Нумизмат - Сартинов Евгений Петрович (читаем книги онлайн txt) 📗
— Ну это ещё не истина, — парировал Силин. — Закон должен защищать меня и моё имущество, а не этих ворюг. Я столько лет честно работал на государство и имею право на защиту. А получается наоборот. Разве не так?
«Чтоб ты сдох!» — подумал Филиппов, опуская глаза на лежащее перед ним дело. И именно оно невольно заставило следователя сорваться, выплеснуть наружу своё раздражение.
— Да что вы пристали ко мне со своими медяками?! Носитесь с этим дерьмом! Тут в городе черт знает что творится! Вот, — он ткнул в лежащую перед ним папку. — Как раз перед вами была женщина, врач. Она в одиночку вырастила двоих детей, год назад один из них умер от передозировки наркотиков. А сейчас и младший сел на иглу. Она известнейший хирург, сотни людей ей обязаны жизнью, а мы ничем не можем ей помочь! Это как гидра, на переменах в школах уже давно курят не сигареты, а анашу. А я ничего не могу сделать, потому что они подыхать будут, но не дадут показаний на ту сволочь, которая их посадила на иглу! Бассейн закрыт, хоккейные коробки растащили на дрова, в городе осталось два кинотеатра, и три дискотеки — эти рассадники заразы! А вы тут… со своим железом!
Филиппову наконец удалось взять себя в руки. Он отвёл взгляд в сторону, на лысине следователя выступил пот, он отдувался, как после длительного забега.
На минуту в комнате воцарилась тишина, Силин сидел бледный — в отличие от Филиппова от гнева он не краснел, а покрывался белыми пятнами, и судорога сдавливала горло так, что Михаил не мог издать ни звука. Наконец он открыл рот, словно пытаясь что-то сказать, но раздумал и, резко поднявшись со стула, быстрым шагом вышел из кабинета.
«Ну вот, побежал жаловаться, — меланхолично подумал Филиппов, вытирая носовым платком с лысины пот. — Теперь жди неприятностей».
При этом он заранее морщился от предчувствия грядущих нервотрепок. В предчувствии он не ошибся, только неприятности для следователя оказались совсем другого рода, нежели он предполагал.
3. НУМИЗМАТ.
Ни к какому начальству Михаил Силин не пошёл. Он понял, что все его попытки «разбудить» следствие тщетны и бесполезны. Из милиции он прямиком направился домой. Дождя в этот день не было, но серые тучи по-прежнему властвовали на небе, и эта сырая, мрачная погода как нельзя более соответствовала состоянию души Михаила. Чувство беспомощности и бессилия перемешивалось у него в душе с клокочущей яростью, жуткими спазмами сжимающими горло до такой степени, что порой ему было трудно дышать.
Силин, не разбирая дороги, шёл прямо по лужам, щедро разбросанным по странным российским тротуарам, не предохраняющим от грязи, а наоборот, заботливо собирающим её. Лицо Нумизмата сейчас походило на маску гнева, только эта маска непрерывно дёргалась уголками губ, век, искривлялась волчьим оскалом рта. Одна из женщин, попавших ему навстречу, даже шарахнулась в сторону, испугавшись странного, несуразного прохожего.
— У, летит как ошалелый! Совсем под ноги не смотрит, — пробормотала она, разглядывая своё пальто, запачканное брызгами из-под сапог Нумизмата.
А Силин, даже придя домой, не мог успокоиться. Он ходил и ходил из угла в угол своей длинной комнаты, мысленно продолжая спорить со следователем.
Для того коллекция Силина казалась пустой забавой, как говорят — хобби. Михаил терпеть не мог этого слова. Для Силина это была жизнь. Он родился, чтобы стать Нумизматом. Да, он учился в обычной советской школе, служил в армии, долгое время работал на заводе, а последнее время строил дома для «новых русских армян». Но все добываемые материальные средства и свободное время Михаил посвящал только одному — пополнению коллекции монет.
