Малайский крис (Преступления Серебряного века Том II) - Зотов Михаил (читать книги полностью .TXT) 📗
— Пойдем вон в тот дом, к Луше, моей подруге… Аркаша, ты понимаешь, кто я? Понимаешь? Я сыщик… сыщик я… понял?..
— Во-первых, непонятно, а во-вторых, глупо… сыщик… как это может быть? — оглядываясь по сторонам, сказал певец. — Марфуша, ты сыщик, да?.. — серьезно произнес певец, сдавив руками свое горло, перекосив шею. — Скажи! Да! Сыщик?..
— Да, Аркаша, я сыщик… хошь, сейчас пойдем и я тебе докажу!..
Певец молча двинулся вперед, повесив голову. Они шли по одной улице, с другой стороны по ухабистому тротуару тихо шла какая-то дама, а на повороте этой улицы стояли, переминаясь с ноги на ногу, трое блюстителей порядка, двое ночных сторожей и городовой. Марфушка кивнула им головой и в то же время указала на удалявшуюся даму, за которой погнался один из блюстителей порядка — сам городовой. Дама была задержана, ввиду чего Марфушка торжествовала.
— Веди ее в часть, веди!.. — скомандовала Марфушка, а сама шепнула на ухо одному сторожу:
— Дело будет…
У дамы появились на глазах слезы, она начала упрашивать всеми силами, чтобы ее отпустили. Но Марфушка настаивала на своем, доказывая, что она из числа гуляющих, проститутка.
— Да вы кто такая, кто-о? — дама обрушилась на Марфушку.
— А я говорю, взять ее… — громко крикнула Марфушка, приняв серьезную позу.
— Нет, обождите, за что вы меня? что вам от меня нужно? — дама даже вся побледнела.
— Ах, ты не знаешь еще… за что… Петр, тащи ее… — обращаясь к ночному сторожу, строго приказала Марфушка.
Дама запустила руку в ридикюль.
— На вот, получите, прошу ради Бога, ради Христа… отпустите меня… — умоляла испуганная дама. — Не мучьте меня, я замужняя… в гостях была… у родных…
Марфушка соколиным взглядом обвела с ног до головы даму.
— Так и быть уж, куда наша не шла… где не пропадало… — Марфушка махнула рукой и отошла в сторону. — Тогда не надо! — произнесла мягко Марфушка. — Отпустите ее… вперед надо быть умнее, осторожнее… у меня все на счету… я их всех знаю… — говорила Марфушка, комкая в руке зеленую трехрублевую бумажку.
— И тебе не стыдно, Марфуша? — укоризненно сказал певец, посмотрев вслед удалявшейся даме. — Нет, Марфуша, так не годится… напрасно ты занялась этим…
— Все годится… — с гордостью резко ответила Марфушка, прощаясь с блюстителем порядка. — Ихнюю сестру так и надо ловить на голый крючок…
— Да ведь ты не сыщик? — возразил с досадой певец.
— Я сыщик! Сыщик я!.. а не сыщик… понял? На-кося, раскуси… — Марфушка показала певцу кукиш… — Была бы ухватка, а в Москве денег кадка… Ты, Аркашка, совсем дуралей… так, Никита?.. — спросила она сторожа.
— Вестимо, так, Марфуша… отозвался сторож… и, указав на певца… — мало еще он мочен.
— Эй ты, на резинах! Ванька! Чего там заснул!.. — крикнула Марфушка дремавшему на козлах извозчику. — Подавай сюда! Слышь!..
Извозчик тронул лошадь, а через несколько минут певец с Марфушкой летели на всех парусах восвояси, удаляясь куда-то, по тихой набережной повернув на Каменный мост.
Дон-Бочаро
ВАНЬКА-КАИН НА ХИТРОВОМ РЫНКЕ
(Истинное происшествие)
Темно и мрачно в одном из грязных притонов Хитрова рынка. На наре спит какая-то женщина и молодой человек с испитой физиономией. В воздухе стоит запах пота и сероводорода, слышен храп босяков.
Ночь.
Молодой человек просыпается.
— Марфушка, а Марфущка, — говори он.
Просыпается и лежащая с ним женщина.
— Тебе чего, анафема, не спится?
— Слушай, холера, оставишь ты Степку Голопупа или нет?
— Нет, не оставлю.
— Со света сживу!
— Как хочешь!
И женщина перевернулась на другой бок.
Ванька Лысый поднялся с нар и задумался.
