Схождение во ад - Молчанов Андрей Алексеевич (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Идея была ясна: в случае конфискации особняка, немецкие власти должны были бы компенсировать арендатору указываемые им финансовые потери, а потому насчет "вдогонку", не получилось: составление требуемого документа обошлось Михаилу в дополнительные полторы тысячи марок, затребованных алчными держателями армейских печатей и бланков.
Армия, равно как и страна, ею от кого-то защищаемая, перенимала капиталистическую меркантильность и впадала в коммерцию стремительно и повсеместно. Социалистический "блат" органично трансформировался в жесткий финансовый расчет.
Розничный магазинчик в Карлсхорсте являл собою лишь вершину айсберга тех Мишиных свершений, за которыми маячила коррумпированная верхушка лиц с золотыми погонами.
Полуспившиеся прапорщики, возившие за десять-двадцать марок взводы солдат для отоваривания в магазинчике, рентабельности основному бизнесу не делали. Зато, приходя в знакомые кабинеты армейских хозяйственных чиновников, Михаил подписывал контракты на снабжение частей продуктами и промтоварами, цена на которые устанавливалась произвольно и без каких-либо дискуссий. Чиновник распоряжался безликой, однако реальной безналичной суммой, необходимой для тех или иных закупок, не задаваясь вопросом, кому из поставщиков данную сумму переводить; проблема для него заключалась единственно лишь в размере взятки за предоставляемый эксклюзив. Брались же взятки крупнокалиберными купюрами, преимущественно - с портретами братьев Гримм - великих сказочников.
Таким образом, бюрократические традиции развитого социализма находили свое абсолютное соответствие хищным принципам капиталистического мировоззрения, порою заставляя Михаила вспоминать лукавую философскую формулировку: " в дьяволе Бог ", что являлась неверной концепцией, ибо Бог - Богом, а сатана - сатаною.
Впрочем, Миша молился исключительно на денежные знаки, философией и какой-либо верой себя не утруждая.
С другой стороны, благоденствуя, забыв прошлые беды и мытарства, испытывал он порою неясную досаду, ибо благополучие свое строил на офицерских и солдатских грошах, как и жлобы в генеральских мундирах, что когда-то, как ни удивительно, тоже были бедными лейтенантами...
Факт, что его обирают, был известен каждому здешнему солдатику, считавшему таковое положение вещей вполне естественным, что уяснил для себя Михаил из бесед с рядовыми автотранспортной, к примеру, роты, сливавшими ему за полцены в "Мерседес" казенный армейский бензин.
Таким образом, армия, как большая откормленная акула, имела на брюхе своем множество прилипал, которым суждено было сгинуть, как только рыбина уйдет в неблагоприятные, холодные воды...
Немало Мишу озадачивала та перемена в сознании не только военных, но и вообще практически всего бывшего советского народонаселения, что случилась в короткие годы, когда прежние понятия наживы и эксплуатации, считавшиеся несомненно преступными, стали вдруг естественными критериями повседневности. Постулаты коммунистической идеологии, зачастую несшие в себе толику бесспорного гуманизма, были с легкостью отринуты и преданы осмеянию, как и многие несомненные достижения советской истории, за которыми стояла кровь, труд и часто - заслуживающий уважения энтузиазм, чьи корни были духовны, а не материальны.
Отчего же так произошло? Отчего миллионы и миллионы людей столь просто отвергли весь прошлый смысл своего существования? Или точно также христианская Россия когда-то отказалась от Бога, подчинившись с покорностью и восторгом бесовским мероприятиям большевиков, топившим иконами печи и использующих храмы под картофельные склады?
Здесь, в Берлине, очень редко кто из так называемых наследников боевой славы отцов и дедов, всерьез задумывался, сколько было положено жизней, прежде, чем над цитаделью умного и безжалостного врага взметнулся флаг Победы. Данный факт мало кого интересовал.
И неужели, думал Миша, прошлая кровь оплачивается сегодняшней твердой валютой?..
Но то, конечно, были мысли праздные и высказывать их комулибо вслух попросту не стоило, ибо ничего, кроме недоумения, вызвать они у собеседников-прилипал не могли.
