Угол атаки - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" (электронные книги без регистрации txt) 📗
- Можно, как видишь. Работаем.
- Так и работаем! - загремел Нифонтов. - Тащимся за событиями, как баба за ишаком! Ползем, как ман... Как...
Голубков с интересом выслушал сравнения, которые с минуту перечислял начальник управления, мирно заметил:
- У нас есть чем утешиться.
- Ну, чем?
- Наши контрагенты работают в таких же условиях.
- Тогда, конечно, все в порядке, - буркнул Нифонтов. - Лейтенанта Ермакова немедленно арестовать. Назначить служебное расследование. С этим нужно покончить раз и навсегда! Начальника охраны ко мне! - бросил он в интерком.
- Не спеши, Александр Николаевич, - остановил его Голубков. - То, что есть в нашей базе данных по "Госвооружению" и "Фениксу", Ермаков-старший и без нас знал.
- Там есть и то. чего он не знал. И не должен знать. Он вообще не должен знать, что мы занимаемся этим делом.
- И о предупреждении ЦРУ он наверняка не знал, - добавил Голубков. Теперь знает.
- И что?
- Ты видел шифровку от Пастуха. О том, что в Потапово прибыла "Мрия". Есть и другая информация. Из Улан-Удэ вышел железнодорожный состав с модулями Су-39. Не нужно объяснять, что это значит?
- Не разговаривай со мной как с идиотом! Это значит, что готовится отправка новой партии истребителей.
- О том и речь. Вспомни, что тебе куратор сказал. "Мы не поставляем самолеты талибам". Значит, запретить загрузку и отправку "Мрии" ты не можешь. Не можешь даже приостановить. При всех твоих полномочиях. Как ты можешь вмешаться в то, чего нет? Не можешь, правильно? - Голубков помолчал и закончил: - А Ермаков может.
- Если захочет, - сказал Нифонтов.
- Новость об операции ЦРУ заставит его очень серьезно об этом задуматься.
- Выходит, ты предполагал, что этот чертов лейтенант сразу побежит с дискетой к отцу?
- Нет, конечно. Но что случилось, то случилось. Глупо не попытаться извлечь из этого пользу. Включай.
Но вместо того чтобы пустить продолжение записи, Нифонтов отмотал пленку назад. В динамике вновь прозвучал голос Ермакова-старшего:
"- Шесть миллионов?! Что за херню ты несешь? Какие шесть миллионов?"
Нифонтов снова вернул пленку, еще раз прогнал эти слова.
- У тебя нет ощущения, что он действительно об этих миллионах не знал?
- Как он мог не знать? - удивился Голубков. - Шесть миллионов долларов. Пустяк? Просто лапшу на уши вешает сыну.
- Нужно будет показать пленку психологам, - отметил Нифонтов и нажал клавишу "Play".
В динамике зашуршало. Фон. Но запись шла. Высокочувствительная пленка фиксировала легкий гул работающего "ноутбука", шелест компьютерной клавиатуры, другие неясные шумы, выдававшие присутствие в зоне действия микрофона какой-то жизни. Потом щелкнуло, все стихло.
Минута.
Вторая.
- Молчит? - спросил Нифонтов.
Голубков приник ухом к динамику; послушал.
Подтвердил:
- Молчит.
Ермаков молчал. Угрюмо смотрел на пустой темный экран "ноутбука". В экране отражались сосульки волос на его низком лбу. Лицо было неподвижное, каменное.
Юрий понял, что отец ошеломлен и раздавлен тем, что узнал. Так же, как был ошеломлен и раздавлен он сам.
Ермаков действительно был ошеломлен. Но не тем, о чем думал сын. Он чувствовал себя, как человек, который вдруг, в миг, оказался не в темноте, а на ярко освещенной сцене перед сотнями глаз. И понял, что все время, когда он был - как казалось ему - в темноте, на самом деле находился на этой же сцене.
Значит, оперативникам управления известен каждый его шаг. Сколько времени они его ведут? Не день и не два. Как минимум - две недели. После возвращения полковника Голубкова из Будапешта. Верней, после того, как по фотороботу была установлена его личность. Что еще они сумели узнать, кроме того, что Юрий вытащил из их базы данных?
