Перстень с печаткой - Беркеши Андраш (книги бесплатно без TXT) 📗
— Да, странный он человек, — проговорил Кальман. — А его дочь?
— Марианна? — спросил задумчиво Шавош. — Интересная девушка. Миклош Харасти хотел жениться на ней. Во всяком случае, его влияние на нее было несомненно. В сорок втором году она, правда, еще не была причастна к движению, ибо тогда она провалилась бы. Однако я вполне допускаю, что теперь Марианна поддерживает связь с коммунистами.
— А из чего ты заключаешь, что девушка занимается подобной деятельностью?
— Я не утверждаю этого, а только предполагаю. Словом, завтра ты переселишься на виллу Калди и станешь там садовником.
— Садовником? Я?
— Ты, мой мальчик. Конечно, не как Кальман Борши, а как Пал Шуба, инвалид войны, юнкер-фельдфебель. До призыва в армию ты — Шуба — окончил высшую сельскохозяйственную школу в Нови-Саде. — Шавош рассказал затем, что несколько дней назад у них в клинике умер Пал Шуба, из юнкеров. Его тайно похоронили, а официально смерть его не зарегистрировали. Шуба-Кальман завтра оставит клинику как непригодный к военной службе инвалид войны. Шавош достал из ящика письменного стола документы, заглянул в один из них и начал читать:
— «Расстройство нервной системы, тяжелая форма эпилепсии на почве травмы коры головного мозга; операция противопоказана…» Мы уже наклеили сюда твою фотографию, вот медицинское заключение, а вот выписной лист. Шуба служил во втором разведывательном батальоне первого полка. Из всего батальона только двое вернулись домой. Остальные погибли под Коротояком или пропали без вести. Что тебе еще нужно знать? Ты награжден Железным крестом второй степени. В этом конверте ты найдешь автобиографию, собственноручно написанную Шубой. Выучи ее, изучи также его почерк, а главным образом потренируйся в его подписи. — Пока доктор говорил, Кальман постепенно начал понимать, почему дядя Игнац передал свою частную клинику под лечение раненых. Это давало ему возможность обеспечивать безукоризненную легализацию своих агентов.
— Тебе все понятно?
— Все. Когда я должен приступить к своим новым обязанностям?
— Ну, скажем, завтра, во второй половине дня. Ты придешь сюда, здесь переоденешься и отсюда отправишься на виллу Калди. Отсюда ты удалишься совершенно спокойно; ведь когда шесть месяцев назад Шуба был доставлен в клинику, лицо его все было забинтовано. Так что администрация не видела его. Его лечащим врачом был я, наблюдал за ним и старший врач отделения, но его ты можешь не опасаться.
— Я полностью доверяю тебе, дядя Игнац, — проговорил Кальман.
— Во всяком случае, завтра к вечеру я отошлю в твою часть письмо, в котором ты сообщаешь мне, что не желаешь сражаться на стороне немцев и дезертируешь.
— Но я не писал тебе такого письма.
— Ты его сейчас напишешь и сегодня же вечером заказным письмом пошлешь на мой адрес, а я его получу завтра во второй половине дня. Правильно?
Кальман кивнул.
— Здесь написать его?
— Можешь и здесь. Подожди, мой мальчик. Вот еще три открытки, — сказал Шавош и достал из бювара три видовые открытки. — Эта истамбульская, а эти две каирские. Садись за стол, напиши на этих открытках адрес, мою фамилию и черкни на них мне несколько приветственных слов.
— А что будет с Домбаи? — спросил вдруг Кальман.
— Пока я его возьму сюда, в клинику, санитаром. В закрытое отделение. Завтра вечером пусть он явится ко мне.
3
На другой день к вечеру с документами на имя Пала Шубы, в поношенной одежде, полученной от Комитета национальной помощи, с чувством легкой неуверенности он подошел к железной калитке и нажал кнопку звонка. Несколько минут из виллы никто не выходил, и Кальман имел возможность осмотреться. Надвигались сумерки, но ему была хорошо видна и серая полоса Дуная, и угадывающиеся в дымке заводские трубы далекого Андялфельда, и Венское шоссе, вьющееся у подножия гряды холмов.
