Змеиный зуб - Келлерман Фэй (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Когда я в последний раз заглядывала в документы, там говорилось, что этот дом и мой тоже.
— Я не выгоняю тебя из дома, я просто прошу тебя выйти из этой комнаты.
— Пусть Рина останется, — сказала Синди. — Я ничего не имею против.
— А ты не вмешивайся! — выкрикнул Декер, направив на дочь указательный палец. — Не лезь, когда я выясняю отношения с моей женой.
— Нет, папа, это мы с тобой выясняем отношения, а ты вовлекаешь в наш конфликт еще и Рину.
— По тому, как ты со мной разговариваешь, я вижу, что дерзости тебе не занимать.
— Я лучше уйду, — решила Рина.
— Отличная идея, — бросил Декер.
Рина отправилась в спальню, но дверью при этом хлопать не стала, что немало удивило Синди — она бы на месте мачехи заявила о своем недовольстве как можно громче. Отец ее тем временем продолжал говорить, а точнее — вещать, высказывая очень правильные, но ужасно банальные мысли.
—... даже не удосужилась со мной посоветоваться, — услышала Синди, переключив внимание на него.
— Я заранее знала, что ты скажешь, — заявила она.
— Ты, как я погляжу, прямо ясновидящая.
— Нет, но я в состоянии прочитать мысли собственного отца. И я совершенно права — ты ко мне необъективен.
— При чем тут необъективность, — огрызнулся Декер. — Я отговариваю тебя от поступления в полицейскую академию точно так же, как отговаривал бы и любого другого.
— Хорошо, что не ты отвечаешь за производство рекламных роликов академии для полицейского управления Лос-Анджелеса.
— Синди, есть люди, действительно подходящие по своим данным для полицейской работы. Но и среди них мало кто становится хорошим офицером. Если человек принадлежит к такому типу людей и при этом обладает недюжинными мыслительными способностями, огромным запасом терпения, если он умеет держать язык за зубами, наделен острой интуицией и способен сначала думать, а уж потом реагировать, то, возможно, он и сумеет стать хорошим полицейским. И еще: хотя корректность и вежливость — необходимые составляющие нашей работы, все же быть большим и сильным — это не последнее дело и здорово помогает, знаешь ли. А теперь посмотри на себя!
— По-твоему, я заморыш весом в девяносто фунтов?
— Нет, но любой мужчина твоих габаритов и с нормально развитой мускулатурой справится с тобой за несколько секунд.
— Для таких случаев существует мой могучий интеллект.
— Интеллект-то у тебя есть, да только ты не умеешь им пользоваться, Синди. Ты человек нетерпеливый, не выносишь, когда тебе приказывают, ты неспособна на кропотливую работу, слишком эмоциональна и импульсивна... Чего стоит одно только твое решение бросить аспирантуру.
— Я долго думала, прежде чем сделать этот шаг.
— Значит, недостаточно долго. И сколько бы ты ни тренировалась, тебе никогда не сравниться с большинством мужчин. Человек моего роста и веса раздавит тебя, как перезрелый помидор.
— Опять ты за свое, папа.
— У тебя и темперамент не тот, чтобы работать в полиции, и вообще ты для этого не годишься. Из тебя не выйдет хороший полицейский, а плохой полицейский — это, считай, мертвец.
— Ну, спасибо, папа, подбодрил.
— Уж лучше ты будешь злиться на меня, чем мне придется тебя хоронить. — Декер повернулся к дочери, сверля ее сердитым взглядом. — Пожалуйста, для твоего же блага, найди какой-нибудь другой, более подходящий способ расквитаться со мной.
— Значит, по-твоему, я делаю это для того, чтобы тебе отомстить? Что это ты во фрейдизм ударился?
— Честно говоря, я не знаю, почему ты это делаешь. Необъяснимых поступков в твоей жизни было уже немало, но этот — самый опасный из всех.
— Ты ведешь себя неразумно и несправедлив ко мне, — сказала Синди, и глаза ее наполнились слезами.
— Не надо плакать, дорогая Синтия Рэчел. Тебе кажется, что я говорю с тобой слишком жестко? Погоди, тебе еще предстоит познакомиться с инструктором-сержантом. Ты думаешь, на него произведут впечатление твои слезы? Начнешь нюнить, а он тебе скажет: «Брось придуриваться, а не то я тебе закачу от десяти до пятнадцати нарядов за то, что сопли распустила».
— Ладно, сдаюсь, — пробормотала Синди и сердито вытерла ладонью глаза.
