И заплакал палач... - Дар Фредерик (читать книги бесплатно полные версии TXT) 📗
Я поднял на Марианну глаза и увидел у нее в руках газету. Газету, из которой она вот-вот узнает о том, что я ценой стольких жертв от нее тщательно скрывал. Я кинулся к ней.
– Отдай, Марианна!
Я выхватил газету у нее из рук. Кинул взгляд на первую страницу: ничего. На других страницах тоже ничего не было. Я посмотрел на дату и понял, что "Фигаро" вышло на два дня раньше, чем "Франс-суар". Я отдал Марианне газету, но она не взяла.
– Почему ты так сделал, Даниель?
– Прости, пожалуйста.
– Как будто боишься, что я прочитаю тут какие-то вещи.
– А, ты так думаешь?
– Да!
– Нет, ты не права, Марианна, я просто боюсь, что к тебе вернутся прежние впечатлениям, ну просто весь дрожу, не могу сдержаться...
И добавил тихо:
– Понимаешь?
– Да, понимаю... Но все-таки, Даниель, ты же знаешь, что рано или поздно память ко мне вернется.
– Что ты! Что ты говоришь!
– Я чувствую... В голове у меня что-то расступается. Каждую минуту я вдруг начинаю видеть какие-то неясные вещи, как будто смотришь в комнату через запотевшее окно.
– И сегодня с утра ты опять что-то видела?
– Да. Пока ты писал мой портрет.
– Что ты видела?
Она задумалась.
– Дом... Прихожую... Я знаю, что наш дом такой же, как этот. С прихожей внизу. Двухэтажный.
– Ты уверена?
– Почти.
– Этот дом помогает тебе вспоминать, да?
– Да.
– Тогда надо отсюда уехать!
– Нет, Даниель, уже слишком поздно. Знаешь, я хочу избавиться от этих мук... Лучше уж вспомнить... Это ничего не изменит в моей любви к тебе. Кто бы ни были люди, которых я вспомню, я останусь с тобой! Я ведь уже говорила тебе в Кастельдефельсе: я никогда не любила никого другого, кроме тебя! Чем ближе я подхожу к правде, тем больше внутренне в этом убеждаюсь!
Я поцеловал ее. Губы Марианны были не такими свежими и прохладными, как обычно. Наверное, у нее жар. Да, в ней что-то совершалось.
– Марианна, ты только что сказала: я знаю, что наш дом такой же, как этот.
– Ну и что?
– Ты сказала "наш", значит, понимаешь, что жила там не одна.
Марианна провела рукой по волосам, ногти цеплялись за медовые пряди, затмевавшие в комнате весь свет.
– Мне кажется, все-таки я жила одна... Кто-то недавно умер. Я никак не могла свыкнуться с этим...
Она словно прислушивалась к какому-то тайному голосу внутри себя.
– И все-таки нет... Кто-то был...
Она подняла голову. Теперь ее движениями руководил инстинкт.
– Кто-то... наверху... Кто-то мешал мне играть на скрипке.
– Напридумывала себе!
– Нет. Постой...
Я ужасно испугался.
– Не надо! Не надо, Марианна, не вспоминай больше! Слышишь? Я не хочу! Перестань!
Она села к столу и стала резать на мелкие кусочки фрукты в выщербленной салатнице.
Я забрал "Франс-суар" и вышел читать в сад.
По крайней мере, здесь уж она не застанет меня врасплох. Можно будет спокойно почитать. Чтобы узнать побольше!
27
Газета ее не пощадила. Но и я не прочел ничего такого, чего бы не знал раньше. Сыщик обнаружил трупы, и в Сен-Жермене начался настоящий переполох.
В статье описывали жизнь Марианны, напирая на то, что она распутничала. Корыстная провинциалка, чтобы обеспечить безбедное существование, взяла себе любовника мамаши после ее смерти. От него родила ребенка, но им не занималась, предпочитая, как выразился репортер, все время пиликать на скрипке. Довела малыша до голодной смерти, а когда старик об этом узнал, и его прикончила. Такова была версия полицейских...
В бумажнике Бридона не оказалось ни гроша, и это будто бы доказывало, что Марианна Ренар перед тем, как сбежать, ограбила свою жертву. Приметы ее разослали повсюду и надеялись на скорую поимку "чудовища". Заканчивалась статья предположением о том что у Марианны был любовник, с которым она и сбежала. Этот любовник (то есть, я) позднее приходил в дом, чтобы забрать какую-то ценную вещь, а возможно, он-то и обворовал Бридона. Полицейские напали на его след и собирались через него добраться до Марианны.
