Кто посеял ветер - Нойхаус Heлe (читать хорошую книгу .txt) 📗
– Ничего у них не выйдет, правда? – сказал он, обращаясь к своему псу, который в ответ завилял хвостом.
Он не должен больше волноваться, поскольку ему потребуется самообладание и ясность ума через два часа, на совещании руководства комитета, и завтра утром, на собрании общественности. Возможно, проблема разрешится сама собой. Если в последнюю минуту удастся добиться запрета на создание парка ветрогенераторов, у «ВиндПро» отпадет необходимость платить бешеные деньги за Поповский луг. И тогда он сможет до конца своих дней любоваться, сидя в кресле, и лугом, и лесами Таунуса, как последние сорок с лишним лет.
Вода в кастрюле закипела. Пия добавила немного оливкового масла и по щепотке перца и соли. Спагетти были практически готовы. На сковороде, стоявшей на другой конфорке, шипел, брызгаясь, кусок сливочного масла. Она отпила из бокала глоток красного вина, уже достигшего нужной температуры.
– Кажется, я кое-что нашел, – сказал Кристоф за ее спиной, – Послушай, звучит заманчиво.
Он сидел с ноутбуком за кухонным столом с очками на носу и бродил в дебрях Интернета. После того, как в прошлом году ведомство по надзору за строительством города Франкфурта распорядилось снести дома в Биркенхофе, их дни были сочтены, даже если из-за протестов выполнение этого распоряжения затянется на некоторое время.
– Сельская усадьба с жилым домом, амбаром и конюшней, – прочитал Кристоф вслух. – Два гектара собственной земли, десять гектаров арендованных лугов…
– Где? – поинтересовалась Пия, тонко измельчая зубчик чеснока.
– В окрестностях Узингена.
– Слишком далеко.
Пия покачала головой и включила вытяжной колпак, установив переключатель на тройку. Чеснок и семена пинии отправились в кипящее масло. Пия убавила жар, подождала, пока они слегка обжарятся, приобретя светло-коричневый цвет, затем добавила нарезанную кубиками пармскую ветчину, выдернула три листика шалфея из маленького кустика, росшего в стоявшем на подоконнике горшочке. Витавший в воздухе пряный аромат вызывал обильное слюноотделение.
– Просто красота, – произнес Кристоф. – Взгляни-ка на эти фотографии.
Пия подошла и заглянула ему через плечо.
– Ты что, хочешь каждое утро тратить больше часа на дорогу, добираясь на работу?
Кристоф пробормотал что-то неразборчивое и перешел к следующему предложению. В последние месяцы они объездили половину района Веттерау, вплоть до Фогельсберга, но среди продававшегося жилья не нашли ничего подходящего. Слишком дорого, слишком велико, слишком мало, слишком далеко находится. Впору было впасть в отчаяние. Пия залила ветчину, чеснок и семена пинии вином «марсала», выловила из воды спагетти и попробовала на вкус. Еще две минуты. В этот момент раздался звонок. Собака, дремавшая на полу возле кухонного стола, тут же вскочила и залаяла.
– Тихо! – крикнула Пия, и лай прекратился. – Кто это может быть?
Она сняла трубку домофона. На черно-белом мониторе камеры слежения были видны лишь призрачные контуры лица. Что понадобилось здесь Мирьям? Она нажала кнопку, открывавшую дверной замок.
– Кто это? – осведомился Кристоф. Он тем временем уже прекратил свои поиски и закрыл ноутбук.
– Мирьям, – ответила Пия. – Ты можешь выложить спагетти на блюдо?
Она вышла в прихожую, сунула ноги в голубые туфли «Крокс» и открыла дверь. Из черного кабриолета «БМВ», припарковавшегося рядом с ее «Ниссаном», вылезла Мирьям.
– Привет! – произнесла с улыбкой Пия. – Какая неожида…
Она осеклась на полуслове, увидев, в каком состоянии пребывала ее лучшая подруга. Мирьям следила за своим внешним видом и всегда выглядела безупречно, и, судя по тому, что сейчас на ней были спортивные брюки, а на лице отсутствовал макияж, она собиралась в страшной спешке.
– Что случилось? – встревоженно спросила Пия.
Большие темные глаза Мирьям были наполнены слезами.
– Мне так плохо, – выдавила она из себя. – Ты только представь: звонит эта Лоблих и говорит, что родила ребенка. Хеннинг бросает все и… мчится к ней!
Пия не верила своим ушам. Неужели Хеннинг окончательно лишился рассудка?
– Не могу в это поверить! – Мирьям вжала голову в плечи, ее голос дрожал. По бледной щеке побежала слеза, за ней другая. – Хеннинг постоянно уверял меня в том, что больше не имеет ничего общего с этой глупой коровой, а теперь она звонит, и он… он…
Не находя слов, она в отчаянии бросилась в объятия Пии.
