Архивных сведений не имеется - Гладкий Виталий Дмитриевич (серии книг читать онлайн бесплатно полностью txt) 📗
– Да, я спрашиваю тебя.
– Окруженцы мы, гражданин начальник, окруженцы! Немец попер, ну мы и… сюда. Схоронились. Чтобы в плен, значит, тово… – коротышку словно прорвало, он сыпал словами, как горохом о стенку. – Немец, он мотоциклом да на машине – как убежишь, куда? А в болоте ему хода нет. Вот мы тут и…
– Понятно, – оборвал его Малахов. – Документы есть?
– Испугались мы… – коротышка сморщил жалобную мину. – Попрятали… где кто… Виноваты…
– Испугались, говоришь? Что-то верится с трудом…
– Да вы же, я вижу тоже вроде… в общем, как и мы… – хитро блеснул мутно-серыми глазами коротышка. – Драпанули… – гаденько ухмыльнулся; видно было, что он поуспокоился, осмелел.
– Но-но, ты, болтушка! – не выдержал Никашкин. – Говори, да не заговаривайся. И стань как следует – перед тобой командир, лейтенант. Живот подбери.
– И давно вы здесь… хоронитесь? – спросил Малахов.
– Давно… то исть не очень, гражданин… товарищ лейтенант! – глазки пухлого коротышки спрятались под выгоревшими ресницами.
– Почему за оружие схватился? – обратился Малахов к длиннолицему, который с напряженным вниманием прислушивался к ответам коротышки.
– Кабы знал… кто… – сквозь зубы процедил тот. – Бродют тут… всякие… На них не написано – свой или чужой…
– Ладно… бинт, йод есть? – Странное дело, Алексей, глядя на страдания длиннолицего, на его все еще кровоточащую рану, вовсе не ощущал к нему сочувствия или хотя бы раскаяния; и где-то в глубине души подивился – он никогда не был таким черствым, как сейчас; что случилось? Неужто и впрямь своя рубаха ближе к телу? Неужто война уже успела выцедить из него по капле душевную щедрость и человеколюбие?
– Да, есть.
– Вон там, – длиннолицый кивком показал на сумку, которая висела у входа.
– Никашкин, перевяжи…
Примерно через сорок минут, подкрепившись, легли спать. Никашкин, который наконец раздобыл патроны к своему автомату, реквизировав четыре диска у хозяев шалаша, остался на часах – доверия к этим троим ни у Малахова, ни у него не было. Посоветовавшись, решили отложить более детальный разговор с окруженцами до утра – лейтенант чувствовал себя неважно. Все оружие и боеприпасы Никашкин завернул в шинель и, присыпав сеном, уселся на него у выхода из шалаша. Алексей приказал разбудить его часа через четыре, чтобы сменить ефрейтора, который тоже порядком устал.
Смуглый, который получил от Никашкина по зубам, очнувшись, не произнес ни слова, только курил и, как показалось ефрейтору, с любопытством и даже одобрением посматривал в его сторону. Ужинать смуглолицый не стал, видно, болела челюсть, которую он изредка ощупывал крепкими длинными пальцами, при этом его горбоносое лицо кривила сдержанная улыбка.
"Чему радуешься, шустило? – злился про себя Никашкин, сжимая-разжимая пальцы правой руки, которые опухли и ныли. – Дать бы тебе еще разок, чтобы до утра не проснулся…" – и нежно поглаживал приклад автомата, который спас ему жизнь.
Утром после завтрака – у окруженцев, как оказалось, было припасено продуктов на добрых полгода – Алексей решил все же выяснить до конца, что представляют собой эти люди и что они думают дальше делать. Но ничего нового для себя по сравнению со вчерашним вечером он не услышал: попали в окружение, наткнулись на разбомбленный склад, запаслись продуктами и, благо коротышка был местным жителем и хорошо знал болото, решили отсидеться на островке, куда добраться, не зная единственной тропы, было почти невозможно.
Когда же Малахов спросил их о планах на будущее, то невразумительные ответы только подтвердили его подозрения в том, что эти трое вовсе не окруженцы, а дезертиры. Впрочем, категорически утверждать, что это именно так, Алексей не мог – в душу ведь не заглянешь. Но пробираться вместе с линии фронта они отказались наотрез.
– Может, в расход их, а, командир? – спросил Никашкин, когда они уединились. – Гады ведь, нутром чую.