Он когда-то был приказчиком в магазине, да сбили его с панталыку злые люди, товарищи, споили и оставили без места. Запил он горькую и в конце концов очутился на Хитровом, как и многие другие. Не было парню никакой отрады, никакого просвета, лишь одна водка да водка, но судьба свела его с женщиной. Она была когда-то купчихой, имела даже свою лавку, но прогорела, стала заниматься развратом и появилась также на Хитровом.
Оба они влюбились друг в друга и зажили вместе. Жили, как скоты, как дикие звери, но все же поддерживали хоть чем-либо друг друга, а тут попался ирод, молодой босяк Степка Голопуп и отбил у него Марфушку.
— Отмщу, отмщу непременно Степке. Жизни не пожалею, а отмщу, — бормотал побелевшими губами Ванька.
Степка Голопуп был в числе так называемых рыцарей Хитрова рынка. Он промышлял карманным воровством, а где при случае и делал более важные потравы.
И Ванька решился ему жестоко отмстить.
Сообщать полиции о том, что Степка карманщик, не стоило. Она и так знала в лицо всех Хитрованских карманщиков. Нужно было уличить Степку, поймать его с поличным, и Ванька взялся за это дело, как берется за дело опытный сыщик-разведчик.
И с этих пор, как мать, стал Ванька следить за Степкой, притворялся его другом и приятелем и даже вошел в компанию тройки, оперирующей по конкам.
Раз как-то Степка, Ванька и еще третий карманщик, Федька, вскочили на подножку трамвая, желая слимонить у кого-либо часы. Давка была ужасная и Степка, как самый проворный, запустил руку одному толстому купцу под жилетку.
Ванька воспользовался моментом и так толкнул Федьку, что тот вверх тормашками вылетел из конки прямо на мостовую. Конку остановили в виду несчастного случая, а купец схватил Степку за руку и закричал караул.
К конке со всей мочи бежал постовой городовой.
— Кто кричал: караул? — спросил он у кондуктора.
— Это я, — ответил купец, — вот видишь, карманщика поймал, веди его, любезный, в участок.
Степку схватили и повели, а Ванька, как ни в чем не бывало, стал помогать Федьке и пошел с ним, утешая его в неудаче, на Хитровку.
К вечеру обитатели притона сошлись вместе. Пришла и Марфушка.
— А где же Степка? — спросила она.
— В участок попал, — ответил Федька, — большая карамболь. Меня с конки так и выбросило. Я неловко стоял. Один Ванька цел остался, а Степку слопали.
«Значит, он и подвел его, истый Ванька Каин, — подумала Марфушка, — ну, уж если я его поймаю, цел он от меня не уйдет. Не таковская».
Затем она замолчала и до поры до времени продолжала жить с Ванькой, ничем не выказывая своего подозрения.
О Степке не было ни слуху, ни духу.
Попал ли он в тюрьму или сидит все еще в участке, оставалось совершенно неизвестным.
Ваньку мучила совесть. Он снова запил горькую, но и водка его не удовлетворяла, и вот парень принялся за ремесло сыщика, думая хоть злом удовлетворить свою скучающую душу.
Он добровольно поступил в сыскное отделение, стал получать за это известное жалованье и принялся выслеживать своих товарищей и выдавать их полиции А на Хитровом рынке ведь творится много темных дел.
Прежде всего Ванька принялся за фальшивых паспортистов. На Хитровом ведь их прямо целая фабрика. Он взялся указать их местопребывание полиции.
Фабрика фальшивых паспортов помещалась в одном грязном подвале. Там жила старая-престарая карга, которая хранила паспортные книжки в дыре под половицей. Все они были уворованы или тайком печатаны в какой-либо типографии — это вообще неизвестно, но они были. Более грамотные из босяков их писали и подписывали, затем резали печать на редьке и припечатывали ею. Заказы на паспорта получал один пропившийся художник, который ходил по молодежи и всяким студентам и сбывал он книжки по трешке и по пятерке. Третью или пятую часть получаемого он обязательно пропивал, а остальные деньги шли на общую выпивку и закуску чуть не всему Хитрову рынку.
Как парень грамотный, ловкий и расторопный, Ванька был принят на фабрику рабочим и скоро изучил всю технику этого нетрудного дела.
Оставалось лишь предать фальшивых паспортистов.
Он явился в сыскное отделение и сейчас же сообщил весь адрес и способ выделки материала на фабрике.