– Как он мог поступить так со мной? – глухо всхлипывала она.
Пия не знала, что сказать. Уже много лет она не предпринимала попыток понять поведение своего бывшего мужа.
– Пойдем в дом, – предложила она Мирьям. – Поешь вместе с нами, а там будет видно. Хорошо?
Фрауке в пятнадцатый раз всматривалась в темноту за окном. Было почти десять часов, и встреча в «Кроне» наверняка уже давно закончилась. Куда это запропастился старик?
– Возможно, он увидел наши автомобили, – предположил Маттиас.
– Ерунда, – возразила Фрауке. – Они стоят за амбаром, он их не заметил бы.
Ей были хорошо известны привычки отца. Если он возвращался домой вечером, то ставил автомобиль в гараж, брал собаку и шел с ней на опушку леса. Затем проверял, заперты ли хлев, бойня, курятник и мастерская. К амбару, находившемуся на другом конце усадьбы, он никогда не ходил.
– Сегодня утром я ему позвонил, а этот старый упрямый осел положил трубку, не сказав ни слова.
Маттиас подошел к разукрашенному деревенскому шкафу, в котором отец хранил свои запасы алкоголя, взял бокал и принялся с отвращением разглядывать бутылки. Фруктовый шнапс, хлебная водка, крепкий австрийский ром «штро»… Неужели у старика нет приличных напитков? В конце концов он решил выпить коньяку и налил себе полный бокал до краев.
– Не пей так много! – шикнула на него Фрауке. – Он сразу почует запах, и тогда шансов у тебя станет еще меньше.
– Их и так почти нет, – проворчал Маттиас, опорожнил бокал и налил еще. – Ты не желаешь выпить?
– Нет.
На улице залаяла собака, и в унисон ей закаркал в своей клетке ее друг, ручной ворон. Спустя несколько секунд входная дверь открылась, и в дом вошел Грегор с недовольной миной на лице.
– Как я ненавижу эту усадьбу. – Он выключил телефон и сунул его в карман брюк. – Что ты пьешь?
– Коньяк. – Маттиас скорчил гримасу. – Остальное еще хуже.
Грегор прошел мимо младшего брата к шкафу и тоже налил себе бокал. Они молча стояли рядом, и каждый был погружен в собственные невеселые мысли.
Фрауке вновь выглянула на дорогу, которая вела в деревню. Что, если Янису и его соратникам действительно удалось бы воспрепятствовать планам создания парка ветрогенераторов с помощью собранных подписей? Отец должен был сегодня вечером дать согласие на продажу луга, в противном случае эти планы не осуществились бы. Если бы у них были деньги, в принципе, им было бы безразлично, будет создан парк или нет.
Старые настенные часы, висевшие рядом с тумбочкой, на которой стоял телевизор, пробили десять раз. Собака на улице перестала лаять. Грегор взглянул на дисплей своего мобильного и тихо выругался. Маттиас отправился на кухню.
Сегодня Фрауке должна была увидеться с отцом впервые после того, как два года назад покинула его дом. Она не скучала по нему. Слишком много обидных слов было сказано между ними. Отец никогда не простит брошенного ею упрека, будто мать только потому заболела раком, что своим упрямством и всезнайством он превратил ее жизнь в ад.
В детстве Фрауке любила отца, восхищалась им и часто ходила вместе с ним в лес. У него находился ответ на каждый из ее многочисленных вопросов. Он пробудил в ней любовь к природе и животным, и она разделяла его страсть к охоте. Но, достигнув возраста половой зрелости, она вдруг сильно располнела. Поначалу он только подтрунивал над ней, называя ее «пышечкой» – к сожалению, и на людях тоже. Говорил, что это всего лишь подростковый жир, который со временем сойдет. Тем не менее жир не исчезал, Фрауке полнела все больше, и отец начал контролировать ее вес. Каждое утро она вставала на весы в ванной, и он, наморщив лоб, заносил цифры в таблицу. Постепенно любовь к отцу сменилась ненавистью. В шестнадцатый день рождения ее вес достиг ста килограммов. Она сидела на диете и посещала специалиста по здоровому питанию. В семнадцатилетнем возрасте она порвала коленные связки, и спорт стал для нее недоступен. Стеснявшаяся своей бесформенной фигуры, Фрауке пыталась скрывать ее под норвежскими пуловерами и продолжала ежедневно подвергаться унизительной процедуре взвешивания. Даже сегодня, по прошествии более чем тридцати лет, каждый раз, когда она вспоминала, как отец заставлял ее вставать на весы, в ее душе вздымалось чувство бессильной ненависти.
