Овернские влюбленные - Эксбрайя Шарль (читать книги без сокращений txt) 📗
— Мне тоже…
— В таком случае…
Однако обоим полицейским так и не удалось сегодня пораньше вернуться к желанному уюту домашнего очага. Только они собрались уходить, как в кабинет, подобно ожившей статуе оскорбленной справедливости, вплыла вдова Шерминьяк. Ради такого случая она облачилась в черное платье (отчего лицо казалось еще более желтым, чем обычно) и огромную шляпу из рисовой соломки, украшенную перьями.
— Господа, — торжественно заявила она с порога, — я пришла к вам требовать справедливости!
Шаллан и Лакоссад посмотрели друг на друга и вздохнули, понимая, что им предстоит. Комиссар предложил Софи сесть, и та опустилась на стул с достоинством, приличествующим особе, привыкшей черпать в прекрасном воспитании и развитом нравственном чувстве силы, необходимые для борьбы с грубой прозой жизни.
— Чем могу вам служить, мадам Шерминьяк?
— Освободите Франсуа Лепито!
— Поскольку никто не подал жалобу, обвиняя мсье Лепито в покушении на убийство, он будет свободен не позднее завтрашнего утра.
— Это уже слишком! Мальчик невинен как агнец!
— Откуда вы знаете?
— Я знаю его лучше, чем вы! Бедный ребенок не способен совершить преступление.
— Мадам, — заметил Лакоссад, — еще Расин говорил: «К преступлению, как и к добродетели, идут постепенно». Вполне возможно, что Франсуа, если он виновен, всего лишь дебютант… Но это вовсе не тот случай, когда полиция должна закрывать глаза.
— Никто и не требует, чтобы вы закрывали глаза, — уверенно поставила его на место вдова Шерминьяк. — Напротив, откройте их пошире, и вы увидите, что Франсуа нисколько не похож на преступника! А кстати, господин комиссар, Иезавель умерла?
— Простите?
— Пала ли Иезавель, как того заслуживала ее, черная душа, под действием так называемого яда?
— А, вы имеете в виду мадам Парнак?.. Нет, она спасена.
— Тем хуже!
— Если Лепито вам действительно дорог, вам следовало бы поблагодарить Небо, что его жертва не скончалась!
— Благодарить Небо? Ничего себе! Да эта женщина — чудовище, господин комиссар! Она преследует молодых людей даже дома. Бесстыдница! Если хотите знать мое мнение, она сама все это подстроила!
— Что подстроила?
— Не знаю… ну, все это…
Ненадолго в кабинете воцарилась тишина.
— Мадам Шерминьяк, — холодно осведомился Шаллан, — будьте любезны сообщить мне, по каким причинам вы с таким рвением защищаете Лепито?
Софи слегка покраснела.
— Господин комиссар, — смущенно проговорила она, — мы с Франсуа любим друг друга…
— Вот как?
— О, я давным-давно обо всем догадалась… Знаки внимания, недвусмысленные намеки, взгляды… Тут женщину почти невозможно обмануть… Я долго колебалась, не решаясь ответить на его страсть, вы сами понимаете почему, господин комиссар… Но в конце концов у любви свои законы, и общественные представления над ними не властны. Я решила выйти замуж за Франсуа Лепито, как только бы его отпустите. Познав горечь темницы, он заслуживает истинного счастья!
— Лепито просил вашей руки?
— Он не осмеливается, бедняжка. Но поскольку я все-таки немного старше, то, пожалуй, могу себе позволить нарушить правила и сделать первый шаг. Вы согласны со мной?
— Без сомнения. Но выразил ли он свою нежность к вам достаточно ясно?
Вдова слегка смутилась.
— Нет. Франсуа так робок… и не позволяет себе ничего, кроме намеков…
— А может, вы заблуждаетесь?
— Что вы имеете в виду?
— Только то, что все мы бываем склонны принимать желаемое за действительное. На вашем месте, мадам Шерминьяк, я бы хорошенько подумал, прежде чем решиться на столь деликатное объяснение. А кстати, кроме мадам Парнак, к Лепито никто не приходил в гости?
— Да какая-то взбалмошная девица.
— Вы не могли бы мне ее описать?
Вдова выполнила просьбу, и полицейские понимающе переглянулись.
— Благодарю вас, мадам вы нам очень помогли. А теперь прошу прощения, но нам с инспектором еще предстоит большая работа.