Калитку открыла девушка лет двадцати. Ее светлые волосы были схвачены в тугой узел. С какой-то детской непосредственностью она бросила на Кальмана открытый взгляд своих темно-карих глаз и спросила, что ему угодно. Молодой человек объяснил цель своего прихода, сказав об этом непринужденно, без тени смущения. Девушка достала из кармана фартучка ключ и открыла калитку, сообщив при этом, что господина профессора сейчас нет, дома одна лишь барышня.
Марианна приняла его в кабинете отца на первом этаже. На ней был светло-серый костюм из сукна, одну руку облегала мягкая кожаная перчатка; на столе лежала ее сумочка — по всему было видно, что девушка собралась уходить.
Кальман быстро оглядел хозяйку. Темно-каштановые волосы, остриженные коротко, почти «под мальчика», были зачесаны назад. Черты лица казались несколько неправильными — такими их делали широкие скулы. Глаза у нее — большие, синие, чуть раскосые — были совсем как у восточных женщин. Она отпустила служанку и знаком пригласила Кальмана сесть. Но он не сел, а остался стоять, прислонившись к письменному столу.
— Отец вернется только через неделю, — сказала Марианна хрипловатым голосом подростка. — Но мне говорил о вас доктор Шавош; он сказал, что вы остались без жилья и срочно ищете работу. Отцу давно уже нужен садовник. Если вас устроят условия, можете остаться у нас.
— Я в таком положении, — начал Кальман, — что выбирать не приходится.
Марианна поинтересовалась, в порядке ли у него документы.
— Если все в порядке, — добавила девушка, — завтра зарегистрируйтесь в полиции. — Вызвав звонком Илонку, светловолосую служанку, она велела показать новому садовнику его комнату…
Прошло несколько недель. Кальман исправно выполнял свои новые обязанности, по вечерам же заходил в библиотеку и там читал. Однажды он поймал себя на мысли, что все чаще думает о Марианне. Было обидно, что девушка почти не замечала его.
От дяди Игнаца пришла весточка — потерпеть еще немного; дескать, существо перехода на нелегальное положение состоит в том, чтобы тихо сидеть на своем месте. Шли недели, и Кальман все сильнее ощущал страстное влечение к Марианне.
На рождество он остался в доме один. Кухарка Рози и горничная Илонка ушли еще утром, профессор был в Сегеде, Марианна, ночевавшая накануне в городской квартире на улице Вам, позвонила оттуда и сказала, что вернется только к вечеру. Кальман хорошо натопил в доме, обошел все комнаты, проверил температуру, полил цветы. Потом неожиданно позвонил в салон цветочной фирмы «Мальвин гелб» и от имени профессора Калди заказал букет роз.
В полдень он пообедал, помыл посуду и побрел в библиотеку; за чтением он задремал. Часов в шесть вечера его разбудил звонок: мальчик-разносчик принес цветы. Щедро одарив паренька чаевыми, он, насвистывая какой-то мотивчик, взбежал на второй этаж и отворил дверь в комнату Марианны. Ничего не видя в темноте, он нащупал выключатель и зажег свет. Затем снял с низенького шкафчика керамическую вазу, наполнил ее в ванной водой и поставил вазу с цветами на тумбочку у тахты. Залюбовавшись букетом, он не заметил, как в комнату вошла Марианна. По всей вероятности, она только что возвратилась домой, ибо еще не успела раздеться и волосы ее были влажны от снега. Смущенно и немного стыдясь своего поведения, Кальман глядел на девушку. А та с раскрасневшимся лицом смотрела то на розы, то на молодого человека. Смелости у Кальмана сразу как не бывало.
— Извините… я не знал… что вы уже пришли…
Марианна не отрывала взгляда от роз.
— Какие прекрасные! — сказала она тихо. — И все мои? — Кальман утвердительно кивнул. — Спасибо, — добавила она.
— Вам они нравятся?
— Я очень люблю розы, но поставлю их на стол — у них очень сильный аромат.
— Я сам! — Кальман схватил вазу, и их руки соприкоснулись. В замешательстве молодые люди подняли глаза. И вдруг Кальман выпрямился, привлек Марианну к себе и поцеловал ее долгим, страстным поцелуем. Марианна не сопротивлялась.
Позже, когда голова Марианны уже покоилась у него на груди, он нежно обнял ее. Марианна прижалась губами к груди Кальмана.