Свою первую старинную монету Силин увидел в двенадцать лет. Витька Редин, одноклассник и дружок Михаила, притащил в школу невесть откуда добытые три копейки образца тысяча девятьсот четырнадцатого года. Пройдя по рукам пацанов, монета в конце концов попала к Филину — так Мишку звали в те времена за созвучие фамилии и ночной птицы. Сначала мальчишка почувствовал только удивление. Он вертел в руках тёмный кругляш размером с добрый советский полтинник, долго разглядывал диковинного двуглавого орла в короне и с какой-то дубинкой в когтистой лапе. По слогам прочитал надпись: «Медная российская монета, три копейки». На другой стороне имелась дата: тысяча девятьсот четырнадцатый год — и опять надпись «Три копhйки» со старинным ятем вместо буквы «е» и загадочными буквами «С.П.Б.» чуть ниже.
Но когда Витька протянул руку, чтобы забрать медяк, Силин понял, что не может расстаться с монетой, и если это все же случится, то произойдёт что-то ужасное и непоправимое.
— Отдай её мне, — предложил он другу, сжимая ладонь.
— Ещё чего! — рассмеялся Витька. — Нашёл дурака. Гони назад.
— Тогда сменяй.
— На что? — оживился Редин.
— На мой фонарик.
— Это на тот, китайский?! — удивился Витька, и глаза его запылали алчностью.
С полгода назад в гости к Силиным приезжал родной брат отца дядя Гена, моряк торгового флота из Одессы. Кроме тельняшек и красивых морских раковин — рапанов, он подарил младшему Силину длинный серебристый фонарик китайского производства, вещь для шестидесятых годов супердефицитная и качественная. В фонарик вмещались три круглых батарейки, кроме того, поворотом линзы фокусировалась настройка луча. Мишке завидовала вся школа.
— Ну конечно, — подтвердил владелец фонарика.
— Замётано! — торопливо сказал Витька.
На урок истории они тогда не пошли. Силину не терпелось вступить во владение заветной монетой, а Витька боялся, что Филин раздумает менять фонарь на это барахло.
Вскоре уже вся школа знала, что Филин меняет разные классные вещи на старинный хлам. И потихоньку, не очень быстро, потекли к нему монеты сороковых, тридцатых годов, а то и вовсе прошлого столетия. Обменный фонд у Мишки был солидный. Дом Силиных стоял прямо у забора металлургического завода. В бетонном заборе имелось прямоугольное отверстие, сквозь которое проходила большая, обмотанная изоляцией труба. Взрослый там пролезть не мог, а вот пацаны проскальзывали. После войны на заводскую свалку привозили на переплавку подбитую боевую технику. «Тигры» и «Пантеры» давно уже превратились в булавки и шпильки, но и теперь, спустя двадцать лет, тут можно было обнаружить то, что так ценилось пацанами: немецкие рогатые каски, стреляные гильзы, другую мелочь. Мишка нашёл там несколько немецких гранат, правда пустых, ребристый цилиндрический корпус от противогаза и даже ствол от немецкого ручного пулемёта.
Увы, первая его коллекция погибла спустя всего два месяца после приобретения первой монеты. В тот вечер в доме внезапно погас свет. Такое уже случалось, и отец, чертыхаясь, полез на чердак. Но перед этим он вспомнил про фонарик. Узнав о судьбе подарка брата, Василий Силин сначала не сказал ничего. Он исправил поломку при тусклом свете свечи, но когда спустился вниз, выгреб из ящика стола все монеты сына и выкинул их в глубокую яму нужника. Василий не знал, что в тот момент он навсегда потерял сына.
А жили Силины хорошо, по крайней мере материально. Отец никогда не пил, не курил, не признавал карты и не «забивал козла» с соседскими мужиками. Вся философия жизни Василия Силина была подчинена предельной рациональности и логичности. Трудился он слесарем-лекальщиком самого высокого, шестого, разряда, получал, по тем временам, просто бешеные деньги. Кроме того, держал двух коров, свиней, кур и кроликов. За хозяйством присматривала мать Михаила, работавшая на полставки в заводской больнице с восьми до двенадцати не для денег, а для записи в трудовой книжке. Остальное время она посвящала уходу за живностью. При всем этом они не шиковали, имели машину, но не «Москвич» или «Волгу», а бортовой «уазик» для поездок за сеном, урожаем картошки или по грибы. Единственное, что в поведении старшего Силина можно было назвать увлечением, — это весеннюю рыбалку с острогой на мечущих икру по заливным лугам щукам и судакам, хотя и тут улов он почти весь продавал на базаре и за очень хорошие деньги.
