Фартовые деньги - Суэйн Джеймс (книги читать бесплатно без регистрации txt) 📗

Запись была сделана в «Бомбее», крупнейшем казино Атлантик-Сити. Его раздражало, что Комиссия по игорному бизнесу Нью-Джерси позволяет своим казино не хранить старые видеозаписи и делать новые поверх них. Из-за этого изображение получается нечетким, и глаза устают от напряжения.

На пленке из «Бомбея» он увидел шесть человек, сидящих за столом для блэкджека. Подозреваемому (Дойл в записке назвал его Европейцем) было под сорок, его волосы торчали во все стороны словно наэлектризованные. Европеец выигрывал по-крупному и явно нервничал, давая основания предположить, что играет он нечестно.

– Думаешь, он жульничает? – спросил Дойл.

– Ну уж ведет он себя точно, как будто у него рыльце в пушку, – ответил Валентайн.

– Потеет, да?

– Как шлюха в церкви.

Дойл уронил телефон. Подняв, он сказал:

– Я уже столько мобильников расколошматил, что Лидди в конце концов купила мне новый из нержавейки. Как думаешь, что этот тип делает?

– Есть парочка гипотез.

– Смерть как хочется прищучить гада, – заметил Дойл.

Напарник поддразнивал его. Валентайн посмотрел еще несколько конов. Дойл подпевал песне, которую передавали по радио. «Ниссовый мед» Вана Моррисона. [2]

– Все ясно, – заключил Валентайн.

– И что он делает? – заинтересовался Дойл.

– Я наблюдал, как он играет по своим ставкам. Если ставит много, то очень уверенно. Так – р-раз, и деньги у меня в кармане. Он знает, что выиграет эту сдачу.

– Откуда же?

– У него за столом сообщник, который метит старшие карты, – объяснял Валентайн. – Европеец на первом месте по ходу игры, стало быть, верхняя карта для каждого кона – его первая карта. Стоит ему увидеть меченую начальную карту сверху, он ставит много.

– Но он же не знает, какой будет его вторая карта, – возразил Дойл.

– Не знает, поэтому время от времени может проигрывать. Но по итогам вечера он все равно в плюсе.

– И кто же метит карты?

Валентайн обвел глазами остальных пятерых за столом. Метить карты в Нью-Джерси – уголовное преступление, наказуемое четырьмя с половиной годами тюрьмы. Его взгляд остановился на без конца курящей красотке, напомнившей ему Одри Хепберн в молодости.

– Дама на третьем месте, – определил Валентайн. – Напряжена слишком.

– Ты гений, – ответил Дойл.

– На сколько «Бомбей» уже попал с этими жуликами?

– На шесть миллионов.

– Да ладно, я серьезно.

Дойл откашлялся в трубку. Валентайн выпрямился в кресле. Казино обдирают ежедневно – Лас-Вегас каждый год теряет сто миллионов, – но эти деньги утекают по капле. Большие уловы случаются, но в основном через счетчиков карт. [3] Насколько ему было известно, ни одному мошеннику еще не удавалось украсть шесть миллионов из одного казино. Это слишком большие деньги.

– Ты абсолютно уверен? – переспросил Валентайн.

– Казино подтвердило. Ого, – сказал Дойл, заводя мотор.

– Что случилось?

– Похоже, у меня объявился компаньон.

– Кто?

– Европеец. Я срисовал его белый фургон вчера, когда он выходил из «Бомбея».

– Убирайся-ка ты оттуда.

Шины завизжали, когда Дойл резко сдал задним ходом.

– Черт, стекло на пассажирском месте опускается…

– Уноси ноги!

– Кто-то направил на меня что-то. Похоже на радиоприемник…

Валентайн открыл рот, потом услышал громкий «Бум!» – как будто тысяча дверей разом захлопнулась. Он заорал в телефон, но напарник не отвечал. Наконец он различил крики людей в «Макдоналдсе». Подождал, что кто-нибудь выйдет, поднимет телефон и объяснит, что же там произошло.

Потом мобильник Дойла затих.

