Гений русского сыска И.Д. Путилин - Добрый Роман (лучшие книги txt) 📗

Старый магнат взволнованно приподнялся с золоченого кресла и стал нервно ходить по залу. Видимо, какая-то упорная, глухая борьба происходила в душе этого гордого, надменного человека. Моментами он останавливался, словно хотел подойти и что-то сказать своему непрошеному гостю, но то, что боролось в нем, противилось этому. Путилин сидел бесстрастно-спокойный, скрестив руки на груди.

Вдруг старый граф круто остановился перед Путилиным и хрипло произнес:

– Да, мой сын, мой единственный сын действительно исчез бесследно вот уже девять дней…

– И вы не тревожитесь этим исчезновением, граф? Горький смех, в котором зазвенели сарказм, гнев, обида, тревога, пронесся по роскошной зале замка старою магната.

– А будь вы кто хотите: пан генерал, черт или святой, а я вам скажу, что не тревожусь, особенно потому, что я знаю, где находится мой сын!

Граф хрустнул пальцами.

– Вы… вы знаете, где находится ваш сын? – Путилин даже привстал в сильнейшем изумлении.

– Да. Лучше, чем кто-либо, лучше, чем сыскная полиция всего мира.

– Вы простите меня, граф, но, ради Бога, почему же вы не пытаетесь отыскать его, вызволить из того плена, куда он попал по неосторожности или же по неосмотрительности? Еще раз повторяю: мои, может быть, непрошено-нескромные вопросы продиктованы только чувством искреннего желания помочь вашей беде.

– Га! – бурно вырвалось у старого Ржевусского. – Вы спрашиваете: почему я не делаю попытки спасти моего сына, мою гордость, мою единственную утеху в жизни. Извольте, я вам скажу тоже откровенно: потому что это – бесполезно, потому что этого плена сам желал и добивался мой сын.

– Я вас не понимаю, граф… – искренно вырвалось у Путилина. Жилы напряглись на шее и висках старого магната.

– Его сгубила проклятая любовь! Исчезновение Болеслава – дело рук проклятых Ракитиных.

– Что?! – переспросил Путилин. Он провел рукой по лбу, словно стараясь привести свои мысли в порядок.

Граф Ржевусский с удивлением поглядел на него.

– Что с вами?

– Вы… вы даете мне честное, благородное слово графа Ржевусского, что все, что вы сказали сейчас, – святая правда?…

– Я никогда не лгал! – гордо ответил один из варшавских феодалов.

– В таком случае… я боюсь, что ваш сын действительно или уже погиб, или на краю гибели.

– Во имя Пречистой Девы, что означают ваши слова?! Вы что-нибудь знаете?

Как изменилось это холодное, надменное лицо! Сколько чисто отцовской любви и страха засветилось в глазах!…

– Знаю. Слушайте, граф.

И Путилин шаг за шагом начал рассказывать ошеломленному графу о приезде Ракитина, о том, как тот умолял его спасти молодого человека.

– Это… это – правда?

Лицо графа было смертельно бледно. Пот проступил на лбу.

– Правда, граф.

Маленький золоченый столик, на который опирался магнат, упал на блестящий паркет зала.

– Так… так где же мой сын, ваше превосходительство? – с ужасом прошептал он.

– Вот для того, чтобы узнать это, я и приехал к вам в Варшаву. Как видите, ваше сиятельство, моя профессия не всегда заслуживает такого обидно-пренебрежительного отношения, каким вы подарили ее.

Граф взволнованно подошел к Путилину.

– Простите меня. Вы как умный человек отлично поймете те чувства, которые обуревали меня. Я против этого брака. Кто может осудить меня за это? Разве каждый отец не относится любовно-ревниво к своему детищу?

– Простите, граф, теперь нам некогда говорить об этом. Надо спасать вашего сына.

– Да, да! – рванулся польский магнат к своему врагу – начальнику русской сыскной полиции. – Теперь и я вас умоляю: спасите Болеслава! Я весь к вашим услугам. Угодно вам переехать из гостиницы в мой замок? Распоряжайтесь, как вам угодно.

