Одна из нас лишняя - Серова Марина Сергеевна (бесплатные полные книги TXT) 📗
Выходит, что Юрий Анатольевич никуда из Тарасова не выезжал.
– А как Борщев вам это объяснил, ну то, что вы поедете под фамилией Овчаренко?
– Никак, – просто ответил Шнайдер, – сказал, что так надо.
– В каких отношениях вы были с Борщевым? – спросила я, уже предполагая, что ответит Шнайдер.
– Я его любил, – на глаза Шнайдера снова навернулись слезы.
Какой чувствительный! Хотя говорят, гомосексуальная любовь сильнее гетеросексуальной. Может, это связано с тем, что партнера найти гораздо сложнее?
– Скажите, откуда вы сейчас пришли?
Вопрос оказался для Шнайдера неожиданным. Он на мгновение задумался.
– С работы...
– Если вы мне будете врать, я не смогу помочь вам, – укоризненно произнесла я.
– Ладно, – махнул он рукой, – Слава попросил меня сходить к его знакомому, кое-что передать и забрать у него деньги.
– К какому знакомому, что передать и что за деньги? – тут же уточнила я.
– Передать нужно было несколько дискет и первые экземпляры договоров фирмы, в которой работал Слава, с болгарской фирмой. Отдал я их Давнеру, директору фирмы «Арх-Модерн». За это он вручил мне сто тысяч долларов, для Славы.
– Зачем ему эти договоры, вы знаете?
– Да, чтобы расстроить сделку с болгарами. Тогда бы «Стилобат» снова стал работать с Давнером.
– Договор сейчас можно переслать по факсу, – недоверчиво произнесла я.
Шнайдер пожал плечами. Видно было, что он, как говорится, не в курсе.
– Деньги при вас?
– Да.
– Хорошо. А что было на дискетах?
– Не знаю.
– Что вы собирались делать с деньгами?
– Уехать отсюда и жить где-нибудь за границей.
– Где конкретно?
– Сначала мы должны были уехать в Германию, у меня там родственники, а потом перебрались бы куда-нибудь к Средиземноморью...
– Неплохие планы, – прокомментировала я, – и когда же вы должны были уехать?
– Сегодня, – грустно ответил Шнайдер.
– Покажите мне билеты.
– Они были у Славы, сейчас посмотрю.
Шнайдер достал из шкафа светлый костюм, порылся во внутреннем кармане пиджака и достал оттуда портмоне, из которого выглядывали длинные полоски билетов.
– Вот, – он протянул мне портмоне.
Кроме двух билетов на поезд Тарасов–Берлин на имя Борщева и Шнайдера я обнаружила там билет на самолет.
– Вы собирались ехать поездом? – поинтересовалась я.
– Да.
– Вы в этом уверены?
– Что значит – уверен? – взвизгнул Шнайдер. – Конечно, уверен.
– Тогда, может, вы объясните мне, что это такое? – Я протянула ему билет на самолет рейсом Тарасов–Стамбул на имя Борщева.
Шнайдер ошарашенно таращился на меня, словно не я ему задала вопрос и ждала ответа, а он.
– Что вы на меня уставились? – Я поднялась с кресла. – Может, это вы грохнули Борщева и прикарманили деньги, а теперь рассказываете мне здесь сказки про любовь и Средиземноморье?
Шнайдер раскрыл рот, пытаясь что-то ответить.
– Почему вы не хотели пустить меня в квартиру? – напирала я.
– Слава не велел никого пускать.
– Так он же был мертв, – пыталась я взять его на пушку, уже понимая, что Борщева убил не он.
– Я этого не знал, – Шнайдер снова заплакал.
– Кто же мог его убить? – Этот вопрос я задала скорее себе, чем Шнайдеру, и сама же ответила на него. – Тот, кто знал про деньги... Ладно, Владимир, – я первый раз назвала Шнайдера по имени и успокаивающе похлопала по плечу, – я думаю, все у вас образуется.
Он с надеждой посмотрел на меня.
– У вас есть место, где вы могли бы надежно спрятать на время эти сто тысяч?
– Найду, – шмыгнул он носом.
– Тогда отнесите их туда и вызывайте милицию...
Объяснив ему, как следует действовать, я спустилась вниз, где меня поджидал Родион.