– Сам будешь или помочь? – насмешливо посмотрел на него Алексей. – А если и впрямь они говорят правду? Тогда как?
– Да я что… – смешался ефрейтор. – Ляд с ними…
– То-то… Мало ли что нам не по душе. А они ведь люди.
– Люди бывают разные… – проворчал Никашкин. – Только вот боеприпасы, думаю, им ни к чему. По крайней мере, пока не отойдем подальше. Что-то мне не хочется схлопотать пулю в спину…
– В этом ты прав, – подумав, согласился Малахов. – А теперь пора собираться…
Часть боеприпасов, поддавшись на слезные уговоры коротышки, решили все же оставить только на соседнем островке, на что длиннолицый недобро и угрюмо ухмыльнулся. Провожатого не понадобилось. Оказалось, что тропа, которая выводила из болота, обозначена вешками. Коротышка сам показал начало тропы, и они опять, окунувшись в грязь, побрели к виднеющемуся вдалеке лесу. За плечами у обоих висели туго набитые вещмешки с продуктами, которыми пришлось скрепя сердце поделиться обитателям островка; вместо рваных гимнастерок теперь они были одеты в старые, не раз стираные, но добротные, которые им дал из своих запасов, неожиданно для Никашкина, смуглолицый.
До первого островка добрались быстро, хотя Никашкин все же осторожничал, не доверяя чересчур говорливому и подхалимистому до омерзения коротышке, шел впереди, прощупывая тропу жердью, неторопливо и обстоятельно, каким-то особым чутьем угадывая коварные бездонные ямины.
Отдохнув чуток и оставив обещанные боеприпасы, двинулись дальше. Теперь тропа стала тяжелей, запетляла по болоту причудливо, иногда уводя их в сторону от кратчайшего пути на десятки метров. Глубина грязного месива порой была выше пояса; малейшее отклонение от вешек грозило гибелью – жердь возле тропы не доставала дна; они шли как бы по узкой седловине, по обеим сторонам которой были пропасти.
На следующем островке отдыхали подольше – сил на переход было потрачено много. Заодно решили и пообедать – день стоял солнечный, по-осеннему неяркое светило уже переползло полуденную черту…
– Тихо! – вдруг схватил за руку Алексея ефрейтор.
Прислушались. С той стороны,откуда они пришли, доносились хлюпающие звуки. Сомнений не оставалось: кто-то шел за ними следом. Не сговариваясь, затаились, приготовили оружие.
Минут через двадцать к островку подошел смуглолицый "крестник" Никашкина. Ефрейтор и Алексей переглянулись в недоумении: тот на ходу выдергивал вешки, обозначающие тропу, и зашвыривал их подальше.
– Эй, где вы там? – остановившись шагах в десяти от островка, негромко окликнул их.
– Тебе что нужно? – поднявшись, Никашкин грозно сдвинул свои редкие рыжие брови.
– Начальник нужен, – коротко ответил тот и, сильным движением подтянувшись за ветви кустарника, выскочил на сухое. – А ты злопамятный, ефрейтор. У меня, может, больше причин для обиды имеется, – показал в улыбке крупные белые зубы. – По челюсти будто молотом схлопотал…
– Что-то случилось? – подошел Алексей.
– Пока ничего. Но могло случиться.
– А именно?
– С этого островка вам ходу нет.
– Как нет?
– Очень просто. Дальше тропа вешками не обозначена. Тут бы вам и амба.
– Ты хочешь сказать, что нас направили в западню? – Алексей пристально смотрел в черные жаркие глаза смуглолицего. – Но ведь мы могли возвратиться…
– Сомневаюсь. Меня послали, а если точнее, я сам напросился убрать вешки. Так что мои кореша хотели вас эдак через недельку тепленькими взять для разговора по душам – Сыч на вас большой зуб заимел.
– Сыч? Кто это? – спросил Алексей.
– Ну да, вы ведь не познакомились… Длинный – это Сыч, второй, пузатая гнилушка, толстяк – Фонарь.
– Значит, они не красноармейцы? – начал кое-что соображать Малахов.
– Ворье, – коротко ответил смуглый.
– А ты? Кто ты?
– Тоже… в некоторой степени… – чуть поколебавшись, медленно проговорил смуглолицый. – Тюрьму разбомбили немцы, ну мы и…
– Почему на островке ничего не сказал?
– Я не стукач, гражданин начальник. Да и на кой они вам?
– Зачем ушел от них?
– А дороги у нас разные…