– Благодарю вас, но как раз этого не надо делать. Если вам угодно, чтобы я спас вашего сына – если это только не поздно – я вас попрошу держать мой приезд в Варшаву в полной тайне. Я буду являться к вам, когда мне потребуется. Мой пароль – «Pro Christo morir» – «умираю за Христа».

Путилин, сопровождаемый графом, направился к двери. В ту секунду, когда он взялся за дверную ручку, послышался голос:

– Libertas serenissime? [16]

– Amen! – ответил граф. – Аминь!

Быстрее молнии Путилин прикрыл рукой свой орден и, когда отворилась дверь и на пороге показалась фигура упитанного патера, громко по-польски обратился к магнату:

– Имею высокое счастье откланяться вашему ясновельможному сиятельству…

Глава IV. Тайный трибунал святых отцов. Смертный приговор

Низкая сырая комната со сводчатым потолком тонула в полумраке.

В этой тьме скрывались очертания каких-то странных, непонятных предметов: высокой лестницы, жерновов, жаровен, колодок. Чем-то бесконечно унылым, страшным веяло от всей обстановки этого непонятного помещения.

Колеблющийся свет длинных толстых свечей, вставленных в высокие подсвечники-канделябры, бросал багровые блики на каменные стены, на сводчатый потолок, с которого порой сбегали капли воды и падали со стуком на плиты комнаты.

За длинным столом, на котором горели эти странные свечи, сидело семь человек, все с характерными лицами католических служителей церкви – иезуитов, в обычных рясах-сутанах.

– Итак, – начал сидящий посередине за столом высокий худощавый человек в фиолетовой сутане, с резко очерченным лицом, к которому особенно почтительно относились все иные присутствующие, – нам предстоит, св. отцы, сегодня поставить окончательный приговор по делу молодого безумца.

– Так, ваша эминенция [17], – послышался почтительный ответ заседающих.

– Вы, конечно, все осведомлены о причине нашего конклава [18] в этом печальном, но необходимом для пользы св. церкви месте? Вам известно со слов тайного донесения достопочтенного духовника графов Ржевусских о преступлении молодого графа? Да? Теперь, стало быть, мы можем перейти ad consultationem… на совещание. Я ставлю два вопроса: виновен ли безумец в преступлении ad ferendam, то есть в таком, которое он собирается совершить, и, если виновен, то к какому наказанию он за это должен быть присужден. Ваши аргументы, св. отцы?

– Виновен… виновен… виновен… – раздались голоса.

– Более мотивированно? – отдал приказ его эминенция.

– Переход в лоно проклятой православной церкви… Поношение святой католической; издевательства и насмешки над нами, скромными ее служителями. Это – maxima culpa [19], это – измена Христу.

– И, взвесив все это, какое наказание?…

Минуту в комнате со сводчатым потолком царило молчание.

– Mors… Смерть! – погребальным эхом пронеслось по помещению, где заседал, тайный трибунал «святых» отцов.

– Sis. Так. Но все это было contra… «против» обвиняемого. Не найдется ли голос и pro, «за» него?

– Прошу благословения св. отцов во главе с вами, ваша эминенция, но я думал бы, это наказание не соответствует преступлению, которое юноша собирается совершить.

– Как?! – в один голос воскликнули заседающие.

– Виноват, я не так сформулировал мою мысль… – смутился престарелый служитель католического Христа. – Я хотел сказать, что тут – juventas… молодость… Любовь… легкомыслие… кроме того, ради высокочтимого графа Сигизмунда Ржевусского нам бы следовало пощадить жизнь его единственного сына… Он оказывал столько услуг нашей св. церкви…

– Ваши ответы? – обратился к св. отцам его эминенция.

– Отдавая должное любвеобильному сердцу моего сослужителя во Христе, я считаю, однако, необходимым резко разойтись с ним во мнениях, и вот по каким причинам, – послышался елейно-сладкий голос доносчика-предателя, исповедника N-ского костела. – Во-первых, primo: в это политически-смутное время, которое мы переживаем, нам нужны верные католики, а не перебежчики-ренегаты. Если сегодня ради прекрасных глаз «москальки» обвиняемый готов переменить религиозную веру, то… поручитесь ли вы, св. отцы, что на завтра, ради еще более прекрасной наружности новой еретички, он не променяет и свою политическую веру, свое народное credo? Где же наш политический патриотизм?