Тросовый талреп - Льювеллин Сэм (читать книги .txt) 📗
Вот, что мне необходимо сделать, — добраться собственными руками до одной из этих желтых бочек и выяснить, что же такое интересное обнаружили в них Эван и Джимми. И какое это имело отношение к тому, что обоих уже нет в живых.
Глава 14
Комната была полна пробивающегося сквозь мелкий дождичек солнечного света. Мои часы показывали половину одиннадцатого. Моя одежда так и не высохла. Я выкатился из постели, напялил влажную одежду и спустился вниз.
Снаружи возле парадной двери что-то происходило. Оттуда слышался детский крик. На подъездной дорожке, на фоне насквозь промокших темно-зеленых рододендронов стояла машина «скорой помощи». Вокруг нее собрались все Салливаны: трое из них дрались друг с другом и плакали. Морэг была еще белее, чем обычно, а Джокки лежал на носилках.
В последний раз, когда я видел Джокки, у него на лице был какой-то красный рубец. А теперь от воротника его рубашки и до самого лба расползалось свежее пятно в форме полумесяца, а кожа по краям пятна была желтой и на вид высохшей.
Санитары «скорой помощи» подняли носилки. Один из них сказал:
— Мы готовы ехать, если и вы готовы, миссис.
Морэг Салливан забралась в кузов «скорой помощи» следом за носилками. Дверцы захлопнулись, зажглись фары «скорой помощи», и машина устремилась вниз по подъездной дорожке и вскоре исчезла среди беспорядочно разбросанных валунов узкой горной долины.
Фиона стояла в дверях дома, грустно наблюдая за всем происходящим.
— Он говорил, что его обожгла медуза, — сказал я.
— Так оно и было. — Фиона нервно вздрогнула. — Теперь кожа сходит с рубцов. Бедный ребенок.
Один из детей, темноволосый мальчик, вдруг заспорил:
— И никакая не медуза.
Мы с Фионой посмотрели на него. Мальчик покраснел.
— Ты не веришь брату? — мягко спросила Фиона.
— Это была не медуза, — упрямо повторил мальчик.
— Тогда что же случилось с твоим братом? — спросила Фиона.
— Я не могу вам сказать, — ответил ребенок.
Я открыл было рот, чтобы задать этот же вопрос более строгим тоном, однако Фиона быстро взглянула на меня и покачала головой.
— Нет, ты можешь, — сказала она мальчику. — Ты должен это сделать!
— А если меня поколотят?
— Никто здесь не собирается тебя колотить, Энгус, — ласково произнесла Фиона.
Энгус посмотрел на Фиону, прищурив глаза. Я надеялся, что он видит, какое у нее доброе, открытое лицо.
— Обещаете? — сказал он.
— Обещаю, — сказала Фиона.
— Не было никакой медузы, — сказал Энгус. — В папином сарае было что-то вроде крышки от какой-то жестянки. Мы играли в летающие тарелки, и она здорово хлопнула Джокки прямо по лицу, а он засунул ее себе под рубашку и унес.
— А на что похожа эта крышка? — спросила Фиона. Энгус не был готов к описаниям тонкостей в разновидностях крышек от консервных банок.
— Такая маленькая, — сказал он.
У меня появилась одна мысль. И она мне весьма не понравилась, Я вытащил из кармана фотографию бочки из-под нефти и спросил:
— Крышка вот такого цвета?
— Ага. Как верхняя часть этого, — сказал Энгус.
Он в конце концов разревелся. Хотя был ни в чем не виноват. Я взял его за руку и увел в дом. Потом я предупредил Фиону, что отправляюсь немедленно на Камас-Билэч. Гектора я нашел в мастерской, где он разбирал какой-то старый автомобиль. Мы пошли на «Зеленом дельфине», потому что он был быстрее. К полудню мы добрались до Камас-Билэча.
Море на мелководье было ослепительно зеленым. Мы прошли узким каналом в круглую бухточку и пришвартовались посередине причала.
С домом было то самое, что происходит с ним, когда люди его покидают. Я часто наблюдал это в делах по разводу: кажется, что за пару дней газон лужайки подрос дюймов на шесть, со ставен облупилась краска, а сорняки с противоестественной скоростью расползаются по дорожкам. В Камас-Билэче не было ни лужайки, ни замощенных дорожек, если не считать недостроенного бетонного эллинга. Однако дом смотрел на мир облупившимися зелеными оконными рамами, и стекло покрылось какой-то плесенью, словно этот дом стоял незаселенным долгие годы.
