Три трупа и фиолетовый кот, или роскошный денек - Качановский Алоиз (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Прерываюсь, бросаю взгляд на Франка. Сидит неподвижно в кресле, со скрещенными руками, глаза полуприкрыты, на лице выражение отрешенности и спокойствия. Делаю глубокий вдох и продолжаю дальше:
— Майка облегчила ему ситуацию. Пригласила нас к себе, предупредив при этом, что не имеет дома запаса алкоголя. Дальше вы уже знаете. Франк привез меня сюда, убеждая, что мы едем к «Селекту», оставил на некоторое время в машине, вбежал наверх, перебросился парой слов с Кларой, схватил револьвер, лежавший где-нибудь поблизости, и застрелил ее. Убил ли он и Нусьо — этого я не знаю. Может быть, Нусьо уже был мертв к этому времени. А может быть, был жив и неосторожно высунулся из-за портьеры, чтобы погибнуть от пули Франка. Может, расскажешь нам, как это было? — обращаюсь я к Франку.
Франк раскрывает глаза, но не произносит ни слова. Все молчат. Я чувствую себя предельно усталым.
— А в общем-то все равно, — заявляю я. — Мне кажется, что на сегодня программа исчерпана. И я не имею ничего против того, чтобы все пошли по домам.
13
Никто не трогается с места. Отзывается Ванда.
— Ты можешь доказать, что ночью вы приезжали сюда, а не к «Селекту»?
— В «Селекте» не держат кальвадос, — отвечаю я. — Я проверил это сегодня. А в баре внизу кальвадоса хоть залейся. Мы же привезли ночью Майке именно кальвадос.
— Глупости. После полуночи бар был закрыт, — возражает Ванда.
— Видимо, с черного хода бар был еще открыт. Толстяк мог возиться с кассой или наводить порядок в зале. Это еще выяснится. У меня есть еще одно доказательство того, что ночью мы были именно здесь, я скажу об этом чуть позже.
— А откуда ты знаешь, что речь шла о «Черной лестнице»? — спрашивает Ванда.
— Кельнерша слышала, как черная говорила по телефону, что у нее украли лестницу. Что же это могло быть еще, как не знаменитая «Черная лестница»? Франк разыграл все с большим искусством. Оставил меня в машине, вбежал наверх в канцелярию, представился черной в моей роли, во время беседы с нею украдкой вынул револьвер, убил черную и перенес труп наверх в мою квартиру или, скорее, выманил черную, еще живую, наверх и застрелил ее там. После чего вернулся в канцелярию, чтобы попытаться открыть сейф и похитить компрометирующую его рукопись. Сейф открыть он не смог, но заметил Нусьо, скрывающегося за портьерой. Прихлопнул его, вышел и только на лестнице заметил, что все еще держит в руках револьвер. У него не было уже времени возвращаться и прятать револьвер в письменный стол, поэтому Франк сунул его в нишу гидранта вместе с ключом. После чего черным ходом прошел в бар, купил кальвадос и вернулся к автомобилю.
— А зачем ему нужно было выманивать черную из канцелярии в квартиру? — спрашивает Ванда.
— Может быть, он думал, что там потише, меньше шансов на то, что кто-нибудь услышит выстрел.
— Интересно, однако, что выстрелы никто так и не услышал, — замечает Ванда.
— Соседи выехали на отдых. А впрочем, может, кто и слышал. Я не успел еще всех расспросить.
— А замаскированный, — спрашивает Ванда, — кем был замаскированный? Ты думаешь, что Франк нанял для этой цели бандита?
— А почему бы это не мог быть сам Франк? — спрашиваю я. — Мне даже казалось, что это кто-то знакомый. Развлекался с черной маской, так как хотел любой ценой получить рукопись. Он думал, что я знаю комбинацию цифр сейфа и под угрозой револьвера открою его. Не мог даже догадываться, что рукопись давно служит в качестве подушки на кресле у пишущей машинки.
— А что произошло с самой рукописью?
— Она улетучилась, и мы больше ее не увидим, — ответил я. — В ту секунду, когда Франк пришел в себя после того, как Гильдегарда трахнула его молотком по голове, он заметил, что лежит головой на рукописи в зеленом коленкоровом переплете, в таком же самом, как та, из Издательства, послужившая ему источником вдохновения для фильма. Он молниеносно сообразил, что это и есть желанная рукопись, схватил ее и задал драпака. Теперь, скорее всего, рукопись уничтожена. Франк должен был отделаться от нее.