Софи Шерминьяк сурово посмотрела на комиссара.
— Я вижу, вы уже стали на сторону Иезавели, потому что она могущественна и несправедливо вознесена, но будьте осторожны, господин комиссар, безвинно пролитая кровь падет на вашу голову, а Бог за все потребует ответа!
И вдова, даже не удостоив полицейских взглядом, гордо удалилась. Шаллан весело подмигнул Лакоссаду.
— Это, наверное, самая живописная часть истории. Старая лошадь совсем потеряла рассудок.
— Каждый из нас немного безумен, — нравоучительно заметил Лакоссад, — просто некоторым удается это скрывать.
— Слушайте, Ансельм, сдается мне, что юная гостья Лепито подозрительно смахивает на Мишель Парнак. Как вы думаете?
— Наверняка она.
— Значит, это Мишель принесла яд.
— С какой целью?
— Тут либо ревность, либо корысть. Она хотела избавиться или от соперницы, или от сонаследницы.
— Но тогда Франсуа — или сообщник, или жертва.
— Вот именно.
Телефонный звонок прозвучал заключительным аккордом этой интересный беседы. Шаллан снял трубку.
— Комиссар Шаллан слушает… А? Что-нибудь новенькое, доктор? Что?! Мы немедленно выезжаем!
Повесив трубку, комиссар повернулся к Лакоссаду.
— Только этого не хватало! — воскликнул он. — Мэтр Парнак отравился у постели своей жены. Он мертв.
Убитый горем, доктор Периньяк принял полицейских у себя в кабинете и рассказал им, что совершил страшную ошибку. Произошло это только потому, что он никогда не умел отказать женщине. Соня умолила врача оставить ей пузырек с ядом, чтобы она могла показать орудие преступления мужу и убедить его в вероломстве клерка. И вот, когда Периньяк вместе со старшей медсестрой находился у одной из больных, они услышали душераздирающий вопль. Помчавшись в палату мадам Парнак, они обнаружили на полу тело нотариуса, а его жена билась в истерике.
Оставив снедаемого угрызениями совести врача размышлять о последствиях, которые сулила ему допущенная слабость, полицейские отправились в комнату мадам Парнак. Та встретила их жалкой улыбкой.
— Похоже, господин комиссар, мы с вами уже никогда не расстанемся.
— Зато мэтр Парнак, судя по всему, покинул нас навсегда, — сухо заметил Шаллан. — Так что же произошло, мадам?
— Это я во всем виновата, — задыхаясь от слез, простонала Соня. — Что за дурацкая мысль пришла мне в голову? Зачем я выпросила у Периньяка флакон с ядом? И какого черта этот идиот согласился?
— Для чего вам был нужен яд?
— Я хотела доказать мужу, что не лгу и что этот Франсуа, которому он так доверял, на самом деле мерзавец! А потом… я хотела разжалобить мужа… думала, этот флакон будет для него своего рода символом моих страданий и смертельной опасности… Знаете, комиссар, мы, женщины, иногда любим, чтобы с нами обращались как с детьми… Вот только…
И она снова разрыдалась, не в силах справиться с горем.
— Я понимаю вас, мадам… Все мы глубоко скорбим о потере, которую понесли в лице вашего почтенного супруга… Но, как бы это ни было мучительно, вам придется продолжить рассказ… Мужайтесь, мадам!
— Благодарю вас, комиссар. Вы очень добры… Так вот, вопреки моим надеждам, Альбер поддался дурным подозрениям… Он потребовал, чтобы я сказала, зачем пошла в гости к этому молодому человеку… Я немного запуталась в рассказе, и муж понял, что той ночью в саду, когда меня ударили, я тоже виделась с Лепито. Альбер ужасно рассердился. Таким я его никогда не видела. Он был так страшно разгневан, что говорил почти шепотом… Как он ругал меня, господин комиссар! Вы и представить себе не можете, какие оскорбления он бросал мне в лицо! Я тщетно пыталась объяснить, что этот Франсуа со своей детской любовью, скорее, умилял меня, чем будил ответные чувства, и что на ночное свидание я согласилась исключительно ради того, чтобы избежать какой-нибудь безумной выходки с его стороны. Альбер так и не захотел понять главного. Только потому, что я не сомневалась в виновности Лепито, я и пришла уговорить его перестать покушаться на жизнь моего мужа… Впрочем, именно из-за этого изверг и хотел убить меня! Он понял, что мне все известно…