Увидев меня, он распахнул дверцу. Прошмыгнув на свое место, я попросила его прикурить мне сигарету. Не то чтобы зрелище трупа и рассказ Шнайдера потрясли меня настолько, что у меня задрожали руки, но я была определенно взволнована. Родион, будучи проницательным малым, видно, заметил произошедшую со мной перемену, потому что, едва я затянулась, спросил:
– Что-то случилось?
– Ничего, кроме того, что я договорилась о сеансе, – я пыталась говорить непринужденно, но чувствовала, что фальшивлю. Наверное, и Родион чувствовал то же самое.
– Мало похоже на мирную беседу, – он недоверчиво посмотрел на меня.
– Мы что, так и будем стоять на месте? Лично мне нужно на Провиантскую. Но сначала я бы хотела добраться до моего «жука».
– Я сам тебя отвезу, – предложил Родион, оторопевший от моего жесткого тона.
Сейчас мне было не до сантиментов, и угрызения совести, как это ни парадоксально звучит, я решила отложить до более подходящего случая.
Мы выехали со двора и направились по Рабочей в сторону Волги. Родион молчал. Обиделся? Тем хуже для него. Если бы он только знал, чем я на самом деле занимаюсь и о чем я беседовала со Шнайдером! А уж как бы он, наверное, удивился, что я в курсе дел его папаши и что мое нынешнее расследование напрямую связано с деятельностью «Арх-Модерна»!
Ну что ж, есть минутка, чтобы пораскинуть мозгами.
Что у нас получается? Борщев улетает в Болгарию со своим френдом – Шнайдером, обещая тому в итоге поездки привольную средиземноморскую жизнь и любовь до гробовой доски. Шнайдер летит по документам Овчаренко... Не остается никаких сомнений в том, что Юрий Анатольевич мертв и убил его Борщев. Как дважды два.
Но кто тогда убил Борщева? Человек, знавший об этой поездке и о крупной сумме, которую должны были везти с собой Овчаренко и Борщев; человек, побывавший всего за пару часов до меня в квартире Шнайдера; человек, скорее всего входивший в долю с Борщевым. А может, Овчаренко убил не Борщев, может, этот ловелас-гомосексуалист – только послушный механизм в чьих-то беспощадных руках? Руках, не побоявшихся запятнать себя кровью двух жертв?
– Ты расстроена? – Голос Родиона донесся до меня как из фараоновой гробницы. Я почти забыла о его присутствии.
– Нет, просто думаю, – отмахнулась я.
– У тебя отсутствующий вид, – улыбнулся он.
– Именно с таким видом и думает большинство людей, к которому я и отношусь, – иронично заметила я.
И взглянула на недоумевающего Родиона, на его лицо, которое показалось мне каким-то потерянным и бледным, несмотря на весь его загар. Потом перевела взгляд на его лежащие на руле руки. Кольцо с плоским черным треугольником камня по-прежнему украшало его левый мизинец. Почему-то вспомнила тот вечер в «Рондо», когда впервые встретилась с ним. Мне стало грустно. Все проходит, боже, и как быстро!
Вот он сидит тут рядом, живой, красивый, вожделеющий, а у меня в голове теснятся странные мысли о безвозвратно ускользающем времени, о невосстановимом чуде первого впечатления, о сладком яде первой истомы, о том запретном счастье, когда не смеешь мечтать не только о ласках и поцелуях, но просто о том, чтобы на тебя обратили внимание.
Ну-ка, что-то ты совсем раскисла, ведь тебе еще, девочка, работать!
– Мы поедем ко мне? – осторожно поинтересовался Родион.
– Смотря по обстоятельствам, – невозмутимо ответила я.
– И что же это за обстоятельства? – неожиданно сухо спросил Родион. В его голосе послышались даже нотки высокомерного раздражения.
– Если тебе в тягость все это мотание со мной, я же не навязываюсь... – резко сказала я, задетая его тоном.
– Не в тягость, просто я хочу знать, на что могу рассчитывать.
– Ни на что, – обрубила я канат, – высади меня здесь.
Мы стояли у светофора на пересечении Рабочей и Горького. Я взялась за ручку дверцы, но Родион с силой сжал мою руку.
– Я что-то не то сказал? – забеспокоился он.
– Вот именно. Я почти приехала, высади меня.
– Потерпи еще квартал. Я тебе уже надоел? – обиженно спросил он.
– Нет, похоже, это я тебе надоела. Не терплю подобный менторский тон: «На что я могу рассчи-и-итывать?» – передразнила я его.
Родион рассмеялся.
