Твой последний шазам (СИ) - Мартин Ида (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Он снова исчез в той комнате.
— Слушайте, что за паника? — Лёха вернулся с бутылкой водки в одной руке и коньяком в другой. — Жратвы полно, водка халявная, хата свободна. Вы чего, народ? Люди специально за этим на курорты ездят. Зря сюда по жаре тащились? Эй, доктор, ты что пьешь?
— Не нужно ему уезжать, — неожиданно серьёзно произнес Якушин. — Посидит себе спокойно и всё разрулится. А уедет — решат, что сбежал. Ну и понесётся… Забыла, как это бывает?
— Вот и я о том, — подхватил Лёха. — К чему торопиться?
— Ну, я готов, — Амелин вышел в том же самом виде, даже сумку с собой никакую не взял, только бандаж снял, а на шее болтались наушники.
— Всё. Расслабься, — Лёха взял его за плечи и участливо заглянул в глаза. — Так и быть. Мы остаёмся.
Амелин непонимающе захлопал глазами.
— Утро вечера мудренее, — поучительно сказал Лёха, впихивая ему в руки рюмку. — Я знаешь, что придумал? Мы сейчас поляну накроем. У тебя же столько еды. А уедешь — пропадёт. Вот, доктор меня тоже поддерживает. Посидим, пообщаемся… Алёнку позовём. Правда шансов у него никаких, но это детали.
— Не понял? — Якушин всё ещё пребывал в каких-то своих мыслях.
— А чего тут понимать? Тебе просто в этот раз не повезло. Если бы я с вами не поехал, у тебя бы точно с ней всё получилось.
Саша, ещё в школе избалованный женским вниманием (а в своем медицинском колледже и подавно) несколько оторопел от такого заявления.
— Она сюда не придёт, — Амелин отставил рюмку на комод.
— Не боись, — Лёха небрежно махнул рукой. — Уломаем. Мне показалось, она добрая и сговорчивая. Так увлекательно про майских жуков рассказывала.
— Она сюда не придет, потому что делать ей здесь нечего, — Амелин подошёл и встал передо мной. — Так, что? Едем?
Я прекрасно знала это гипнотическое выражение покорного вызова. Мы могли помириться прямо сейчас, но присутствие Якушина и Лёхи всё усложняло.
— Знаешь, я, пожалуй, останусь. Мне тут понравилось. Дом такой уютный, повсюду кружевные салфетки, ангелочки на полках и на стенах тоже, в саду яблоки и до карьера недалеко. Но ты, если хочешь, можешь ехать один.
— Как один?
— Ты какого чёрта от меня прятался?
Вопрос застал его врасплох.
— Значит, остаёмся? — спросил Лёха с надеждой.
— Да! — решительно сказала я.
— Нет, — в один голос со мной произнес Якушин и, как бы обозначая серьёзность своих намерений, вышел из комнаты.
Лёха тут же встрепенулся, прихватил коньяк и побежал за ним.
— Сливаешься даже без борьбы, как последний лузер? А по тебе и не скажешь.
С кухни до нас доносилось каждое слово.
— Это глупо, — ответил Саша. — Я людям никогда не навязываюсь. Если хотят, они сами ко мне приходят.
— А что, так можно?
— Так нужно.
Послышался звон рюмок.
— Это в своём медколледже ты первый парень на деревне, а при адекватной конкуренции — так, третий сорт.
Амелин осторожно взял меня за пальцы.
— Ты правда хочешь остаться?
— Да, — задержав на несколько секунд руку в тёплой ладони, я спрятала её за спину. Мы ещё не до конца разобрались с его позорным бегством. — Ребята тоже останутся.
Он подошёл к белой двери и распахнул её.
— Можешь ночевать здесь.
Маленькая, тёмная комнатка с металлической кроватью под окном и пёстрым советским ковром на полу, посреди которого в беспорядке были навалены старые видео и аудио кассеты. В углу на стопке книг стоял ноутбук с тысячью подключенных к нему проводков. Рядом — настоящий видеомагнитофон. У дальней стены — раскладушка.
— Раскладушка моя, а кровать Милина. Но мы можем спать на ней. Парни лягут в бабушкиной комнате.
По цветастому покрывалу скользили солнечные блики. На решетчатой спинке кровати висел домашний женский халат.
— Я не хочу спать на Милиной кровати.
— Но на раскладушке будет тесно. И она скрипит.
— Мы с ребятами переночуем на той половине дома. Не положишь же ты их в бабушкину постель. Её дух вряд ли обрадуется Лёхе.
