Обыкновенное дело - Залата Федор Дмитриевич (читать книги бесплатно txt) 📗
Вощин сперва ничего не увидел, креме множества поперечных и продольных насечек на сизоватой коре, но потом разглядел между ними вырезанную надпись:
“Ваня и Наташа, 1944 год”.
— Не иначе, товарищ лейтенант, как рабы этого паразита свой паспорт оставили, — сказал Зименко. — И молодые, мабуть: взрослый человек таким делом забавляться не станет. Вы спытайте его, где теперь эти Ваня с Наташей?
Вощин молча смотрел на “паспорт” — след руки человека, заброшенного сюда горькой судьбой. Да, они, конечно, из числа тех, кого гитлеровцы угнали с оккупированной советской территории в рабство в Германию. И этот лесник, который называет себя коммунистом, значит, тоже держал русских батраков? Впрочем, это еще неизвестно.
— Ну, насчет паразита — это ты, Максим Петрович, подзагнул, — возразил он Зименко. — Лесник — старый коммунист, билет даже сохранил.
Направляясь с майором к машине, Вощин доложил ему о находке Зименко. На Яруту это сообщение, казалось, не произвело никакого, впечатления. Но затем он вдруг громко заметил:
— Любопытно, Зименко, что вы тут обнаружили?
Не дожидаясь ответа, он быстро направился к осине. Остановившись возле нее так, чтобы одновременно видеть и ствол дерева, и спускавшегося с крыльца Вульфа, Ярута громко прочел:
— “Ваня и Наташа, 1944 год”. Любопытно.
От его взгляда не ускользнуло, как лесник при его словах вдруг как бы споткнулся, лицо его вздрогнуло.
— Не знаю, как вы к этому отнесетесь, — у меня тоже двое русских было, девушка и молодой человек, — торопливо объяснил он Вощину. — Фрау Герта часто болеет, пришлось взять девушку. Да для нее это лучше было, чем у кого-либо другого работать. А молодой человек… О, это был настоящий русский парень! Он убежал из концлагеря, и больше года я его укрывал. Всё приглашал меня в гости, когда война кончится.
— И где же они теперь? — спросил майор.
— Где они теперь, — грустно повторил Вульф. — Не знаю. Угнали их туча, за Одер. Ночью приехала полиция и увезла. Всех русских туда увозили. Эх, комрад официр, вы бы только знали, как ждали они вас…
В голосе лесника прозвучала неподдельная грусть. Ярута попрощался с ним за руку и распорядился заводить машину.
III. В ГЕНЕРАЛЬСКОМ ПОМЕСТЬЕ
Прямая, вымощенная гранитными плитами и обсаженная могучими липами дорога привела к старинному двухэтажному зданию Массивные стены, узкие стрельчатые окна, зубчатый парапет вдоль крыши и круглые башенки то ушам придавали дому вид средневекового замка Широкая лестница парадного подъезда зела к готической арке, которую с обеих сторон поддерживали черные геркулесы.
— Да, гнездо по всей форме, — заметит майор Ярута, разглядывая дом — В таких берлогах столетиями выращивалось воинствующее немецкое юнкерство. Есть ли тут хоть что-либо живое, лейтенант?
Поднявшись по лестнице советские офицеры очутились в просторном вестибюле Еще одна мраморная лестница вела отсюда во внутренние комнаты. Везде царил беспорядок — следы поспешного бегства владельцев дома. Не встретив никого на первом этаже, Ярута и Вощин поднялись на второй, но и там застали такой же хаос… По всему было видно, что людей в доме нет Майор уже намеревался, спуститься вниз, как вдруг послышатся шум, будто что-то упало на пол. Ярута прислушался. Тишина.
— Кто там? — крикнул он по-немецки — Прошу выйти!
Только эхо откликнулось по анфиладам, и снова наступила тишина.
— Странно, — произнес майор и, пройдя через ряд дверей к последней, плотно прикрытой, резко рванул ее.
…В углу перед распятием стоял на коленях человек. Вечерний луч солнца проникал через окна и ярко горел на позолоте креста. Человек, казалось, не слышал шагов вошедших и продолжал молиться, низко опустив голову. Потом, не подымаясь с колен, медленно повернулся, поднял вверх руки и что-то залепетал. Это был древний старик в мундире генерала кайзеровской армии, обвешанном потускневшими от времени орденами и медалями.
— Встаньте, — обратился к нему майор по-немецки.
Старик забормотал громче, и тогда стало понятно, что он повторяет одно и то же слово:
— Тод, тод…
— К смерти, видать, припарадился, товарищ майор, — высказал догадку Вощин. — По-моему, он не совсем в своем уме. Как же это его одного забыли тут?..
