Лейтенант милиции Вязов. Книга третья. Остриё - Волгин Сергей (книги полностью .TXT, .FB2) 📗
Суслик попытался выдернуть руку, несколько шагов протащил за собой лейтенанта, однако освободиться ему не удалось.
Он присел, хотел ударить лейтенанта по руке, но увидел мертвые глаза и застыл в ужасе.
Михаил и мертвый держал бандита …
Подбежавший милиционер оглушил Суслика кулаком.
Стоя за углом, Пашка видел, как провели Суслика и пронесли в машину лейтенанта. Машина ушла, а он еще долго стоял за будкой и размышлял: «Святого взяли, Суслика - тоже, а меня разве оставят на воле? Не такие там дураки!»
Пашка сел на землю, прислонился спиной к фанерной стенке. Что-то ослабели ноги. Перед Петькой и даже перед Сусликом он мог храбриться сколько, угодно, а вот наедине с самим собой …
- Ну и черт с ними!- выругался он и вскочил.- Все равно возьмут.
В автобусе Пашка нетерпеливо топтался. Скорее бы …
В отделении чувствовалась суматоха, милиционеры не ходили - бегали. Выскочил дежурный, заорал на шофера и скрылся- В машину влезли два капитана.
Пашка увидел вышедшего Невзорова и кинулся к нему.
- Гражданин начальник! Сам явился … Забираете!
Невзоров некоторое время смотрел на Пашку какими-то блеклыми глазами, наверное, он никого перед собой не видел, и вдруг глаза его покраснели, и он заорал с надрывом, с бессильной злобой:
- Убирайся к чертям собачьим! Без тебя тошно …
Лейтенант ушел.
Пашка стоял онемевший. Что? Его не признают за вора? Кто же он, Пашка Окороков,! Кто?!
Подполковник Урманов стоял у стола, перебрасывая папиросу из одного угла рта к другому, и с бессильной ненавистью смотрел на входившего Суслика. Преступник не успел еще подойти к столу, а подполковник уже задал вопрос:
- Твои?!- и показал глазами на две финки, лежавшие на столе. Суслик сморщился, может быть, усмехнулся - понять было трудно, и сказал гнусаво:
- Так и быть, расколюсь.
- Подписывай ПРОТОКОЛ!
На краю стола лежал заготовленный заранее протокол. В нем, собственно, было написано всего несколько слов. Суслик нагнулся и прочитал: «Я убил гражданина Окорокова и лейтенанта милиции Вязова…». Дрожащей рукой он взял ручку и расписался. Потом медленно выпрямился. Маленькое лицо его сморщилось еще больше и, казалось, уменьшилось в два раза.
- Теперь в расход?- глухо выдохнул он.
- Я бы тебя!.. - выхватив изо рта папиросу, бледнея, закричал подполковник и, бессильно опускаясь на стул, отдал распоряжение:- Уведите!
ИЗ ДНЕВНИКА НАДИ
Беру дневник, наверное в последний раз. Ох, как тяжело записывать. И ручка тяжелая, словно железный лом, и рука немеет.
Я сижу за столом, у меня мама, она спит на кровати. Она не оставляет меня одну … Не страх сковывает меня, не жалость к себе.
Вижу Мишу живого … Он мне говорит:
- Да, ничего не поделаешь, жизнь еще плохо устроена, борьба иногда входит в крутые виражи …
Ночь темным-темна. Мне душно. Почему? За окном шумит ветер, идет снег. А тишина в комнате вот-вот взорвется.
Квадраты окон тусклы и печальны.
Снег …
Я сидела у гроба и смотрела на белое лицо Миши, на белый снег, падающий на гроб … Я плакала беззвучно и не видела ни машин, ни дороги, ни людей. К сердцу подступали какие-то волны, оно сжималось и замирало. А я держалась и все твердила: «Нельзя раскисать… Миша осудит… Нельзя раскисать…».
Я поняла: горе безутешное, его просто надо пережить.
Ох, как плохо провожать человека в небытие!
Я, кажется, видела склоненные седые головы деревьев …
А жизнь течет, и в ней тонет всякое, даже безысходное горе. Кладбище … У меня подкосились ноги- силы почему-то иссякли.
Кто-то посадил меня на стул.
Людей я видела, как сквозь туман.
Выступающих я не узнавала, но не важно кто были они, важно, что эти люди говорили о людской чистоте, смелости и честности, обо всем, чем отличается человек с большой буквы. Они говорили о Мише …
«И как бы ни ярилось старое, отживающее отребье человеческое, мы все равно победим!»- сказал кто-то, а я подумала: «Я тоже должна драться с отребьем и побеждать…». И тут поклялась на могиле моего мужа, погибшего от руки мерзавца, не щадя ни сил, ни жизни уничтожать всякую нечисть, вычищать, выгребать людской мусор, сдирать, если потребуется,-зубами! ..
Вот и конец последней записи … Устала рука, устала я. Прощай, мои дневник!
ОТ АВТОРА
Ушли с кладбища машины, люди уже разошлись, а Костя все стоял невдалеке под деревом, неумело курил папиросу. Кашлял до слез, но курил упорно, до одури. Потом подошел к могиле Михаила Анисимовича.
Снег, липкий и влажный, старательно устилал землю, засыпал свежие комья могильной насыпи, казалось, он старался скрыть следы дел людских, обновить землю.
Костя, закрыв лицо руками, плакал. Он не слышал, когда к нему подошли Вера, Пашка и Петя. Они стояли рядом и смотрели на него печальными глазами.
- Пошли, Коська, замерзнуть можно,- сказал Пашка.
Костя не ответил. И не пошевелился.
- Новость сообщу тебе,- помедлив, продолжал Пашка.- Завязал я намертво … С Петькой ходил к его директору. Обещал принять …
Костя молчал.
- Ты чего молчишь?- испугалась Вера и дернула Костю за рукав. Костя отнял от лица руки, посмотрел на товарищей
- Пошли,- повторила Вера.
Костя поднялся и пошел по тропинке между могил, загребая ногами снег. Пашка и Петя тронулись вслед.
Вера шла сзади и украдкой вытирала глаза.