Валентайн обзвонил всех знакомых полицейских Атлантик-Сити. Через десять минут выяснил, кто дежурит. Его попросили подождать. Тони начал молиться. В глубине души он уже знал, что произошло. Мог увидеть всю картину так же ясно, как руку перед своим носом. Но все же он дождался, когда полицейский вернулся к телефону и произнес в трубку: «Тони, сочувствую», – чтобы окончательно принять тот факт, что погиб его лучший друг, с которым он был неразлучен сорок лет.

Полицейский пытался утешить его. Валентайн выдавливал из себя слова, но ничего не получалось. Он ощутил резь в глазах. Потом комната вдруг стала очень маленькой.

Он положил телефон и заплакал.

2

Дойл

Кладбище называлось «Сады заката», ухоженные лужайки, свежие и наводящие ужас. Атмосфера не отличалась серьезностью. Это место больше подошло бы для развеселого выступления Джона Тэша [4] перед тридцатилетними бездельниками, потягивающими вино по немыслимым ценам и болтающими по мобильным телефонам. Выбравшись из машины, Валентайн услышал, как еще один человек из траурной процессии пробормотал, что Дойла в таком месте уж точно не хватало, ха-ха.

Кряхтя, шесть человек извлекли гроб из катафалка и угрюмо понесли к свежевырытой яме, которая послужит последним пристанищем Дойлу. Холодный февральский ветер зло дул в спины. Старожилы называли Атлантик-Сити легкими Филадельфии. Восточные ветры отличались особой жестокостью. Поставив гроб на каталку, мужчины выстроились шеренгой под бдительным оком распорядителя похорон.

Валентайн шел, опустив голову. Кому охота лежать на кладбище, которое больше похоже на поле для гольфа? Он похоронил жену полтора года назад, после чего у него возникла стойкая неприязнь ко всем хлопотам, связанным со смертью. «Желаете сосновый гроб за тысячу долларов, мистер Валентайн? Или полированный клен за две?» Что он должен был ответить? «Положите ее в картонную коробку, ей уже все равно, и мне тоже»? Но горе было слишком велико, и ему пришлось пройти весь путь, начиная от выбора цветов и заканчивая выбором надгробия. Сам он хотел бы, чтобы после смерти его кремировали, а прах развеяли на берегу океана в Атлантик-Сити. Просто и рационально, такой и должна быть смерть.

Он приплясывал, чтобы согреть ноги, и слушал, как брат Дойла, отец Том, читает собравшимся из Нового Завета. Полицейские, политики и все судьи за последние тридцать лет пришли выразить соболезнования. Работать в правоохранительных органах Атлантик-Сити и не знать Дойла было совершенно невозможно. И на лужайке не осталось сухих глаз.

Тони покосился на Лидди, вдову Дойла. Она выглядела ошеломленной, словно все еще не могла поверить в случившееся. Будучи женой полицейского столь долго, она, наверное, решила, что после выхода Дойла на пенсию его жизнь перестанет подвергаться риску. Она утратила бдительность и теперь расплачивалась за это. Двое сыновей, Шон и Гай, поддерживали ее под руки, не давая упасть. Рыжеволосый Шон был точной копией своего отца. Гай, склонный к размышлениям музыкант, пошел скорее в Лидди.

За ними в инвалидной коляске сидела мать Дойла, Сара. Еще в 1974 году она возглавила кампанию против казино. Она была настолько убедительна, объясняя избирателям Нью-Джерси, что азартные игры – это плохой выбор, что по результатам референдума через четыре года их оставили только в Атлантик-Сити, городе, на который всем было наплевать. Он вспомнил, когда в последний раз виделся с ней. В ту ночь, когда Дойла ранили, двадцать лет назад. Она пришла в отделение «скорой помощи», чтобы поблагодарить его за арест стрелявшего в Дойла человека, который умирал в соседней палате.

Отец Том спросил, не хочет ли кто-нибудь сказать несколько слов в память о Дойле. Валентайн сделал шаг вперед.

– Дойл был моим лучшим другом. И напарником. Уверен, сейчас он смотрит на нас с неба, и ему не нравятся наши вытянутые лица. Я знаю много историй о Дойле. Вот эта моя любимая.

Как-то мы с Дойлом поймали парня, который крал фишки. Звали его Турман, и был он не слишком хитер. Турман ставил стаканчик с кофе на стол рядом с фишками другого игрока. Когда игрок отворачивался, Турман передвигал стаканчик на фишки, и одна из них прилипала к жвачке на дне.