Смерть в «Ла Фениче» - Леон Донна (читать книги без регистрации .TXT) 📗
Время было позднее, и, зная, что она устала, он не стал ее отвлекать и сам пошел сварить себе кофе.
— Поздновато для кофе — ведь знаешь, что не заснешь потом, — сказала она, определив по звукам, что именно он делает.
Направляясь к плите, он по пути взъерошил ей волосы:
— Я придумаю, чем заняться.
Фыркнув, она поставила черточку посреди предложения.
— Зачем ты хочешь с ними встретиться?
— Разузнать все что можно о Веллауэре. Про то, что он гений, я уже читал, про его карьеру и про жен — тоже, но я не имею ни малейшего представления о том, что он был за человек.
— И ты полагаешь, что людям того сорта, — веско, с ударением, выговорила она, — которые ходят на приемы к моим родителям, что-то о нем известно?
— Меня интересует его частная жизнь, а эти люди могут кое-что об этом знать.
— Подобные вещи можно найти и в «Стоп».
Он не переставал удивляться тому, что человек, преподающий английскую литературу в университете, так хорошо ориентируется в бульварной прессе.
— Паола, — сказал он. — Мне важно знать, как все обстоит на самом деле. А «Стоп» тебе напишет хоть про аборты матери Терезы.
Снова фыркнув, она перевернула страницу, оставив на ней сердитые отметки синим карандашом на полях.
Он открыл холодильник, достал литровый пакет молока и, плеснув немного в кастрюльку, поставил на огонь — подогреть. Из долгого опыта он знал, что от чашечки кофе она, разумеется, откажется, сколько бы он туда ни набухал молока, — уверяя, что не заснет. Но раз уж он пьет кофе, она отхлебнет у него глоточек-другой и выпьет почти весь сама, а потом будет спать как убитая. Он вытащил из шкафчика пакет со сладким печеньем, купленным вообще-то для детей, и заглянул внутрь — много ли осталось.
Когда закипевший кофе оказался в верхнем отсеке кофеварки, он перелил его в кружку, добавил горячего молока, положил сахару — меньше, чем обычно клал себе, — и направился к столу, чтобы сесть напротив Паолы. Рассеянно, по-прежнему углубленная в свои тетрадки, она протянула руку за кружкой и сделала глоток еще прежде, чем он. Когда она снова поставила кофе на стол, он обхватил его, но пить не стал. Она перевернула страничку, снова потянулась за кружкой и, почувствовав сопротивление, подняла на него глаза.
— Э?
— Не дам, пока маме не позвонишь.
Она попыталась оттолкнуть его руку. Но снова встретила сопротивление и написала на ней ручкой грубое слово.
— Тебе придется надеть смокинг.
— Я всегда надеваю смокинг, когда хожу к твоим родителям.
— Ага, только вид у тебя в нем не очень-то радостный!
— Ладно, — пообещал он. — Обещаю надеть смокинг и иметь при этом радостный вид. Так ты позвонишь маме?
— Ладно, — уступила она. — Но насчет смокинга мы договорились?
— Да, мое сокровище, — он начал подлизываться. Отпустил кружку и даже пододвинул к ней поближе. Когда она сделала еще глоток, он вытащил из пакета печенье и обмакнул в кофе.
— Ты отвратителен, — сказала она и улыбнулась.
— Простой крестьянин, — согласился он, запихивая печенье в рот.
Паола никогда особо не распространялась о своем детстве в родительском палаццо, с нянькой-англичанкой и оравой прислуги, но если он что и знал об этих годах ее жизни, так это то, что ей никогда не разрешали макать печенье в чай или кофе. В данном факте он усматривал существеннейший пробел в ее воспитании, почему и настоял, чтобы хоть детям это позволили. Паола согласилась — разумеется, скрепя сердце. И ничего — никаких серьезных симптомов моральной или физической деградации ни у сына, ни у дочери пока что не выявилось — о чем он не уставал ей напоминать.
По резкости, с которой она торопливо вывела свое заключение внизу странички, он понял, что на сегодня ее терпение подходит к концу.
— Устала я от этих тупиц. — Она завинтила ручку и бросила на стол. — Уж лучше заняться убийцами. Их, по крайней мере, можно наказать.
