Черно-белый танец - Литвиновы Анна и Сергей (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
А когда расселись по купе (на купированных билетах настоял Егор Ильич), Настю ждал еще один сюрприз.
Сеня смущенно сказал:
– Ты знаешь, Настя... А я тебя обманул.
– Мы едем – не в Сочи, а в Стамбул? – хихикнула она.
– В Стамбул на поезде не доедешь... Не. Мы ведь через месяц назад возвращаемся...
– Ну?
– Вот тебе и «ну». А смена в лагере – двадцать четыре дня.
– Ну и отлично! Что тебя смущает? – обрадовалась Настя. – Лагерь-то в пригороде! А после смены, мы недельку в самом Сочи поживем. Снимем у какой-нибудь бабки комнатуху, посмотрим на поющие фонтаны, в Мацесту съездим, в Красную Поляну...
– А ты не хочешь... поехать ко мне? В Южнороссийск? – напряженно спросил Сеня.
– К тебе-е? – Настя отпрянула.
– На рыбалку будем ходить. Мидий на костре жарить – помнишь, я давно обещал? Акваланг раздобуду, погружаться тебя научу. А бабка с дедом у меня – мировые, доставать не будут – клянусь!
– Но...
– Балкон у нас с видом на море. Знаешь, как здорово на нем рассвет встречать? А бабуля коврижками и пирожками будет нас кормить...
Сеня говорил все тише, сникал...
– Сенечка! – бросилась к нему Настя. – Да я с тобой хоть на край света поеду!
...Южнороссийская часть каникул запомнилась Насте яркой картинкой, счастливым фильмом, красивой сказкой...
Николай Арсеньевич и Татьяна Дмитриевна Челышевы приняли ее, как родную. Даже «роднее», чем своего внука Сеньку. По крайней мере, на того и покрикивали, и к хозяйству припахивали, а она оказалась – «доченькой» и «Настенькой» и помогала бабушке лишь по собственному желанию. Охотно перенимала ее «коврижечный» опыт, училась вышивать и готовить целебные чаи на травах... А чего стоили вечерние чаепития! Настя никак не могла понять: в чем загадка кухоньки Челышевых – с убогой мебелью, со вздутым линолеумом... Почему здесь так уютно, спокойно, самодостаточно? Почему именно здесь, а не в огромной капитоновской квартире на Бронной, думаешь: как хорошо жить! Да за что ж мне такое счастье?!
Может, дело в том, что прямо в окна бьются ветви вековых тополей? Или секрет – в старорежимном самоваре, который дед лично раздувал сапогом?
Настя готова была сидеть на кухне часами. Слушать бабушкины истории из медицинской практики, лениво вникать в шутливую перебранку Сени и его деда – что-то насчет рыболовных снастей...
– Почему мне так хорошо у вас? – однажды спросила Настя у Сени.
– Потому что мы все тебя любим. – смущаясь, ответил тот.
Сеня исполнил все, что обещал: купил Насте белоснежный матросский костюмчик. Вывозил ее на рыбалку на дедовой моторке. Научил погружаться с аквалангом и готовить мидий на костре...
– Что ты такая довольная? – подозрительно спрашивала Настю ее собственная бабуля, когда Настя с почты звонила в Москву.
– А нравится мне тут. Погода – шикарная, вода – теплая. И мероприятий куча, – отчитывалась внучка, улыбалась стоящему рядом Сене.
– А кормят как?
– Кормят так себе... – Настя тут же вспоминала кулебяки и коврижки Татьяны Дмитриевны. – Но вы же мне денег дали – так что я не голодаю.
– Не влюбилась там? – пытала бабка.
– Нет, бабуль! – вдохновенно врала Настя. – У нас тут коллектив, не до любви...
– Ну, отдыхай, – позволяла, наконец, Галина Борисовна.
Настя с облегчением клала трубку, чмокала верного Сеньку и требовала:
– Ну! Какие у нас на сегодня еще приключения?
И Сеня щедро делился с ней авантюрами. Вывозил на место боев в Отечественную – но не в скучный помпезный мемориал, а в бывшие окопы: «Тут мы с пацанами лазили. Ночами. С фонариками. Артиллерийский порох собирали и оружие. Два пулемета немецких нашли...»
– Ты совсем здесь другой, Сенька! – восхищалась Настя. – Не такой, как в Москве!
– Какой не такой?
– Нахальный. Самоуверенный. И... и очень красивый.
Он целовал ее, приговаривал:
– А ты у меня – всюду красавица. И здесь особенная – загорелая, шоколадная!
...Уезжать из Южнороссийска не хотелось.
– Может быть, мне остаться? – безнадежно спрашивала Настя. – Наврать, что удалось достать путевки еще на одну смену?
Но оба понимали: слишком рискованно. Да и дед Сени, Николай Арсеньевич, посвященный во все детали их авантюры, не советовал:
– Не дразните гусей, молодежь...
Накануне отъезда в Сочи (уезжать в Москву – опять же, в целях конспирации – решили оттуда), они отправились на переговорный пункт.
Настя набрала домашний номер. Трубку взяла мама. Ее голос обжег Настю колким льдом:
– Дрянь!
– Что ты, мама... о чем ты?
– Ты спрашиваешь о чем я?! Тварь неблагодарная! К тебе в «Буревестник» вчера приехал Женя. Эжен. Хотел тебе сюрприз сделать.
– И что? – Настя вдруг обрела хладнокровие.
– И то! Он все знает. Ну, и как, хорошо тебе там? В Южнороссийске?
Настя тихо опустила трубку на рычаг. С минуту простояла в духоте кабинки. Мыслей не было, ноги дрожали. За мутным стеклом волновалась очередь.
Почтовая тетенька гаркнула в мегафон:
– Первая кабина! Вы что там, померли?
Всем надо куда-то звонить. Нельзя впустую занимать кабинку. А то, что тебе, как воздух, нужна эта минута одиночества – на это всем наплевать.
Настя с трудом толкнула тяжелую дверь.
– Спала ты там, что ли? – проворчала стоявшая за ней бабка. – Зальют глаза, а потом... – бабка разглядела бледное Настино лицо, пляшущие губы – и умолкла.
К ней уже спешил Сеня:
– Настя! Что?! Что-то дома? Настя!
А она стояла – и не могла выговорить ни слова. Только смотрела ему в глаза – отчаянно, жалобно, безнадежно...
Сеня молча взял ее под руку, вывел из душного телеграфа. Притихшая очередь проводила их любопытными взглядами. Кто-то выдохнул в спину:
– Лица на ней нет. Случилось что-то...
А Настя опиралась на Сенину руку и в голову ей пришла парадоксальная мысль: «Да ничего со мной случиться не может, – пока Сенька рядом! И пока он держит меня, крепко-крепко!»
На душе после маминой отповеди было тяжко. Но странным образом, одновременно, – легко. Потому, что все, наконец, раскрылось. И никакая конспирация больше не понадобится.
Они спустились по ступенькам, повернули в сторону дома... Настя послушно шагала рядом с Сеней. Даже здесь, на пыльной центральной улице, терпко пахло морем, успокаивающе шумели тополя. И Насте хотелось: «Пусть так будет всегда: я просто иду вместе с ним, по бесконечной улице, иду – и молчу».
