Тень на плетень - Алешина Светлана (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
— Согласно нашим данным, все эти люди действительно жили по одному и тому же адресу. Я не могу сказать, что они жили вместе или в одной и той же квартире, хотя адрес и совпадает полностью. Неизвестно, что это за квартира, вполне возможно, что-то вроде общежития. Дом мне известен. Это новое помпезное сооружение на углу Ленина и Некрасова. Довольно-таки престижная штучка. Вот, собственно, и все.
— Как в престижном доме может быть общежитие? — недоуменно спросила Маринка. — Странно что-то. Или дом непрестижный, или… или они на самом деле вместе жили.
— Я сказал про общежитие в качестве одной из версий, пока нет других, — заметил Сергей Иванович, поднимая глаза и серьезно глядя на Маринку. — Пока мы не имеем других фактов, кроме адреса в нашем компьютере, мы должны вести себя осторожно, иначе скатимся в желтизну.
— К китайцам, что ли? — беззаботно спросила Маринка и, увидев, что Сергей Иванович смешался, рассмеялась и махнула рукой. — Да шучу я, шучу. Все я поняла, и вы правы.
— Да, вы правы, Сергей Иванович, — сказала я, до этого только молча наблюдавшая за дискуссией. — Вот Ромка у нас откопал это подозрение на сенсацию, пусть роет и дальше.
— Согласен! — вскинулся Ромка и тут же спросил:
— А как?
— Обязательно возьмешь с собою удостоверение, а не только диктофон, и пойдешь к этому дому, — распорядилась я. — Если повезет, сделаешь хороший репортаж…
— Ага, — ехидно добавила Маринка, — а если очень повезет, то поймешь, что в компьютере была ошибка, все чушь и ничего интересного там нет.
— Это мы еще посмотрим, — пробурчал Ромка, быстрыми глотками допивая кофе.
— И я про то же, — щедро улыбнулась Маринка и взяла с блюдечка печенье. — А почему никто печенье не берет? Очень неплохое, между прочим, сама выбирала.
— Уговорила, — сказала я и тоже взяла печенье.
Ромка не стал допивать кофе. Вскочив со стула, он начал метаться по кабинету в поисках диктофона.
Лениво покосившись на его прыжки, я негромко произнесла:
— У Марины в столе посмотри. У меня здесь; только мой.
— Только в верхний ящик можешь залезать! — взволновалась Маринка и заерзала на стуле. — В верхнем ящике лежит этот диктофон, и запасные батарейки там же. Больше никуда не лезь! Понял?
— Да понял, понял, — ответил Ромка, вылетая из кабинета, — и не собирался я никуда больше… — донесся его голос из редакции.
— Нашел? — крикнула Маринка.
— Не-а, Марин, тут какие-то пакеты, — ответил Ромка.
— Ты куда залез, мерзавец?! — взвизгнула Маринка, вскочив так резко, что едва не опрокинула стол, и выбежала из кабинета.
— Ну, а мы с вами, господа, — сказала я, улыбаясь Кряжимскому и Виктору, — попьем кофейку в тишине. Милое дело, правда?
— Несомненно, Ольга Юрьевна, — согласился Кряжимский.
Виктор как всегда промолчал, но не думаю, чтобы он был против.
После того как Ромка нашел и отвоевал себе диктофон, я его поставила перед собой и подробно проинструктировала, как себя вести во время сбора материала. Маринка постоянно вмешивалась и дополняла мои слова еще и своими ценнейшими замечаниями.
— Слушай внимательно все, что говорят. Еще лучше повторяй про себя эти слова, и тогда они лучше улягутся в мозгу и ты сумеешь задать нужный вопрос… — наставляла я.
— И не строй рожи, как сейчас, — добавила Маринка.
— Это мимика у меня такая, — попытался защититься Ромка и жалобно посмотрел на Виктора.
Виктор сидел с непроницаемым лицом, делая вид, что все происходящее его не касается.
— Это не мимика, а гримаса, ты не клоун в цирке, а журналист из приличной газеты, — высказалась Маринка.
— А… — начал Ромка, но я его прервала.
— Молчи, — сказала я. — Далее. Как только придумаешь вопрос, задавай его медленно, потому что бывает, что собеседник, не дослушав до конца, уже начинает отвечать. Он не понял еще, о чем ты его спрашиваешь, и говорит о том, что его интересует. Это важно. На основе этого и строй свои следующие вопросы…
— И носом не шмыгай, — вставила Маринка.