— Ужас, до чего много может случиться за совсем короткое время, — мрачно заметил Гектор.
Я не хотел, чтобы именно сейчас мне напоминали о вещах такого рода. Я миновал этот дом с закрытыми ставнями, прошел прямиком к сараю и принялся разглядывать тяжелый оцинкованный засов и большой навесной замок. Спросить детей насчет ключа я не сообразил.
— У тебя есть какой-нибудь ломик? — спросил я Гектора.
— Джимми держал инструменты в этом сарае, — сказал Гектор.
«Проделали весь этот путь без толку», — подумал я. Засов держался на болтах, проходящих насквозь через толстые доски двери, так что не было никакой возможности его отвинтить. Я вытянул руку, крепко сжал холодный металл замка и сделал бесполезный рывок.
Навесной замок оказался у меня в руке.
— Боже мой! — воскликнул Гектор.
Я отодвинул засов. Дверь распахнулась. Я посмотрел на навесной замок, лежавший в моей ладони.
Кто-то побывал здесь до нас.
Кем бы ни был этот человек, он перепилил стальную дужку навесного замка. Это было сделано совсем недавно, потому что распил был свежий.
Сам сарай не изменился. Обшарпанная морозильная камера, штабеля сплавного леса, подвесной мотор на козлах... Я подошел к коллекции сорокапятигаллонных бочек.
— Если бы я вломился в сарай Джимми, — заметил Гектор, — то я бы утащил его проклятый подвесной мотор.
В грязи на полу сарая остался какой-то круглый след. Этакое правильной формы кольцо, оставленное стоявшей здесь бочкой. Там были и следы колес, ведущие к дверям через лужи дизельного масла. Похоже на грузовую тележку. На бетонном эллинге снаружи, у отметки наивысшего уровня подъема воды, ярко голубела какая-то отметина. Гектор наклонился и потрогал ее. Маленький комочек краски упал на его ладонь.
— Недавно кто-то ободрался, — сказал он.
Это был цвет старого грузового суденышка, которым управлял Дональд Стюарт. Мы возвращались обратно к причалу. Среди крупной гальки из аспидного сланца что-то блеснуло.
Это оказался металлический диск диаметром возможно в три дюйма, выкрашенный желтой краской. Крышка от сорокапятигаллонной бочки. Вокруг ее кромки шли зажимы, а поперек был выведен черный серийный номер. А еще там, на крышке, были неумело процарапаны соединенные друг с другом кольца олимпийской эмблемы.
Я подцепил желтый диск куском черного полиэтилена.
— Что ты там нашел? — окликнул меня Гектор.
— Диск Джокки Салливана, — ответил я.
Мы сели в шлюпку и погребли к «Дельфину». Я осторожно упрятал завернутый в полиэтилен диск Джокки в рундук кокпита. Поднялся свежий западный ветерок. Он с треском наполнил паруса «Дельфина» и помчал его, как по американским горкам, через голубые волны, вздымавшиеся между зеленым конусом Камас-Билэча и серыми скалами Лоч-Биэга.
Энгус и его сестренки помогали Фионе в мастерской наматывать мотки пятнисто-красной шерстяной пряжи. Фиона подняла на меня глаза и улыбнулась. У меня было ощущение, что я вернулся к себе домой.
— Идите во двор и поиграйте, — сказала она детям.
В доме стоял запах мокрой шерсти, разноцветные мотки сушились на полке над нагревательным аппаратом. Фиона снова взялась за работу.
— Как дела у Джокки? — спросил я.
— Морэг говорит, что у него какая-то аллергическая реакция. Она и вызвала эти волдыри, а потом и кожа сошла. Врачи говорят о пересадке кожи.
— А к чему у него аллергия? К каким вещам?
— Они не знают, — сказала она. — Только это действительно была не медуза.
— Я принес в пластиковом мешочке ту штуку, которая не медуза. Возможно, Гектору придется отвезти ее в больницу.
— Конечно.
— Только вряд ли на кусочке металла, продраенном песком и течением, осталось что-то существенное.
Я позвонил в больницу и попросил разрешения поговорить с Морэг. Она сказала, что Джокки стало значительно лучше.