Я изорвал газету на мелкие кусочки и втоптал их в землю под пальмой. А потом пошел к "чудовищу".
Никогда еще я не видел ее такой красивой и грустной. Никто ее не пожалел, нет, никто! Эта женщина была проклята. И все-таки я понимал, почему она убила. Я представлял себе романтичную девочку, воспитанную матерью-невротичкой, которая принимала у нее на глазах своего мужлана-любовника. Музыка для нее была как бегство. Вся ее поэтическая, чувствительная натура сконцентрировалась на кончике смычка. Когда она играла, отвратительная, суровая жизнь теряла всю свою жестокость. После трагической смерти матери старик перекинулся на нее, и она покорилась, потому что для ее хрупкой души он олицетворял требования самой, жизни. Он был необходимостью, выкупом, который нужно платить каждый день. Рождение ребенка вызвало в ней, я думаю, не столько радость, сколько удивление и страх. Малыш не пробудил никаких материнских чувств. И мало-помалу она... (я скажу сейчас немыслимую вещь, но она объясняет то, что случилось) она о нем забыла! Ребенок сделался неясной помехой, не дававшей полностью раскрыться таланту скрипачки!
– У тебя какой-то расстроенный вид, Даниель!
Надо было сделать вид, что все в порядке.
– Всегда у тебя одно и то же! Просто озабочен...
– Кем?
– Не кем, а тем, что я натворил!
– Правда?
– Правда!
– Ты можешь попасть в тюрьму?
– Конечно!
Она покачала головой.
– Не хочу, чтобы тебя сажали в тюрьму, Даниель. Что я буду делать без тебя? Ну скажи! Я не смогу жить!
– Меня не посадят!
– Ты так думаешь?
– Обещаю...
– Это было бы для меня ужасно, понимаешь?
– Давай не будем об этом говорить, Марианна. Бояться чего-нибудь гораздо хуже, чем когда самое плохое уже произошло. Давай-ка лучше накрывай на стол. Что там у нас в меню?
– Омлет!
– Яичница?
Она улыбнулась.
– Любишь яйца?
– Обожаю!
От омлета шел приятный запах. Я смотрел, как суетится Марианна. Стряпала она неумело и, как настоящая артистка, была не приспособлена для домашних дел.
Когда омлет был наконец готов, он походил на что угодно, только не на омлет. С одного края подгорел, а с другого оказался совсем белым.
Марианна поставила на стол две тарелки. От прежних хозяев осталась какая-то старая посуда, ее оставили нарочно, чтобы потом сдавать помещение, как меблированное со всей утварью.
Марианна принесла сковородку и положила мне огромную порцию омлета.
– Попробуй. Вкусно?
Я попробовал. Она забыла его посолить.
– Восхитительный, – соврал я. – Еще чуточку соли, и будет просто великолепно.
Себе в тарелку она тоже положила приличный кусок. Но в сковороде оставалось еще много. Я взглянул на Марианну и удивился. Потому что она вдруг будто замерла. Опять показалось, что она прислушивается к каким-то голосам внутри себя, к словам, недоступным для других. А потом, как робот, не выпуская из рук сковороды, двинулась к лестнице.
– Куда ты?
Я не спросил, а прямо прорычал. Даже горло заболело.
Она обернулась, словно во сне.
– Пойду отнесу ему тоже!
Если бы вдруг на столе передо мной возник трупик малыша, и то бы я не испытал такой встряски.
– Кому?
В глазах ее плыл какой-то туман.
– Ему...
Она вернулась и поставила сковородку обратно на плиту.
– Не могу вспомнить, Даниель, ужас какой! А ведь я знала, что там, наверху кто-то ждет!
– Марианна, наверху никого нет! НИКОГО!
Я встал и схватил ее за плечи.
– Никого! запомни хорошенько! Нас здесь только двое! Мы здесь одни! ОДНИ!
– Да-да, Даниель. Не кричи, прошу тебя.
Если так будет продолжаться, я сойду с ума.
– Повтори, Марианна! Повтори, чтобы раз и навсегда вбить себе это в голову! Мы здесь одни!