РОЛАНД ГЮНТЕР
Он проснулся в спокойной уютной тьме, и долгое время лежал без движения, понимая обреченно, что сегодняшний день - начало уже другой жизни, а к прошлой возврата нет, он сам перечеркнул ее - твердо и навсегда.
Оперевшись на локоть, подтянулся к окну, отодвинув буквально на миллиметр в сторону шторку светомаскировки.
Лужи выпарило солнце, беззаботный весенний день сиял над Берлином, на булыжной мостовой играли детишки,и абсолютно не верилось, что где-то рядом грохочет война, а его, Роланда, разыскивает гестапо, уже наверняка обнаружившее и машину, и покойного штандартенфюрера Краузе...
Рядом с домом, цокая подковами сапог по серому булыжнику, прошелся полицейский патруль, и Роланд инстинктивно отпрянул от окна: ему показалось, что офицер заметил щель между рамой и тканью светомаскировки...
Встав с постели, он замер, прислушиваясь, не донесется ли сейчас требовательный стук в дверь, означавший то страшное, о чем он не решался даже задуматься...
Пронесло. Никто не заметил ничего подозрительного, патруль прошел мимо, и Гюнтер, подставив словно опаленное жаром лицо под струю холодной воды из крана, понял, что страхи напрасны, и вряд ли кому взбредет в голову заглянуть в этот покинутый хозяевами дом.
Он зажег свечу и отправился в подвал, где обследовал запасы продуктов.
Помимо бочек с вином и пивом, в подземелье имелся изрядный запас консервов, картофеля, а подвешенные под потолок свиные копченые окорока приятно обнадежили Роланда в возможности пересидеть в таком убежище, если потребуется, долгие месяцы.
Он плотно позавтракал, выпил пару бокалов вина, и вновь провалился в сон, а проснулся уже поздним вечером от далеких взрывов - город опять бомбили.
Зажег свечу, послонялся бесцельно по комнатам, а после открыл портфель Краузе, вытащил толстенные блокноты с записми, сделанными бывшим начальником и - погрузился в их изучение...
Впоследствии он не раз спрашивал себя, жалеет ли, что коснулся этих проклятых рукописей?..
И - не находил ответа. Но время, проведенное в кромешной тьме заброшенного дома, запомнилось ему навсегда. Собственно, он и не ощущал никакого течения времени...
Горели свечи, озаряя неверным мечущимся светом страницы, плотно исписанные штандартенфюрером - черным магом, знавшим такие секреты третьего Рейха и СС, что ежеминутно изумляющемуся внезапными открытиями Роланду приходилось, справляясь с оторопью, то и дело прикладываться к алкоголю, и тяжелое пьянство, перемежаемое сном и чтением, стало своеобразным его бытием, чья ирреальность была заполнена таинственными, однако явно, как казалось ему, зримыми образами далеких миров и населявших их сущностей, питавшихся тонкими материями земных человеческих страданий.
Он не пытался постичь аспекты самой магической практики, детально описанные Краузе в своих дневниках; оккультные науки, о которых ему было известно лишь в общих чертах, как и большинству людскому, представились теперь пирамидой столь сложного и утонченного знания, на освоение которого, под неусыпным руководством искушенных наставников, требовались долгие и долгие годы.
К тому же он понял, что магическая сила даруется лишь редчайшим избранным, остальные же могут ее лишь заслужить.
Ритуалы, чье проведение зависело от фаз Луны, искусство релаксации и созерцания Таро - древней иероглифической книги, когда-то появившейся в Египте, секреты Каббалы; мирской, нравственный и божественный треугольники; столпы милосердия, строгости, нежности и сефироты, их составляющие; цвета "королевской шкалы", связанной с миром Брийа - эти понятия, как сотни и сотни иных, предназначались для образованных посвященных, и в подобные детали он, бывший младший офицер СС Роланд Гюнтер, самостоятельно вникнуть не мог.
Он уяснял лишь узловые позиции изысканий Краузе, стремящегося проникнуть в параллельные миры, населенные существами, порою не имеющими ничего общего с человеческой природой, но крайне заинтересованными в том, что творится на этой Земле.
