Кто посеял ветер - Нойхаус Heлe (читать хорошую книгу .txt) 📗
– Пия, – с облегчением произнес Оливер и двинулся ей навстречу. – Погибший был лучшим другом моего отца. Он нашел его около часа назад и все еще находится в состоянии сильного шока.
– Понятное дело, – сказала Пия. – Что он говорит?
– Ничего. – Боденштайн пожал плечами.
– Сейчас я отдам кое-какие распоряжения.
Пия поручила двум полицейским, стоявшим на почтительном расстоянии, перекрыть покрытую щебенкой дорогу, дабы сохранить имевшиеся там следы шин. Когда те отправились выполнить поручение, она вернулась.
– Как вы себя чувствуете? – обратилась она к старому графу, сев рядом с ним на узкую деревянную ступеньку и положив ладонь на его руку.
Старик вздохнул, поднял голову и уставился на нее невидящим взглядом.
– Людвиг был моим старым другом, – произнес он хриплым голосом. – Это ужасно, что ему довелось умереть подобным образом.
– Мне очень жаль. – Пия взяла его узловатую ладонь в свою и осторожно пожала. – Я попрошу своих коллег, чтобы они отвезли вас домой.
– Спасибо, но мой автомобиль… – заговорил он, и вдруг его голос задрожал. – Телль тоже лежит там. Рядом с Людвигом. Лиса… лиса… она…
Он замолчал, закрыл свободной рукой глаза и попытался взять себя в руки. Пия подняла голову и увидела на лице шефа выражение негодования. Неужели он стыдился проявления чувств со стороны отца? Она сделала ему головой знак, чтобы он оставил их вдвоем. Тот понял и поспешил удалиться, направившись к тому месту, где находился труп.
– Кто тоже лежит там? – спросила Пия, когда шеф оказался за пределами зоны слышимости. – И при чем тут лиса? Вы можете мне рассказать?
Старый граф молча кивнул, и она ощутила дрожь, сотрясавшую его тело. Прошло некоторое время, прежде чем он заговорил, то и дело запинаясь.
– Там сидит Людвиг. И рядом с ним лежит Телль, его собака. И кругом… кругом кровь. – Его голос задрожал.
– Простите, – едва слышно прошептала она.
В течение нескольких секунд Генрих пытался овладеть собой, но пережитый шок и горе взяли свое. Пия продолжала держать его руку, давая старику возможность оплакать своего погибшего друга.
Покойный сидел, прислонившись спиной к узловатому стволу вишневого дерева. Он уже потерял большую часть своей крови. Если бы не серебристая грива мокрых, свисавших с головы волос, Боденштайн не узнал бы старого друга своего отца, ибо вместо лица у него была темная бесформенная масса искромсанной плоти, изломанных костей и запекшейся крови. Второй выстрел превратил в месиво нижнюю часть его тела. Безжизненное тело покрывали лепестки цветов, словно оно было облачено в розовый саван. Это производило довольно зловещее впечатление. Рядом с ним, положив морду на его колено, лежала большая серо-коричневая охотничья собака, у которой отсутствовала половина грудной клетки. Судя по кровавому следу, умирающее животное из последних сил ползло к своему мертвому хозяину.
– Это ужасно, – сказала Пия. – Я понимаю твоего бедного отца.
Боденштайн, никак не отреагировав на ее замечание, присел на корточки.
– Полагаю, выстрел был произведен из винтовки с дистанции максимум пять метров, – произнес он, стараясь говорить как можно более бесстрастным тоном.
Состояние отца потрясло его гораздо больше, чем вид мертвого тела Хиртрайтера, а Оливер даже не смог сказать ему несколько слов утешения. Как это часто с ним бывало, он трусливо бежал и спрятался в рутине. Но, возможно, он пытался убедить себя в том, что поступил по отношению к отцу правильно, так как в семье Боденштайн не было принято проявлять слабость.
– Отец… что-нибудь сказал? – спросил он у Пии.
– Немногое. На него это действительно очень сильно подействовало, – ответила она. – Ты знал покойного?
– Разумеется. Людвиг Хиртрайтер был лучшим другом отца.
Оливеру вспомнилось детство. Они с сестрой любили ездить в Рабенхоф. Дядя Людвиг рассказывал интересные истории, а тетя Эльфи пекла вкусные пироги. После смерти жены Людвиг Хиртрайтер сильно изменился: он озлобился и стал желчным мизантропом. Даже отец нередко удивлялся грубым выходкам своего друга.
