Концерт для скрипки со смертью - Хэррод-Иглз Синтия (электронные книги без регистрации .txt) 📗
Он уже двинулся по второму кругу, рассматривая на этот раз орнамент и попутно отметив про себя, что здесь не было фотографий, даже на крышке рояля, что он посчитал необычным для дома подобного сорта и, в частности, для «тетушки» этого поколения и происхождения. Это была замечательно безликая комната, не открывавшая постороннему взгляду ничего, кроме того, что в какой-то период семейной жизни здесь появилось много денег.
Он уселся на краю обитой скользкой парчой софы, и тут дверь открылась и в комнату пулей влетели два истерически лающих керн-терьера, сопровождаемые белым карликовым пуделем с негармонирующими коричневыми пятнами вокруг глаз и под хвостом. Слайдер подобрал ноги, поскольку терьеры стали поочередно бросаться на них, пока пудель стоял и смотрел на него, непрерывно рыча и вздергивая верхнюю губу, обнажавшую желтые клыки.
Миссис Рингвуд появилась следом за ними.
– Мальчики, мальчики! – наставительно, но без осуждения адресовалась она к лающей компании. – С ними все будет в порядке, если вы просто не будете обращать на них внимания.
Слайдер, усомнившись в этом, с удивлением рассматривал тетку Анн-Мари. Он ожидал появления некой тучной и громадной тетки, этакой придиры с гладко зачесанными волосами, но миссис Рингвуд, хоть ей и было под шестьдесят, оказалась маленькой и очень тоненькой женщиной с золотыми волосами, подстриженными и уложенными в стиле Одри Хепберн. Ее украшения были дорогими и массивными, а одежда – столь модной, что Слайдер не встречал ничего отдаленно похожего на улицах дорогих районов города.
Она уселась напротив него, высоко скрестив ноги, браслеты с кандальным звоном скользнули по запястьям. Она производила общее впечатление настолько девичье, что если бы Слайдер не видел ее лица, он дал бы ей немногим более двадцати лет.
Слайдер начал с выражения соболезнований, хоть миссис Рингвуд ни единым знаком не дала понять, что нуждается в них или ожидает их.
– Это должно быть тяжелым ударом для вас, – тем не менее продолжил Слайдер, – и я прошу извинить меня за вторжение в столь неподходящий момент.
– Вы должны делать свою работу, конечно, – неохотно ответила она, – хотя я могу сразу сказать вам, что мы с Анн-Мари не были близки. У нас не было большой привязанности друг к другу.
А любил ли вообще кто-нибудь это бедное создание, подумал Слайдер, вслух сказав:
– Это очень откровенно с вашей стороны – сказать мне такое, мэм.
– Я бы не хотела, чтобы что-нибудь помешало вашему расследованию. Я думаю, лучше говорить с вами открыто с самого начала. Вы убеждены, что она убита, как я поняла?
– Да, мэм.
– Это кажется невероятным. Как могла такая девушка иметь врагов? Однако вам лучше знать, я полагаю.
– Вы растили Анн-Мари с самого детства, по-моему?
– На меня была возложена ответственность за нее, когда сестра умерла, – ответила миссис Рингвуд, ясно давая понять, что тут есть громадная разница. – Я была единственной близкой родственницей ребенка, следовательно, ожидалось, что я начну отвечать за нее, и мне пришлось согласиться с этим. Но я не считала себя достаточно квалифицированной – или обязанной, – чтобы стать ее второй матерью. Я послала ее в хорошую школу-интернат, а на каникулах она жила здесь под присмотром гувернантки. Я выполняла свой долг по отношению к ней.
– Это, должно быть, явилось некоторым финансовым бременем для вас, – попытался закинуть удочку Слайдер, – плата за школу и все такое.
Она проницательно взглянула на него.
– Школьные расходы Анн-Мари и другие расходы на ее жизнь выплачивались из опекунского фонда. Ее дед – мой отец – был очень богатым человеком. Это он построил этот дом. Рэйчел, мать Анн-Мари, и я – мы выросли здесь, и естественно, что мы ожидали разделить его владения после его смерти. Но Рэйчел вышла замуж без его одобрения, и он лишил ее доли и оставил все мне, за исключением того, что выделил в опекунский фонд, чтобы вырастить Анн-Мари. Так что, вы понимаете теперь, я не пострадала в смысле моих личных расходов в этом деле.