— Виват! — восклицает Ванда. — В таком случае нет основной улики. Камень с сердца!
— Спокойно, — говорю я. — Рукопись уничтожена, но мы легко можем узнать, что в ней заключалось. Пумс ее читала.
Это заявление электризует аудиторию. Даже Франк отряхивается от притворной дремоты и вопрошающе смотрит на Пумс. Пумс краснеет, как свекла.
— Еще никому и в голову не приходило, что этот обтрепанный том станет документом будущего судебного процесса, — говорю я, — а Пумс уже задала себе труд его проштудировать. Вот что значит идеальная секретарша!
— Я… только краем глаза… — заикается Пумс.
— Читала так, что у тебя уши тряслись. Я тебя накрыл на этом дважды. Не стоит отпираться, я уже привык к тому, что мои секретарши читают книги в свои рабочие часы, иначе они умерли бы от скуки. Может быть, перескажешь нам, что ты там вычитала.
— Там были такие разные истории об убийствах, — говорит Пумс.
— Детективные новеллы, да?
— Да, новеллки, но не очень удачные, сразу можно было догадаться, кто убийца, — произносит Пумс с миной заправского литературного критика.
— Сколько было этих новеллок?
— Много, я не успела еще прочесть все.
— Что было на первой странице? Какая там стояла фамилия?
— Я не обратила внимания, — говорит Пумс. Она принадлежит, очевидно, к тем читательницам, для которых фамилия автора — вещь совершенно лишенная интереса.
— Какая-нибудь из новелл тебе что-то напомнила? — спрашиваю я.
— Действительно… одна из них была о чем-то, что я уже видела, — отвечает Пумс колеблясь.
— Что именно? Говори!
— Это было… о том, как взломали сейф… но очень неумело… так совсем непрофессионально, — заявляет Пумс, стыдливо опуская взгляд.
Меня интересует совсем не это. Приходится атаковать в лоб.
— Ты смотрела фильм «Черная лестница»?
— Три раза!
— Была ли среди новеллок рукописи хоть одна, похожая на историю, рассказанную в этом фильме?
— Нет, такой не было, — заявляет Пумс решительно. Может быть, в конце книги, я до конца не прочитала.
— И все-таки я был прав: рукопись представляла собой сборник детективных историй, — закрепляю я достигнутую позицию. — Допускаю, что они были написаны на графоманском уровне. И тем не менее, одна из них заключала в себе идею, послужившую затем Франку для создания гениального сценария.
— Ну и что из этого? — возражает Ванда. — Может быть, все так и было. Но Франк не убивал. Во-первых, это не он беседовал с черной по телефону. Каким чудом он мог оказаться у трубки?
— Думаю, что это происходило так, — говорю я. — Когда черная поняла, что у нее похитили идею, она запомнила фамилию Франка, которую видела на афише фильма. И вот во время поисков моего номера в телефонной книжке она записала и номер Франка. Она решила сначала получить обратно свою рукопись, а потом уже атаковать Франка. Но в нервном замешательстве перепутала номера телефонов. Вместо моего набрала номер Франка и, убежденная, что говорит со мною, выложила всю историю Франку. Франк быстро понял, чем ему грозит открытие, сделанное черной в зале кинотеатра, и в дальнейшем разговоре умело выдавал себя за меня, чтобы вытянуть из нее все подробности. Он мог смело договариваться с нею о встрече в канцелярии, так как я в это время уже ехал к нему.
— Ты гений, — произносит Франк. — Я сдаюсь. Встает, приближается к телефону и начинает набирать номер.
— Не делай этого, — неожиданно отзывается Майка, но Франк не обращает на нее внимания. Очевидно, он звонит в полицию, чтобы сделать признание. Собственно, напрасно он так торопится, ему стоило бы подумать о создании какой-нибудь системы защиты. Но, вероятно, он думал именно об этом во все время моего повествования.
— Это «Селект»? — спрашивает Франк. — Прошу портье. Ожидает минуту, потом кто-то отзывается в трубке.
— Портье? — спрашивает Франк. — Это говорит Шмидт, Франк Шмидт, вы меня знаете, правда?
