Загадка Ватикана - Тристан Фредерик (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗

— Вот это здорово. Обожаю драки. Центурион, включите этого юношу в завтрашние соревнования. Судьей буду я. Идите.

Когда они вышли из палатки генерала, Басофон воскликнул:

— Но у меня нет никакого желания участвовать в этом спектакле! Я должен найти моего товарища Гермогена и продолжить путешествие.

— Давай договоримся: я закрываю глаза на твое кощунство, а ты соглашаешься участвовать в соревновании. В противном случае моя совесть вынудит меня донести на тебя. Не ты ли скинул на пол изображение императора?

В этот момент приковыляли четыре охранника, побитые Басофоном. По их распухшим лицам видно было, что им здорово досталось. Они принялись жаловаться Бруту.

— Он победил нас с помощью колдовства. Палка его летала в воздухе, и он совсем не держал ее в руках. Мы подадим жалобу генералу.

— Эх вы, — укорил их центурион, — и вам не стыдно? Вы на все готовы, чтобы оправдаться. Так знайте, что генерал решил выставить этого парня на завтрашних соревнованиях против наших сильнейших чемпионов. Что вы на это скажете?

Солдаты удалились, но их ненависть разгорелась еще пуще. Они задумали устроить ловушку Басофону. Раз уж магия заключалась в посохе, они потребовали, чтобы бой проходил на мечах или с сетью и трезубцем — и больше никакого оружия.

Что до Басофона, то в глубине души он сознавал, что ему нечем гордиться перед римским воинством, но все же решил остаться в лагере до конца соревнований, которые рассчитывал выиграть без особых усилий. Центурион поселил его в собственной палатке, что ему казалось вполне естественным, тогда как солдаты не помнили, чтобы Брут кого-нибудь так привечал. Может быть, Божья благодать тайно проникла в его душу? Поздно ночью Брут попросил своего гостя рассказать о жизни на Небе. Басофон ничего не утаил из того, что видел и слышал. Когда он улегся спать, центурион сидел в задумчивости, спрашивая себя, какая доля истины скрывалась в рассказе юноши».

ГЛАВА XI,

— И вы скрывали от нас такой талант! — воскликнул Сальва, когда нунций Караколли закончил переводить три главы «Жизнеописания», с которыми только что ознакомился читатель.

— Поздравляю вас, — присоединился к нему иезуит Мореше. — Вы превосходно справились с трудностями текста.

— Тем не менее, — проскрипел каноник Тортелли, — текст этот омерзителен. И почему его не сожгли?

— Меня огорчает то, что нас не прервали вестью о возвращении профессора Стэндапа, — сокрушенно проговорил расхваленный переводчик. — Где же он может быть? Как вы думаете, кардинал предупредил полицию?

— Скоро узнаем, — проворчал Сальва, — но поскольку мы закончили эти три главы, было бы интересно узнать ваше мнение об их содержании.

— Так вот, — начал нунций, — позволю себе утверждать, что текст не настолько древний, как я сперва полагал, и именно поэтому так легко его переводить. В нем, например, есть венецианские идиомы, от которых прямо-таки несет XVI веком.

— Замечательно! — зааплодировал Сальва. — Я пришел к такому же выводу. Перед нами подделка, которую кто-то вложил в «Небесную лестницу» то ли во время переоборудования зала Льва XIII, то ли гораздо раньше. Я хочу сказать… Вы меня понимаете, не так ли?

Магистр Караколли побледнел, потом покраснел, и в конце концов цвет его лица слился с цветом фиолетовой сутаны.

— Вы кого-то подозреваете в подмене «Leg. Bas. 666» этим манускриптом, и именно в момент, когда догадались, где он может быть?

— Лично я не ходил за этой папкой, — поправил Сальва. — Ходили вы, монсеньер. Но успокойтесь: я вас ни в чем не обвиняю. Более того, я уверен, что кто-то раскрыл секрет этой папки раньше меня и, умолчав об открытии, получил время для совершения подмены.

— О Боже! — простонал нунций, разворачивая свой носовой платок.

— Но, — возразил каноник Тортелли, — мне не совсем понятно… Зачем?

