Ночной мотоциклист (сборник) - Смирнов Виктор Васильевич (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
Мы вошли в дом. Следы, оставленные грязными сапогами убийцы, вели в глубь коридора. Дом был просторный и пустой. Осеев, сравнительно недавно переехавший в Колодин, в ожидании семьи не обзаводился мебелью. В первых двух комнатах мы увидели голые бревенчатые стены и покрытый легким слоем пыли крашеный стол. Преступник сюда не заходил. Он направился прямо к кабинету — единственной обжитой комнате.
Эксперт снимал и зарисовывал отпечатки, я непрерывно щелкал фотоаппаратом. Кое — где с сапог осыпалась глина, и я аккуратно собрал ее в конверты.
Убранство кабинета было нехитрое. Две этажерки с книгами, старая, с прогнувшимся матрасом кровать, грубый, незастекленный буфет с посудой, медвежья шкура на полу, письменный стол в углу, у окна. Следы вели только в этот угол.
Мы подошли к письменному, столу. Ящики были выдвинуты, какие — то бумаги валялись на полу. Будильник с разбитым стеклом лежал циферблатом вверх. Убийца, видимо, спешил. В верхнем ящике стола лежала раскрытая сберкнижка. Незадолго до трагической гибели Осеев снял с книжки около пятисот рублей. Денег в столе не было.
Преступник предусмотрительно надел перчатки. Он оставил несколько жирных отпечатков на бумаге, покрывавшей стол. От пятен исходил едва уловимый запах бензина.
Мы детально исследовали дом и двор, но больше ничего не удалось найти. Вскоре привезли собаку, толстолапую черную овчарку. Она было взяла след, но дождь уже смыл запахи. Неожиданно собака рванулась через забор, натянув длинный поводок, но дальше, за забором, беспомощно закрутилась и с виноватым видом легла на брюхо.
— Кто живет в этом направлении? — спросил Комолов.
Комаровский назвал фамилии соседей: Казырчук, Сажин, Шабашников…
Поблизости от того места, где крутилась собака, стояла дощатая покосившаяся уборная.
— Вызывай золотарей, — сказал шеф Комаровскому.
Через три часа мы нашли в уборной узел. Нож и сапоги были завернуты в махровое голубое полотенце, похищенное в доме убитого. Край полотенца был оторван.
…Комолов, едва дойдя до гостиницы, свалился с ног: «Грипп по сердцу резанул». Тем временем мы получили первые результаты экспертизы: найденные нами сапоги действительно принадлежат человеку, входившему той ночью в дом Осеева. Зазубрина, имевшаяся на ноже, оставила характерный след, задев ребро.
Через полчаса в контору правления охотничьего общества возвращается сутулый лейтенант. Он переминается с ноги на ногу у двери.
— Не намерен Шабашников явиться, Борис Михайлович. Говорит: «У меня тоскливое состояние». Выпивши он.
— Он понял хоть, почему его вызывают?
— Да нет, где там. Сидит, с собаками разговаривает, как сыч какой — нибудь.
— Не видел, чтобы сычи разговаривали с собаками, — сердито бормочет капитан.
— Да он и тверезый с ними толкует с утра до вечера. Полагаю, от одиночества.
— Что ж, поедем, составим ему компанию для беседы.
2
В гостиницу я возвращаюсь поздно, на улицах горят фонари, дождь гасит их и без того тусклый свет. Мерцает неоновая реклама, установленная над зданием. «Для Аэрофлота нет расстояний. Москва — через десять часов».
Да, десять часов полета над таежным морем… Но как бы ни быстры были самолеты, все — таки расстояние остается расстоянием. В такой дождь до Москвы не десять часов, а все десять суток.
Эн Эс не один, с ним врач — знакомый уже мне молодой человек, который говорит нараспев.
— Вы зря отказываетесь лечь в больницу, — говорит он, ставя на рецептурном бланке пометку «Cito». — Вам это необходимо, необходимо.
— Не смотрите на меня так мрачно, доктор, — почтительно отвечает Эн Эс. — На сей раз я пригласил вас не как паталогоанатома, а просто как хорошего врача.
— Ну уж, ну уж…
— Мне нужен денек — другой. А потом отдых. Поддержите пока мой мотор, ладно?
…Прежде всего Эн Эс заставляет меня вскипятить чайник и переодеться. Плащ я выжимаю, как половую тряпку.
— Хватит с нас одного больного.