– Мы должны сообщить его родным. – Пия застегнула молнию куртки до упора.
После нескольких теплых, почти летних дней сегодня было холодно. В сырой траве ее туфли промокли насквозь. Кирххоф мерзла. Порывы ветра срывали лепестки цветов, которые продолжали просыпаться розовым дождем на тела Хиртрайтера и его собаки. Боденштайн бросил взгляд на двор усадьбы. Два полицейских автомобиля въезжали в ворота в сопровождении синего автобуса криминалистического отдела.
– Этим займусь я, – сказал он. – Его жена умерла пару лет назад, а с детьми я поговорю.
Пия сидела на самой верхней ступеньке веранды под далеко выступающей вперед крышей и курила. Начался мелкий моросящий дождь. Настроение у всех приближалось к нулевой отметке. Отец Боденштайна передал ей ключи от своего зеленого «Лендровера» и сел в полицейский автомобиль, который должен был отвезти его домой.
Взгляд Пии скользнул по двору усадьбы, в центре которого возвышался величественный каштан. Жаль, Кристоф не видит его, подумала она, – это дерево наверняка вызвало бы у него такое же восхищение. Усадьба выглядела слегка запущенной, но была еще далека от состояния упадка. Кристиан Крёгер отвел своих сотрудников к трупу и теперь возвращался через луг назад. Пия затянулась сигаретой.
– Смотри не брось где-нибудь здесь окурок, – сказал ей Крёгер, проходя мимо. Он поднялся по ступеням, чтобы осмотреть входную дверь.
– А как насчет лишних следов на ступенях? – Пия встряхнула головой и наступила каблуком на окурок. После ночи, проведенной в обществе Мирьям, она пребывала не в лучшем настроении. – Между прочим, ключ лежит под цветочным горшком.
Люди порой проявляют поразительное легкомыслие, граничащее с глупостью, выбирая для ключей столь неподходящие тайники.
– Спасибо, – проворчал Крёгер.
В этот момент во двор лихо въехал серебристый «Мерседес»-«комби» с франкфуртскими номерами.
– Ну вот, только его мне и не хватало… А говорили, будто он болен. – В голосе начальника криминалистического отдела прозвучала досада.
– А мне он очень кстати, – сказала Пия. Она сунула затушенный окурок в карман, направилась к автомобилю бывшего супруга и, едва машина остановилась, рванула ручку дверцы.
– У тебя с головой все в порядке? – набросилась она на него, не поздоровавшись. – О чем ты вообще думаешь?
– Привет, Пия. – Доктор Хеннинг Кирххоф ухмыльнулся, вылезая из салона. По его лицу было видно, что прошедшей ночью ему не удалось сомкнуть глаз, но тем не менее он, судя по всему, находился в прекрасном расположении духа. Ибо случилось невероятное: он прилюдно заключил Пию в объятия и поцеловал в щеку.
– Ты совсем спятил? – Она с яростью оттолкнула его. – Я с прошлого вечера пытаюсь дозвониться до тебя. Почему ты не берешь трубку?
– А что случилось?
Ее поведение, казалось, ничуть его не обидело. В чем дело? Неужели от радости по поводу своего отцовства он совершенно забыл о Мирьям?
– Как ты мог вот так взять и уехать к Лоблих… – начала было Пия, но Хеннинг прервал ее.
– Послушай меня! – Он потер руки. – Да, я ездил в больницу, чтобы увидеть младенца. Но не потому, что очень обрадовался. Незаметно для Валерии я вырвал у него волосок и даже взял мазок из полости рта.
Он светился от счастья. У Пии возникли серьезные сомнения в здравости его рассудка. Никогда прежде не видела она его в столь приподнятом настроении.
– Сегодня ночью я сделал тест на отцовство, – доверительно поведал он ей, понизив голос. Пия выжидающе смотрела на него.
– И что? – спросила она после некоторой паузы.
– С вероятностью 99,9 процента я не являюсь отцом, – заявил он с чрезвычайно довольным видом.
– Мои поздравления. Из-за этого ты на 99,9 процента бросил Мирьям, – сухо заметила она. – Вчера она заявилась к нам в совершенно жутком состоянии и едва не выплакала глаза.