Кофе кончился — иначе он бы обязательно пододвинул к ней кружку. Но вместо этого он поднялся и достал из шкафчика бутылку граппы — единственное, что могло его сейчас поддержать.
— Прелестно, — заметила она. — Сперва кофе, а теперь еще и граппа. Теперь мы вообще не заснем.
— Или не дадим друг другу уснуть?
Она зарделась.
Глава 11
Наутро он явился в квестуру к восьми, прихватив свежие газеты, и быстренько их проглядел. Новой информации оказалось немного; почти все уже было сказано накануне. Биография Веллауэра, правда, стала чуть длиннее, требования привлечь убийцу к ответу — еще категоричней, но Брунетти не нашел ровным счетом ничего такого, чего бы уже не знал.
Лабораторный отчет лежал у него на столе. Единственные отпечатки пальцев, найденные на чашке со следами цианистого калия, принадлежали Веллауэру. В его гримерке отпечатков обнаружилось такое множество, что проверить все не представлялось возможным. И раз уж на самой чашке чужих отпечатков не нашли, то выяснять личности всех, побывавших в гримерке, большого смысла не имело.
К отчету об отпечатках прилагался перечень найденных в гримерке предметов. Он припомнил многие из них: партитуру «Травиаты», со множеством дирижерских пометок на каждой странице, сделанных острым готическим почерком; расческу, бумажник, мелочь из карманов; одежду — ту, что была на маэстро, и ту, что висела в шкафу; носовой платок и упаковку мятных таблеток. Кроме этого, фигурировали часы «Ролекс», авторучка и маленькая записная книжка.
Офицеры полиции, ходившие поглядеть на жилище дирижера — потому что назвать это обыском язык не поворачивался, — составили соответствующий отчет, но так как оба понятия не имели о том, что им следует искать, то Брунетти не особенно и рассчитывал обнаружить в сем документе что-либо важное или хотя бы любопытное; тем не менее открыл и внимательно прочел его.
Для человека, проводящего в Венеции всего несколько недель, у маэстро оказался необычайно богатый гардероб. Брунетти поразился дотошности, с какой описывался каждый из предметов одежды: «Черная двусторонняя кашемировая куртка („Дука д'Аоста“); кобальтовый с блекло-умбровым свитер, размер 52 („Миссони“)». Ему на какой-то миг даже показалось, что он нечувствительно перенесся из здания управления полиции в один из бутиков Валентино. Заглянув в конец отчета, он обнаружил там то, чего так опасался, — подписи Альвизе и Риверры, тех самых полицейских, что год назад написали по поводу трупа, выловленного из моря возле Лидо: «Смерть, похоже, от остановки дыхания».
Он продолжил читать отчет. Синьора, вероятно, не разделяла этого увлечения своего покойного супруга нарядами. В свою очередь Альвизе и Риверре, если судить по их опусу, остались невысокого мнения об ее вкусе. «Ботинки из Варезе, всего одна пара. Пальто, черная шерсть, этикетка отсутствует». Впрочем, обоих, несомненно, впечатлила библиотека, — по их описанию, «обширная, на трех языках и, похоже, на венгерском».
Он перевернул страницу. В квартире было две просторные комнаты для гостей, у каждой — отдельная ванная. Свежие полотенца, шкафы пусты, мыло от Кристиана Диора.
И — никаких признаков дочери синьоры Веллауэр: ничто в отчете не указывает на присутствие в доме третьего члена семьи. Ни в одной из гостевых комнат не обнаружилось ни одежды девочки-подростка, ни книг, ни каких-либо личных вещей. Брунетти, привыкшему на каждом шагу спотыкаться о непосредственные свидетельства присутствия собственной дочки, это показалось странным. Синьора, конечно, объяснила, что девочка ходит в школу в Мюнхене. Но увезти с собой туда все-все свое барахлишко — это надо быть удивительным ребенком!
Далее следовало описание комнаты экономки-бельгийки, на взгляд обоих офицеров чересчур скромно обставленной, и самой экономки, по их же словам, подавленной, но готовой к сотрудничеству. Последним в описании шел кабинет маэстро, где и были изъяты «документы». Некоторые из таковых впоследствии вернули назад, предварительно показав переводчице с немецкого, которая засвидетельствовала (на листке, приобщенном к отчету), что «основной их массив относится к контрактам и профессиональной деятельности покойного». Ежедневник был тщательно просмотрен и признан несущественным.