Профессор Сальва достал из кармашка своего полосатого жилета одну из уже известных сигар, однако паники среди присутствующих не возникло. Все мысли были заняты другим.

— Порассуждаем немного. Итак, лет пятнадцать назад была создана комиссия для розыска «Жизнеописания Сильвестра». Существовало опасение, что текст этот вредный, но от этого интерес к нему был еще большим. Но что подразумевалось под определением «вредный» в эпоху, когда подобные труды клеймились тремя шестерками, прежде чем сжечь их? Речь шла о документе, признанном еретическим, и настолько опасном, что его можно было считать порождением Дьявола. Ко всему прочему, документ должен был содержать нечто более страшное, чем трактаты о магии, колдовстве и наведении порчи, которые, как вам известно, дошли до нашего времени. Спрашивается: в чем тут корень? Что ужасного скрывалось в этих манускриптах? В этом заключалась цель поисков, и мы рассчитывали на «Жизнеописание», способное пролить свет на эту тайну, поскольку, судя по всему, речь шла о единственном оставшемся свидетельстве подобной литературы.

— Да, — подтвердил Караколли, чье лицо приобрело свой естественный цвет, — это «Житие Сильвестра» представлялось зияющей дырой в наших знаниях Средневековья. И так случилось, что этот манускрипт оказался бесполезен, поскольку он фальсифицирован! «Un maledetto falso!» [9]

— Продолжим рассуждать, — предложил Сальва, пожевывая кончик неприкуренной сигары. — По какой такой причине заменили «Житие» на апокрифический текст XVI века венецианского происхождения? Если бы его просто похитили, нам ничего не удалось бы найти в папке с «Небесной лестницей», кроме самой «Лестницы». Так нет же, кто-то хотел, чтобы мы обнаружили историю Басофона. Не будь этого желания, чего ради вкладывать ее туда? Ну и конечно, нас попытались заставить поверить, что это оригинал «Жизнеописания», который непонятным образом исчез.

— Как профессор Стэндап, — заметил Мореше.

— Как профессор Стэндап, — повторил за ним Сальва. Нунций внезапно вскочил. И опять лицо его было бледным.

— Вы считаете, что есть связь между подменой «Жития» и исчезновением нашего друга?

— Утверждать еще рановато, — ответил Сальва, — но согласитесь, что все это довольно странно… Напоминает мне дело Де Гриё.

Никто не решился спросить, что это за дело Де Гриё. Длительное молчание нависло над все еще раскрытым перед Караколли манускриптом. Потом послышался голос каноника Тортелли: он сообщил, что сейчас пойдет к кардиналу Бонино, чтобы информировать его о положении дел и о недоумении «господ экспертов» и заодно узнать, нет ли каких-либо новостей о профессоре Стэндапе. Его не стали удерживать; похоже, все были довольны уходом этого самонадеянного зануды.

— Какая гнусность! — вскричал нунций, как только каноник вышел. — И все эти слухи в городе!.. Ужасная утка, запущенная «Ла Стампа» и подхваченная всеми газетами!

— Во всем этом чувствуется какая-то согласованность. Но зачем? И кто это организовал? Адриен, тебе следует встряхнуть свои серые клеточки.

Намек на знаменитого бельгийского детектива совсем не понравился Сальва. Этот лысый коротышка с напомаженными усами был невыносимо самодовольным. Они встречались после преступления в Страдфорд-он-Эйвоне. Без помощи профессора бедненький Пуаро ни за что бы не догадался, что комедианта убил его же индийский слуга, а не очаровательная мисс Клуд-Бастер, которую упорно подозревал бельгиец — по причине женоненавистничества, наверное.

— Стало быть, нам надо найти связь между подменой подлинника «Жития» этим апокрифом, исчезновением — временным, надеюсь — Стэндапа и слухом, кем-то пущенным через «Ла Стампа». Итак, во-первых, допросить главного библиотекаря; во-вторых, наведаться в отель Стэндапа и, хоть мне это и отвратительно, порыться в его вещах; в-третьих, выведать в «Ла Стампа» имя человека, сообщившего о находке «Жития».