— Почему мы не можем просто спать вместе? Просто спать, — он подошёл очень близко, но я отступила и чуть было не раздавила попавшуюся под ногу кассету.
— Потому что я тебя знаю.
— Ты так неприятно это сказала, будто в том, что я тебя люблю есть что-то плохое.
— Дело не в любви. Ты слишком запросто ко всему этому относишься.
— Но какой смысл усложнять, если ты меня тоже любишь? Или я просто себе это всё придумал?
— Знаешь, если бы я выросла среди проституток, то тоже бы считала, что между сексом и любовью никакой разницы нет.
— Зачем ты так говоришь?
— Затем, Костя, что ещё час назад ты пытался от меня убежать, а сейчас я должна с тобой ночевать? Это по-твоему нормально?
— Я же сказал: просто спать. Вместе. Рядом. Как в Капищено. Я столько раз мечтал об этом.
— Доставай ключи!
— Тот дом не открывали больше десяти лет. Там горы пыли и грязи.
— Вот и посмотрим.
— Это плохая затея, — крикнул он мне в спину, но я уже была на кухне.
— Мы идём на ту часть дома, — объявила я сидевшим за столом парням.
Между ними стояла бутылка коньяка и тарелка со пожухшим зеленым виноградом. Судя по глазам обоих, они выпили уже не одну рюмку.
— А что там? — спросил Лёха.
— Спать там будем. Нужно убраться.
— Ладно, — Якушин согласно кивнул. — Помогу вам и сразу поеду.
Расположение комнат на второй половине дома было в точности такое же, как и на половине Амелина, только всё наоборот, словно в зеркальном отражении.
Обои и шторы во всех комнатах и на кухне были однотонные — выцветшие и серые от пыли. В большой пустой комнате, точно в Кентервильском замке, темнело не оттирающееся пятно.
Мебели не было нигде, кроме маленькой комнаты, в которой обнаружились наставленные друг на друга кровати.
— О! — обрадовался Амелин. — Я думал, их выкинули. У меня вот эта была, с царапиной на боковине. Тоня, выбирай её. Она мягкая. И коврик! Смотри!
Он вытащил из груды одеял скрученный гобеленовый коврик.
— Помнишь, я тебе рассказывал?
— Ну что, выносим? — спросил Якушин, подхватив один конец кровати и ожидая, что кто-то из ребят поможет ему её вынести.
— Погоди, — остановил его Лёха. — Не ставить же её в эту грязь. Нужно сначала полы помыть. Слышь, Тоня? Давай-ка помой, а мы покурим пока.
— Возьми и сам помой, — его наглое поведение начало раздражать.
— Я помою, мне не трудно, — спокойно откликнулся Лёха, — только тогда кровати таскать будешь ты.
За водой пошли с Амелиным к тому торчащему из земли крану, который, как выяснилось, назывался «колонкой».
На улице немного посвежело, в небе появились птицы.
— Давай, раз уж ты осталась, ты больше не будешь на меня обижаться? — примирительно сказал он, забирая у меня из рук ведро.
— Почему это я не должна обижаться, если я осталась?
— Ну, ты же сама сказала, что если уедешь, то обидишься, но ты не уехала.
— Я сказала, что я тебе этого не прощу.
— Так и есть, а теперь получается, что должна простить.
Он остановился, поставил ведро на землю и взял мои руки в свои.
— Тебе бы понравилось, если бы человек, которым ты дорожишь больше всего, увидел тебя в унизительном и глупом положении?
— Тому человеку, которым я дорожу, должно быть глубоко безразлично, что думают другие, если это унижает меня.
— Это ты сейчас так говоришь, — его щёки неожиданно раскраснелись, а в глазах появился блеск. — Ты же гордая, Тоня! Ты очень гордая. Когда ты пришла… Когда постучала в дверь. Я готов был умереть. Правда. Прямо там. Лишь бы ты ничего не узнала.
— Вот только не надо, — я подняла ведро, и мы пошли дальше. — Ты сам надел дурацкого кролика и устроил «настоящее шоу». Мне показалось, ты очень горд своим поступком.
— Ну почему ты не хочешь понять?! — с выражением глубокой тоски проговорил он полушёпотом. — Я ведь пытаюсь сказать, что мне стыдно за это.
— Серьёзно? Что-то я не слышу ни капли раскаяния, — подняв голову, я попыталась увидеть выражение его глаз, но как только я произнесла последнее слово, взгляд его сделался сиротливым и глубоко несчастным.