— Да понял, понял, — проворчал Ромка.
Я тоже поняла, что если продолжу и дальше инструктировать его в присутствии Маринки, то до добра это не доведет: кого-то побьют.
— Ну иди тогда, если понял, — сказала я, — в случае чего — звони.
— Или ори, если туго придется, — посоветовала Маринка. — Если попадешь в непонятную ситуацию, лучше сразу поднять шум, а потом видно будет. Я всегда так поступаю. Пока проходило.
— Вы с ним в некотором роде разнополые, — хмуро заметила я. — То, что проходило у тебя, может не прокатить у него, но в любом случае вали отсюда, Ромка, мне уже надоело учить тебя уму-разуму.
Все равно бесполезно.
— Ага, — ответил Ромка убегая, а Маринка села за стол и взяла свою чашку.
— Не знаю, что из него получится, — тоном престарелой матроны сказала она, — разгильдяй и думать не умеет. Да ладно думать! Вести себя не умеет прилично. Не удивлюсь, если он там еще сморкаться начнет при помощи двух пальцев.
— Это как? — спросила я только для того, чтобы разговор поддержать.
— Ну, блин, ты даешь, серость, а еще филфак окончила, — возмутилась Маринка. — Вот смотри: одним пальцем так…
— Прекрати! — прикрикнула я. — Что это еще за гадость?!
— Ну, не хочешь — не надо, — обиделась Маринка. — Вот это твой самый крупный недостаток: не хочешь ты учиться новому. Неспособна, наверное.
Глава 2
Ромка ушел, и кофепитие продолжилось уже без лишних разговоров и споров. Первым ушел Виктор, молча кивком поблагодарив меня и Маринку.
Помаявшись в оскорбительной тишине ужасающе долго, наверное, целых три минуты или даже все четыре, Маринка, бросив взгляд на меня, повернулась к Сергею Ивановичу.
— Адом этот, вы говорите, новый, да? — спросила она.
— Как будто ты его не знаешь, — заметила я, — на нем еще две башенки, почти как на консерватории.
— А-а, вон какой! — протянула Маринка. — Да, его совсем недавно построили. А что там стояло раньше? Какие-то домишки-развалюшки?
Сергей Иванович, как многие журналисты его поколения, болевший старым уходящим Тарасовым, вздохнул и, сняв очки, протер стекла платочком.
— Это был район нестарый, — негромко произнес он. — До революции, можно сказать, здесь находилась самая окраина города. Первые дома появились приблизительно в середине тридцатых годов, когда новому тракторному заводу требовалось жилье для своих кадров.
— Коммуналки! — гордо возвестила Маринка и процитировала:
— «На тридцать восемь комнаток всего одна уборная!» Это Высоцкий!
— Здесь были не коммуналки, — мягко поправил ее Сергей Иванович, — а дома-коммуны. Теперь эта форма жилтоварищества, так сказать, уже плотно забыта, может, оно и к лучшему…
— А что… — начала я, но Маринка меня перебила:
— Кстати, о Высоцком! Представляете, что я недавно прочитала в одном журнале: Высоцкий был евреем! — Она обвела нас торжествующим взглядом и, вдруг покраснев, пробормотала:
— Извините, Сергей Иванович, но это так неожиданно…
Сергей Иванович снова снял очки и снова протер их. Я сидела и ждала продолжения Маринкиного выпада. Пусть сама вылезает из той лужи, в какую себя загнала. Однако Сергей Иванович, вспоминавший о своей национальности всегда в самый неожиданный момент, очевидно, решил, что сегодня этот момент еще не наступил.
— Я такое же слышал и про Пастернака, — мягко сказал он, — тоже как-то необычно, правда, Мариночка?
— Про Пастернака это все знают, — проворчала Маринка, — а про Высоцкого я узнала только вот…
— Ты бы почитала что-нибудь другое, — посоветовала я Маринке, — Елену Проскурину, например. Такие детективы шлепает и, главное, много как!.. Надолго хватит впечатлений и информации.
Сергей Иванович, тоже, видимо, решив, что вопрос исчерпан, надел очки и продолжил:
— О чем мы говорили до… хм… Марининого сообщения? Ах да, коммуна! Люди жили как одна семья. Или правильнее было бы сказать, как один большой пионерский лагерь.
