Казнь без злого умысла - Маринина Александра Борисовна (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
– Ученые, значит, – недоверчиво протянул Коротков. – А я думал, ученые на зверофермах не работают. Они все больше по научным институтам сидят, по лабораториям всяким.
Леонид Иванович бросил на Юру сердитый взгляд.
– И сидят! – с вызовом подтвердил он. – Покуда их оттудова не выкинут под зад коленкой. Вот тогда они на фермы-то и приходят. Не знаете ничего, а ерничаете… Молодежь! У нас главным зоотехником такой человек был, что вам обоим и не снилось! Лучший в России! А до этого – лучший во всем СССР! Сам Тарасевич! Доктор наук, между прочим, профессор. Вот он нам племенное стадо на ноги и поставил. А когда Илюша Чураков, пацанчик совсем еще, пришел к нам ветврачом, они вместе все колдовали, советовались, обсуждали чего-то, ночи напролет сидели то в кабинете у профессора, то дома у него, считали, вымеряли, карточки вручную перебирали, таблицы какие-то составляли. Илюша к профессору прямо прикипел, да и профессор его любил. Он вообще-то почти ни с кем близко не дружил, весь в своей науке был, а вот Илюшу Чуракова полюбил.
– Подождите, – взмолилась Настя, – Леонид Иванович, подождите, я не успеваю все понять, я же в пушном звероводстве не разбираюсь, для меня каждое ваше слово – полная загадка. Какие карточки они перебирали вручную?
Леонид Иванович досадливо крякнул, вылез из-за стола, подошел к шкафу и извлек оттуда изрядно потрепанную папку с завязками. В папке были какие-то документы и сколотая железной скрепкой пачка бумаг, издали напоминавших заполненные вручную таблицы.
– Вот! – Он вытащил из пачки один листочек и положил на стол перед гостями. – На каждого зверя основного стада заводится карточка, в нее вносятся все данные про него. На каждого! А в основном стаде у нас восемнадцать тысяч голов. Это карточка самца, в ней – вот, видите? – отмечено, какого он окраса, какой у него учетный номер, к какой линии принадлежит, родословная до бабушек и дедушек, когда родился, в каком помете, в какой бригаде и на каком отделении содержится, сколько и каких именно конкретных самок он крыл, каковы были результаты оплодотворения и щенения, каковы результаты бонитировки щенков, рожденных от этого самца.
– Бонитировка? – переспросил Коротков.
– Оценка цвета и качества меха, чтобы вам понятнее было, – буркнул Леонид Иванович. – Вы что же, молодежь, думаете, что селекционная работа – это так, тьфу на палочке? Это гигантский труд! Гигантский! Каждый год при подготовке к гону зоотехники и бригадиры на основании этих карточек составляют план: каких самок какими самцами крыть, определяют самцов-дублеров, и все это раньше вручную делалось на основании учета каждого – еще раз подчеркиваю! Каждого! – показателя из такой вот карточки. Сейчас вон все в компьютерах этих ваших, они сами все ищут и считают, а раньше-то все вручную делали, вручную. Да и то если есть эти компьютеры и если люди знают, как ими пользоваться. А у нас на ферме бюджет скромный, государство денег совсем мало дает, а то и вовсе не дает, так что если лишняя копеечка заведется, так Зоя лучше витаминчиков и пищевых добавок для зверей закупит. Бухгалтерша наша, конечно, ворчит на Зою, дескать, нецелевое использование средств, это графа на оргтехнику и улучшение условий труда, а не на корма, но Зоя на нее прикрикнет, та похимичит чего-нибудь и счета оплатит.
Голова у Насти шла кругом. Она не была готова к тому, что на нее в разговоре со звероводом обрушится такое количество новой информации. Еще профессор этот… как-то с трудом верится, что доктор наук, известный на всю страну (а Леонид Иванович уверенно назвал его лучшим в СССР и в России), будет вот так запросто работать на звероферме даже не в областном центре, а в обычном, хотя и достаточно крупном, западносибирском городе. Либо Леонид Иванович что-то преувеличивает, либо путает, либо профессор был далеко не лучшим, а возможно, даже и вовсе не профессором.
Наверное, выражение лица у нее при этих мыслях было каким-то не располагающим, потому что Леонид Иванович вдруг нахмурился и пытливо посмотрел на нее:
– Чего не так-то? Сомневаешься? Или опять не поняла?