И тут Ермакова прошиб пот. Если он взят в оперативную разработку, то и здесь, в этой палате, наверняка запрятана пара чипов. Наверняка. Эти матерые лисы из УПСМ свое дело знают. Но кто дал им санкцию на слежку за ним? Никто не мог. Даже сам президент. Да, даже он. Любая огласка катастрофична. Проявили инициативу? Проклятые ищейки. Да они даже не представляют себе, куда сунулись!
Но главным было не это. Даже не предупреждение ЦРУ. Раз об их операции стало известно, блокировать ее не составит труда. Странное какое-то предупреждение. С чего вдруг они стали такими благородными? Не хотят дестабилизировать обстановку в России. Скажи в бане, шайками закидают. Да они спят и видят растоптанную Россию. Обескровленную, униженную. Превращенную в нуль - в Монголию. Но как могло случиться, что его контакты в Абу-Даби и в Берлине оказались засвеченными? Чем, черт возьми, занимаются эти жеребцы из службы безопасности? На них тратится чертова уйма валюты. И вот результат!
И все-таки самым страшным было совсем другое. Эти шесть миллионов долларов на его счету.
Вот что было ошеломляющей неожиданностью. Неожиданностью смертельно опасной. Не для его жизни. А для дела, которое с самого начала было его детищем, а со временем превратилось и в главное дело жизни.
Первые ростки идеи, из которых вызрела программа "Феникс", появились у Ермакова еще в Берлине, когда он работал в ликвидационной комиссии Западной группы войск. Нужно было срочно распродать огромное количество военного имущества и вооружений. Зачем нужна эта срочность, не понимал никто. Даже западные немцы, готовые за объединение Германии терпеть присутствие на своей территории советских войск, были поражены дурью Горбачева. Но приказ есть приказ, а дурное дело нехитрое.
Хозяйственной натуре Ермакова, в которой неистребимо сидели гены ярославских крестьян, была глубоко противна сама мысль отдавать по дешевке то, за что можно получить настоящую цену. Он понял, кто будет платить за оружие столько, сколько оно стоит. Те, кто воюет. Или собирается воевать. Уже первая партия автоматов Калашникова и гранатометов, проданная на Ближний Восток, подтвердила его предположения. Арабы торговались отчаянно, но платили. У них не было другого способа получить оружие. Затем последовали танки, зенитные установки, системы залпового огня, старые "миги" и "су". Та небольшая часть вооружений, которую продал Ермаков, принесла России больше валюты, чем все остальное имущество Западной группы войск.
Сделки совершались через третьи страны, через сеть подставных фирм. Сделки были незаконными, но что считать законным, а что незаконным? Отдавать за бесценок добро, которое создавалось нелегким народным трудом долгие сорок пять лет, - это законно?
Тогда и завязались у Ермакова прочные связи на Ближнем и Среднем Востоке, в Африке и даже в Южной Америке. А потом открылся еще один бездонный рынок вооружений - Афганистан, где набирало силу движение Талибан.
Перейдя вслед за своим шефом, генералом армии Г., из Минобороны в "Госвооружение" и разобравшись в царящем там бардаке, Ермаков понял, что и здесь его опыт и наработанные связи окажутся очень полезными. Необходимость монополизации нелегальной торговли российскими вооружениями была очевидной. Все равно воруют и будут воровать, пока есть спрос. Так почему не взять этот теневой бизнес под свой контроль, не вернуть в российскую казну десятки и сотни миллионов долларов, утекавшие из нее, как из дырявого нефтепровода?
При всей своей понятности и насущности идея пробивала себе дорогу с огромным трудом. Слишком многие грели на этом бизнесе руки. И только энергичная поддержка Г. позволила продвинуть дело. Ермаков понимал причину этой поддержки. Г. нужно было показать президенту, что тот не ошибся в выборе, назначив Г. своим представителем в "Госвооружении", что при нем увеличится приток валюты от торговли оружием в бюджет и во внебюджетные фонды.
Ермаков не оценивал мотивы, которыми руководствовался Г. С него было довольно того, что ему дали возможность делать свое дело. И он его делал с присущей ему основательностью. Практическая реализация программы требовала огромной организационной работы. Ермаков спал по четыре часа в сутки. Никогда раньше он не работал с такой отдачей. Его труд был нужен России. Он работал для России и любил Россию, как врач любит спасенного им больного, как мать любит выстраданного ею ребенка.