Декер прекратил мерить шагами комнату и, прикрыв глаза, попытался унять душивший его гнев. В конце концов, он ведь говорил с родной дочерью. Подойдя к Синди, он мягко положил ей руки на плечи, но она раздраженным движением стряхнула их с себя.
А чего ты, собственно, ждал, спросил сам себя Декер.
— Синди, я вовсе не пытаюсь одолеть тебя в споре. Я просто стараюсь быть с тобой предельно честным. А с работой в полиции я слишком хорошо знаком.
— Я знаю это и уважаю твой опыт, — прошептала Синди. — Но, при всем моем уважении к тебе, мне двадцать четыре года, и я сама буду принимать решения. И расхлебывать неприятные последствия своих решений, если что-то случится, я тоже буду сама. Пап, думаю, мы оба сказали уже достаточно, так что разговор можно считать законченным.
— Ну уж нет, до этого еще далеко.
— Тебя к телефону, Питер. — В дверях стояла Рина.
Декер резко повернул голову в ее сторону.
— Ну кто там еще?
— Это Мардж.
— Это что, срочно?! — рявкнул Декер.
— Я не знаю, — спокойно ответила Рина. — Если хочешь, я у нее спрошу.
Декер сжал руки в кулаки, потом медленно разжал пальцы.
— Оставайся здесь, голубушка, я с тобой еще не закончил, — бросил он дочери и шагнул за порог, хлопнув дверью с такой силой, что Синди вздрогнула.
Как только отец вышел, она вскочила и заходила взад-вперед по гостиной.
— Ну и кретин! — в сердцах воскликнула она. — Неудивительно, что мать завела себе кого-то на стороне.
Внезапно до Синтии дошло, что она не одна в комнате — Рина по-прежнему стояла у двери. Девушка почувствовала, как ее бросило сначала в жар, потом в холод. Она боязливо взглянула на мачеху.
— О, господи. Вы... он... вы...
— Ничего, все в порядке, Синди. Я знала об этом.
— Боже мой! — Синди прикрыла рот ладонью. — Я просто поверить не могу, что сказала такое. Господи, какая же я мерзавка!
— Ты просто раздражена. Хочешь выпить кофе? Или, может быть, чаю?
— Я бы приняла с полдюжины таблеток адвила.
— Может, хватит одной?
— Вы знаете, он прав! — Синди плюхнулась на один из стульев, обитых оленьей кожей, и еще раз вытерла глаза. — Я совершенно не умею сдерживаться. У меня с языка срывается такое...
Рина промолчала. Синди снова взглянула на нее.
— Значит, он вам все рассказал?
Рина кивнула.
— Должно быть, вы с ним действительно очень близкие люди.
— Да, наверное, — согласилась Рина, подавив улыбку.
— На самом деле все было не совсем так по-идиотски, как может показаться из-за того, что я тут наговорила. Отец никогда не упоминал об этом. И во время процедуры развода это нигде никак не всплывало. Как бы они ни ругались между собой, отец ни разу не попрекал этим маму. Иногда я даже сомневалась, знает ли он. Но потом поняла, что он все знает, просто не хочет распространяться об этом. Мама не всегда была осторожна и тактична... например, звонил нам кто-то, а когда к телефону подходила я, на том конце вешали трубку.
Рина понимающе кивнула.
— Знаете, я не хочу во всем винить маму. Отца вечно не было дома. И даже когда был, все равно как бы отсутствовал. Он хороший отец. Все делал правильно. Приходил в школу на собрания и конференции. Но при этом всегда казался каким-то чужим. Он был ужасно несчастен. И мама тоже. Они вынужденно поженились — из-за меня.
— Они оба очень тебя любят.
— Я знаю. Они держались, сколько могли. Хотя я никогда не просила их это делать. Они такие разные. Вы знаете, как они познакомились?
Рина кивнула.
— Твой отец ее арестовал.
— Ну да. Во время какой-то дурацкой антивоенной демонстрации. Когда мама забеременела, она поняла, что ей придется бросить колледж. В двадцать лет она оказалась прикованной к дому и кухне, да еще с хнычущим младенцем на руках, без всякой помощи. А ее друзья и подруги развлекались на вечеринках. Не знаю, почему она не сделала аборт. — Синди немного помолчала. — Хотя нет, знаю. Отец бы ей не позволил. Но я уверена, что она была ужасно несчастна. Она до сих пор говорит о своей загубленной молодости.
