Странники в ночи - Быстров Андрей (мир бесплатных книг .txt) 📗
Аня посмотрела в сторону грота. Она не сомневалась в том, ЧТО там увидит. Темный проем в горном отроге, поросшем редкой жесткой травой, только и всего.
Она повернулась и побрела к дому. Ее обступали стройные молодые клены, их листва шумела над её головой. Те самые клены, которые едва доставали ей до колен, когда она шла по лугу к горе.
На даче её никто не встретил - дед, очевидно, прилег отдохнуть. Прежде чем подняться на веранду, Аня собиралась пойти в сад и поискать улетевшую страницу рукописи, но почему-то не сделала этого. Она взошла по скрипучим деревянным ступенькам, открыла дверь.
Рукопись лежала на краю стола. Аня взяла её и перелистала. Четырнадцатая страница была на месте.
Но не это стало последним подарком СТРАННОГО ДНЯ, а легчайшее, почти неуловимое ощущение вкуса. Терпкий, сладкий вкус, какой бывает, если положить в рот дочерна созревшую вишню и слегка придавить её языком... Только намного слабее, просто дальний отголосок вкуса.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
INNAMORATA(
Если вы не верите ничему другому, попробуйте
поверить вот чему: раз уж я беру вас за руку и начинаю
рассказывать, друг мой, то верю каждому своему слову.
Стивен Кинг, предисловие к
"Солнечному Псу ".
...Продолжают происходить странные вещи,
и люди сбиваются с пути. Некоторые - НАВСЕГДА.
Стивен Кинг, "Крауч-Энд ".
1.
ИСПАНИЯ
1498 ГОД
Здесь могли бы водиться драконы, подумал человек в черном.
Он стоял на краю крутого откоса, сбегающего к свинцовым волнам реки Тахо, и смотрел вдаль, за реку, положив ладонь на шершавую лозу дикого виноградника.
Там, за рекой, виднелись ветхие домики-хижины деревеньки Мерида-де-ла-Рейна под кронами могучих старых дубов. Человек в черном смотрел на крыши хижин, и на дубы, и на быстро несущиеся облака в неприветливом небе. Мысли его были легки и необязательны, что он редко мог позволить себе. Он думал о драконах, которые могли бы обитать тут когда-то... Давно, в незапамятные времена, когда до звезд было много дальше, чем теперь. Он думал о дразнящей близости тайны, сокрытой некогда в дупле состарившегося и пострашневшего дуба, в криках невидимых птиц, в предательской сущности болотной топи... Драконы. Драконы, парящие над рекой, летящие с корявыми, неописуемыми звуками, похожими на скрежет ржавых цепей.
Человека в черном звали Альваро Агирре, но сам он именовал себя Альваро Торквемада Агирре, взяв второе имя в честь сурового главы испанской инквизиции Томаса Торквемады. Они встречались лишь однажды в Риме, но эта мимолетная короткая беседа произвела на Агирре столь неизгладимое впечатление, что и самое его лицо будто изменилось, воспринимая облик непреклонного ментора. Глубже залегли вертикальные складки над переносицей, что-то жестокое появилось в благородном изгибе крыльев тонкого прямого носа, бледные губы сжимались тверже и плотнее, округлый подбородок словно заострился. Встреча с Томасом Торквемадой определила судьбу Агирре - во всяком случае, так ему казалось тогда.
Четыре года назад Святой Престол назначил монсеньера (этот придуманный французами титул-обращение давно привился и в Испании) Альваро Агирре епископом Толедо, и с тех пор духовный ученик Торквемады председательствовал на десятках процессов над ведьмами, магами, колдунами, алхимиками и чернокнижниками. Железной рукой он искоренял ересь повсюду, где в состоянии был её разоблачить. Когда Агирре передавал светским властям очередного еретика для свершения аутодафе, его глаза обыкновенно не выражали ни торжества, ни сожаления. Он ощущал себя не вершителем, а простым солдатом в ежедневной битве со Злом, победа в которой настанет не скоро... Возможно, не при его жизни. Он не осуждал и не прощал - он судил, и зловещие отблески костров вставали за его спиной.
Сюда, на берег реки Тахо, Альваро Агирре любил приезжать для отдыха и одиноких раздумий. Случайный незнакомец едва ли угадал бы несгибаемого инквизитора в сорокапятилетнем человеке чуть выше среднего роста, со спокойным взглядом широко расставленных серых глаз (которые обладали способностью внезапно темнеть от гнева). По одежде в Агирре можно было признать служителя Господа, но и только...