– Не поняла, – честно призналась Настя. – Насчет профессора… Как-то неожиданно. Никогда не слышала про докторов наук, работающих на зверофермах.
– Так он сидел два раза, – усмехнулся зверовод. – В первый раз еще при Сталине, за вредительство, а во второй раз посадили за взятку и злоупотребления, это уже при Брежневе было. Кто ж его с такой биографией в научный институт возьмет? Он как второй раз отсидел – так на зверофермах и работал, сначала на Перовской ферме, старшим зоотехником, потом его к нам пригласили на должность главного зоотехника. До глубокой старости дожил и до последнего дня работал, ему почти девяносто было, когда помер. Илюша убивался очень… Да мы все переживали, все-таки Тарасевич, этот профессор наш, очень знающий был человек и делу предан.
Она поймала предостерегающий взгляд Короткова, выгнувшего кисть левой руки так, чтобы видны были часы. Юрка прав, времени осталось совсем мало, нужно успеть вернуться в гостиницу и собрать вещи, чтобы ехать к Ворожцу. Про профессора Тарасевича, конечно, интересно, но сейчас куда важнее понять, может ли убийство ветеринарного врача Чуракова быть как-то связанным с проблемами экологии и нашумевшими убийствами. Она, Настя, больше не служит в полиции, но экология – это важно для ее нынешнего задания. Если на севере района в этом смысле неблагополучно, то вести речь о приобретении участка для пансионата неправильно. А вдруг убийства экологов действительно связаны именно с неблагополучием в районе зверофермы? Да, Чураков ветеринар, а не эколог, но, возможно, он был связан с кем-то из погибших? Может быть, консультировал их по вопросам работы зверофермы? И из этого общения вынес какие-то опасные знания?
Или, возможно, все дело действительно в Перовском зверохозяйстве, о котором упоминал Леонид Иванович? Если утвердят проект трассы, проходящей с северной стороны, то Вербицкую ферму ликвидируют и поголовье зверей передадут Перовской ферме. Или продадут ей же за бесценок. А если утвердят южный вариант и Вербицкую ферму сохранят? Что могут предпринять перовские, чтобы улучшить свои позиции в конкурентной борьбе? Первыми в голову приходят два самых простых решения: или навредить Вербицкой ферме и лишить ее потенциала, или украсть ее «фирменные» секреты кормления и тем самым поднять собственный потенциал. Может ли в этих комбинациях головной фигурой стать ветеринар? Может, если он владеет этими секретами. Он не зоотехник, но он дружил с профессором и работал вместе с ним. А вот может ли ветеринар навредить?
– Может, – кивнул Леонид Иванович в ответ на ее вопрос. – Кормокухня может всех зверей потравить, а ветеринар может всех перезаразить. Было бы желание. Но эта песня не про Илюшу Чуракова. Он не мог. Он дело свое знал и любил, и зверей любил, и честный был. Он бы за деньги не продался.
Не мог, значит… Ну правильно, не мог. Ему сделали предложение. Или уничтожить поголовье, или продать секреты кормления. Он отказался. Итог известен. Но почему-то в этом направлении, если верить старому звероводу, никто не искал, а ведь тут даже особого труда не нужно прикладывать, им с Коротковым хватило часовой беседы, чтобы выдвинуть версию. И беседа эта не с каким-то глубоко законспирированным источником, который еще найти надо, а с человеком, ни от кого не прячущимся, работающим на ферме, знавшим убитого. Нет, трудно поверить, что эту версию не проверяли. Наверняка проверяли, она же на поверхности лежит. Значит, там «пусто-пусто». За долгие четверть века работы в уголовном розыске Настя Каменская тысячи раз выслушивала жалобы родственников потерпевших на то, что милиция ничего не делает, и вот это не проверили, и вот это… Хотя на самом деле все сделано, сделано давно и на совесть, но не принесло результата. Почему-то люди считают, что если они не видят своими глазами работу оперативников и ее результатов, то, стало быть, работы никакой и не было. «Вот и я стала, как эти люди, – с раздражением на саму себя подумала Настя. – Мне человек, не имеющий к полиции никакого отношения, говорит, что следствие не сделало того-то и того-то, и я уже готова ему поверить на слово и даже строить на основании его информации свои умозаключения. Быстро же у меня изменился менталитет!»