Майор не дает мне говорить, пока я не выпиваю две чашки густого чая, заваренного по особому, разработанному Комоловым способу, который у нас в управлении носит название «пришел с февральского дежурства».
— Теперь давай по порядку. Помни: я ничего не видел.
— Кажется, мы скоро можем закончить это дело, Николай Семенович.
— Ишь ты. Veni, vidi, vici*.
* Пришел, увидел, победил (латин.).
Любовь к латыни он сохранил еще с рабфаковских времен, когда собирался податься в фармацевты. «Не язык, а сама логика».
— Выводы потом. Давай по порядку!
— Хорошо…
— И помни: я ничего не видел…
Домишко Шабашникова стоял за ветхим забором, ворота висели на одной петле, открывая вход во двор. Повсюду были разбросаны какие — то хомуты, поленья, миски с собачьей едой.
Достаточно было лишь беглого взгляда, чтобы убедиться: здесь живет бобыль.
За сараем, через два или три двора, виднелась «круглая», на четыре ската, крыша. Это был дом убитого инженера Осеева.
— Он чем занимается, Шабашников?. — спросил я у капитана.
— Да так… Охотник. Можно сказать, профессионал. Шкурки сдает. Собаки у него знаменитые, щенками торгует. Сейчас увидите Найду — лучшая, говорят, лайка в Сибири, универсал.
— Один живет?
— Один.
Мы вошли в дом после того, как на стук никто не отозвался. В доме было сумрачно. Хозяин сидел на кровати и, держа на коленях фокстерьера, разговаривал с ним. Поджарая лайка настороженно следила из — за шкафа. У ее ног барахтались два щенка. Здесь было собачье царство. Да и сам Шабашников показался мне похожим на служебного пса, получившего отставку по возрасту. Обвислые щеки, слезящиеся глаза, весь пожухлый, мятый.
Он был не то чтобы сильно пьян, но и трезв тоже не был.
— Извините, что побеспокоили, — мягко сказал Комаровский. — Нам известно, что у вас имеется охотничий нож…
— У меня разрешение, — буркнул Шабашников, не поднимая головы. — На карабин и нож.
— Идет проверка… Оружие у вас? Покажите, пожалуйста.
Шабашников принес карабин и стал рыться в брезентовой полевой сумке. Комаровский, бегло осмотрев ружье, с интересом следил за поисками. Наступила тишина.
— Нет ножа, — растерянно пробормотал Шабашников.
— Поищите хорошенько.
Ножа, как мы и ожидали, нигде не оказалось. Через несколько минут мы уже знали, что у охотника исчезли также старые кирзовые сапоги сорок второго размера, и получили заодно подробное описание ножа: золингеновская сталь, лев и пальма на лезвии, наборная рукоятка.
— Когда вы в последний раз видели нож? Шабашников наморщил лоб.
— Да вот позавчера…
— Восьмого августа? — Комаровский бросил взгляд в мою сторону. Преступление было совершено в ночь с восьмого на девятое.
— Ну да, восьмого… Я ходил к соседям, к Зуенковым, проводку чинить и брал нож для зачистки провода.
— Может быть, забыли там? Комаровский предоставлял ему возможность выкрутиться.
— Нет, принес, положил в сумку.
— Ну, а дальше? Вспомните подробности. Вечером и в ночь с восьмого на девятое вы были дома?
Комаровский задавал короткие вопросы, словно гвозди вбивал. Он толково вел этот разведывательный допрос. Я чувствовал, что еще немного — и Шабашников сам загонит себя в угол.
— Дома… Вообще — то плохо помню… Под хмелем был.
И тут я увидел, как в нем шевельнулся страх, выполз из — под спиртной дремы. Глаза меняли выражение — словно диафрагма открылась в объективе и реальная жизнь вместе с сумрачным светом дождливого дня хлынула внутрь. Диафрагма открывалась все шире, и чем больше вбирали в себя глаза Шабашникова, тем сильнее росла в них тревога. Он был не так уж стар, это ясно чувствовалось сейчас.
— Щеночков я продавал в тот день, — сказал охотник. — Щеночков. Жалко мне их всегда, вот и…
Он вдруг улыбнулся мне. Улыбка была жалкая, заискивающая. Да, вот так оно и бывает. Пьяная дурь, неожиданная вспышка алчности и жестокости. И ничто не остановило его, одурманенный мозг не поставил ни одного барьера.