– Анн-Мари была единственным ребенком от этого брака?
Миссис Рингвуд кивнула.
– А после того, как она окончила школу, что произошло потом?
– Она уехала в музыкальный Ройал-Колледж в Лондоне учиться играть на скрипке. Это было единственным, к чему она проявила хоть какой-то интерес, и по этой причине я поощрила ее намерение. Я настаивала, чтобы она не оставалась здесь и бездельничала, что, боюсь, и было тем, чего ей хотелось. Она всегда была ленивым ребенком, вечно спала на ходу, как лунатик. Я сказала ей, что она должна сама зарабатывать себе на жизнь и не ждать, что я буду содержать ее. Так что она провела три года в колледже, а потом уехала работать в Бирмингемском муниципальном оркестре и снимала квартиру в Бирмингеме. Остальное, я уверена, вам известно.
– Что вам известно о ее жизни в Лондоне?
– Вообще ничего. Я редко езжу в Лондон, и когда езжу, то делаю покупки и обедаю со старым другом. Я никогда не навещала ее там.
– Но она приезжала сюда повидать вас?
– Время от времени.
– Как часто она приезжала?
– Три или четыре раза в год, наверное.
– И когда в последний раз?
– В прошлом году в октябре, я думаю, или в ноябре. Да, в начале ноября. Она только вернулась с гастролей со своим оркестром.
– Упоминала ли она какие-то особые причины, по которым навестила вас в этот раз?
– Нет. Но она никогда не говорила о своей личной жизни. Она приезжала время от времени, чисто формально, вот и все.
– Вы выплачивали ей какое-нибудь денежное пособие?
Вопрос, казалось, привел ее в легкое замешательство.
– Пока она училась в колледже, я была обязана делать это. Когда она перешла на работу и могла сама зарабатывать себе на жизнь, я сочла, что мои обязательства закончены.
– Вы когда-нибудь давали или одалживали ей деньги?
– Конечно, нет. – Она порозовела. – Для нее было бы только хуже думать, что она может являться ко мне за деньгами, когда ей захочется.
– У нее не было других доходов? Ничего, кроме зарплаты в оркестре?
– Ничего, о чем бы я знала.
– Вам было известно, что она владела очень старинной и ценной скрипкой, «Страдивариусом»?
Миссис Рингвуд не выказала ни удивления, ни заинтересованности.
– Мне ничего не известно о ее личной жизни и о ее лондонской жизни. Я не интересуюсь музыкой и не разбираюсь в скрипках.
Слайдер не стал нажимать на этот пункт, хотя, конечно, каждый должен был знать, что такое «Страдивариус», и каждый должен был бы удивиться, как это его бедная родственница ухитрилась приобрести такую вещь. Он почувствовал, что миссис Рингвуд слегка отошла от предложенных ею самой обязательств полной откровенности.
– В тот последний приезд, в ноябре, она ничего не рассказывала о своих друзьях?
– Я действительно не помню через столько времени, о чем она говорила.
– Но вы сказали, что она только что была на гастролях, значит, я полагаю, это она сказала вам об этом?
– Да, она, должно быть, говорила об этом. Места, где она побывала, и концерты, в которых она участвовала. Но что касается друзей... – Миссис Рингвуд казалась раздраженной. – Насколько я знаю, у нее их никогда не было. В ее возрасте я выезжала и всегда была на виду – вечеринки, теннис, танцы – у меня была масса друзей и поклонников. Но Анн-Мари никогда не проявляла интереса ни к чему, кроме как слоняться по дому и читать ерунду. Казалось, у нее не было вообще никакого желания хоть что-нибудь делать!
У Слайдера уже начала складываться более ясная картина о детстве Анн-Мари и о неизбежности столкновения между этой бывшей Блестящей Молодой Штучкой и ушедшей в себя сиротой, думавшей только о музыке. То, как миссис Рингвуд воспринимала свою племянницу, вероятно, ничем больше не могло помочь ему. Он попробовал выстрелить наугад.
– Не могли бы вы сказать, кто был ее поверенным?
Была ли небольшая заминка перед тем, как она ответила?
– Наш семейный поверенный, мистер Баттершоу, занимался и ее делами.