В душе Яруты на миг шевельнулось сочувствие к этому дряхлому человеку, оставленному в одиночестве в пустом, заброшенном доме. Он хотел помочь старику подняться и усадить его в кресло, но тот торопливо отстранил его руку.
— Успокойтесь, генерал, — сказал ему Вощин — Почему вы здесь один?
Но старик был или глух, или не хотел слушать русского офицера. Он смотрел пустыми глазами куда-то мимо Яруты и, как заводной, продолжал твердить своё “тод”. Оставив его в комнате, офицеры спустились вниз.
— Откровенно говоря, Николай Степанович, я не понимаю, чего мы здесь ищем, — сказал лейтенант Вощин, когда они дошли до вестибюля.
— Сейчас поговорим. Зайдемте-ка вот сюда, что ли, и подумаем, что будем делать дальше.
Комната, в которую они вошли, служила, очевидно, женской спальней. Там стояли широкая кровать, платяной шкаф, овальное трюмо и стол с разбросанными по нему туалетными принадлежностями. Лейтенант взял какую-то вещичку неизвестного назначения я с любопытством принялся разглядывать ее, а Ярута, заложив руки за спину, молча ходил по комнате.
— Я жду вашего мнения, лейтенант, о леснике, — сказал он наконец.
— О леснике?.. Признаться, ой произвел на меня хорошее впечатление. Вполне лояльный к нам человек. Но…
— Продолжайте!
— Как вам сказать… Слишком уж он старался выставить напоказ свою лояльность. И потом эти двое наших…
— Почему — старался?.. А если всё это правда?
— Может быть, очень может быть, — опешил лейтенант. — Значит, вы иного мнения о нем? Почему же вы тогда…
— Я спрашиваю ваше мнение, лейтенант. Лично у меня пока что нет никакого мнения о нем. В нашем деле нужны факты, а не субъективное мнение. Факты точные, достоверные. Только на основании их мы можем создавать свое мнение. Согласны?
— Зачем же вы меня спрашиваете?
— Может быть, затем, что вы моложе меня, и из вас должен получиться хороший контрразведчик, — сказал Ярута, медленно закуривая папиросу. — Никогда не торопитесь составлять мнение о человеке только по тому, что он о себе говорит. Это не годится, тем более для нас, контрразведчиков. Именно потому, что нам чаще всего приходится иметь дело с людьми лживыми, фальшивыми. Так вот, мне хочется заглянуть в душу лесника посторонним глазом. Вы теперь понимаете, почему мы здесь? Надо найти людей, знающих лесника. Нам он нужен в любом случае, кем бы он ни был. Но, в зависимости от того, кем он окажется, примем решение, как его использовать. Не исключена и такая возможность, что он вообще будет бесполезным для нас. Во всяком случае, прежде чем отказаться от нашего плана, нам надо убедиться в его бессмысленности. — Майор остановился у зеркала, потрогал пальцами седеющие виски. — Послушайте, Вощин, мне пришла в голову мысль: не попытаться ли нам разыскать тех русских, которые работали у лесника?..
— Если их не угнали за Одер, как говорит этот Вульф.
— Будем надеяться, что они в числе уже освобожденных. Чтобы не гадать на кофейной гуще, лейтенант, сейчас же отправляйтесь на сборный пункт, свяжитесь с Юговым и примите все меры для их розыска. А лесником я пока что займусь сам.
Оставшись один, Ярута долго расхаживал по комнате, еще и еще раз обдумывал, не пошел ли он ложным путем, не принесет ли этот путь новых затруднений, осложнений. Противник неглуп и осторожен, он, в свою очередь, бдительно следит за всем, что делается вокруг. Что предпримет Либих, если он что-либо заподозрит? Надо и это предвидеть.
Продолжая размышлять, майор остановился у туалетного стола и непроизвольным движением открыл один из ящиков. В нем оказалась груда писем. Все они были адресованы, видимо, жившей здесь женщине, некой Грете. На дне ящика майор обнаружил альбом в кожаном переплете с тисненной золотом надписью: “Милой Грете в день двадцатилетия”. С первой же страницы Яруте улыбнулось довольно миловидное лицо владелицы альбома. Далее следовала всё та же Грета, с пеленок и до подвенечного наряда об руку с высоким худощавым франтом в цилиндре и длинном фраке. На следующем листе этот франт, уже в мундире обер-лейтенанта, стоял на верхней площадке Эйфелевой башни и с высокомерием победителя взирал на распростертый внизу Париж.