Иногда (как и сегодня) Агирре проводил на берегу по несколько часов подряд. Карета ожидала его там, где через лес змеилась старая дорога, проложенная ещё в бытность эмирата. Темнело, и Агирре бросил последний взгляд на тихие волны и небо над горизонтом. Его больше не занимали драконы, его призывала в Толедо воля того Абсолюта,
/ сквозного тяготения извне /
что таился за рваным блеклым занавесом небес.
Усилившиеся порывы ветра трепали жесткие черные волосы Альваро Агирре. Инквизитор шагал быстро, пружинисто, и в его сознании пульсировало в красном мареве чужое имя - МАРКО КАССИУС. Это означало, что Агирре уже не здесь, что мысленно он возвратился туда, где мог быть... Настоящим? Или настоящим он был все-таки тут, в диких виноградниках у обрыва?
Усевшись в карету, Агирре дал нетерпеливый сигнал к отправлению, и лошади повлекли экипаж на юг. Там, за лесом, возвышались мрачные стены прежней столицы вестготов и королевства Кастилии и Леона, а ныне - всей объединенной Испании, великого города Толедо.
Издали город и впрямь подавлял грозным величием. Тяжкие башни недостроенного замка Алькасар вздымались подобно исполинским колоннам, подпирающим небесный свод, и даже в остроконечных шпилях собора не было ни легкости, ни изящества. Зато эти шпили неоспоримо утверждали торжество дела Святой Инквизиции, как и неуклюжая церковь Санто-Кристо де ла Лус, когда-то бывшая мечетью. И все же некая настойчивая устрашающая красота присутствовала в облике Толедо до тех пор, пока путник находился вне его пределов. Подъезжая к городу, он мог испытывать волнующую зябкую дрожь пополам с невольным восхищением... Но стоило миновать римский акведук и фортификации и въехать на улицы, как в нос ударял неистребимый запах гниющего мусора, а уши терзал навязчивый и суетливый лепет простолюдинов. Уличные торговцы наперебой предлагали прохожим вино, мясо, рыбу и уксус, кабацкие зазывалы тонкими противными голосами выли у дверей. Порой кареты, обитые пестрым шелком, цеплялись ступицами колес - конечно, такое происшествие служило поводом к визгливой склоке кучеров, а то и к драке, и тогда солдатам приходилось разнимать дерущихся тычками рукоятей алебард. Впрочем, с черной каретой Агирре никогда не случалось ничего подобного - её узнавали загодя и спешили уступить дорогу или вовсе свернуть на другую улицу. Иногда это было не так-то легко. Некоторые улочки имели всего от двух до трех метров ширины, а из-за нависающих скатов крыш там царила такая темнота, что и днем жителям домов приходилось жечь свечи (тем, кто побогаче) или фитили в заполненных жиром плошках (для тех, кто победнее). С живодерен и боен прямо на улицы выбрасывались потроха, отвратительно пахнущая жижа из кожевенных мастерских смешивалась с нечистотами. Телята и овцы мирно возлежали у мясных лавок, грохотали ручные тележки со старьем, утварью, посудой, инструментами. На повозках тащили дрова, уголь, винные бочки... Цирюльники, аптекари, шарлатаны, студенты, прачки, лакеи, негоцианты, сводники, проститутки, дезертиры, маклеры, служанки, ротозеи, художники, зубодеры - кого только не было в отдаленных от аристократического предместья кварталах великого Толедо... Агирре очень не любил проезжать здесь, но другого пути, увы, не существовало.
Как темная молния, карета Агирре промчалась сквозь человеческий муравейник простонародных окраин, распугивая его обитателей, и вкатилась на мостовые солидного торгового района Ронда-Мартос. Здесь все выглядело иначе - красивые дома, большие окна, зеркала, люстры... Галантерейщики и суконщики, выложившие свой товар на лотки, щеголяли расшитыми кафтанами и яркими бантами на подвязках шерстяных чулок. За стенами особняков заключались крупные сделки. Заграничные коммерсанты и местные купцы продавали и покупали португальскую амбру и персидский бальзам, константинопольские духи и марсельские халаты, руанские сукна, картины из Фландрии, аласонские бриллианты... Сделки отмечались в роскошных питейных домах. Агирре знал (об этом все знали), что в некоторых из таких домов процветают тайные игорные заведения, но поделать с ними ничего нельзя было - они казались неистребимыми, как сам азарт. Помимо того, это не входило в прерогативы Святой Инивизиции, а относилось к ведению светских властей.
