанс при смене власти с помощью могучих кланов и родственников. О совещании не могло быть и речи, хотя никто не удосужился его отменить. И все-таки Акрамходжаев пришел не зря. Позже, анализируя случившееся в тот же день, он считал это подарком судьбы, предназначением ему свыше.
Он шел безлюдным коридором второго этажа к широкой мраморной лестнице, ведущей в просторный холл, как вдруг внизу резко распахнулась тяжелая входная дверь и в вестибюль влетел пожилой, совершенно седой человек с дипломатом в руках. Секундой позже следом за ним ворвался молодой, спортивного вида мужчина, явно преследовавший того, кто искал убежище в прокуратуре. Человек с дипломатом уже вбежал на лестницу, и Сухробу Ахмедовичу даже представился шанс помочь ему, но он почему-то спрятался за колонкой и молча выжидал, что же произойдет дальше. Убегавший, которому до спасительного второго этажа оставалось всего несколько ступенек, неожиданно оступился, выронил дипломат из рук. Тот с грохотом полетел вниз, а следом и сам человек скатился с лестницы к ногам преследовавшего. Догонявший ловко подхватил дипломат и зло пнул распростертого у его ног человека, грязно выругавшись при этом. Вдруг за спиной у него раздался шорох. Постовой милиционер, опомнившийся от страха, наконец-то расстегнул кобуру. Мужчина ловко, как в пируэте, развернулся, прикрывая грудь дипломатом, и тихо прошипел:
