Последняя свобода - Булгакова Инна (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗
Все. Отметаю больницу, делом надо заниматься, товарищ. По записной книжке я набрал номер телефона, в глубине души надеясь, что мне не ответят. Две поэтессы подряд — явный перебор.
Ответили.
— Будьте любезны, Клавдию Марковну.
— Это я.
— Вас беспокоит Востоков по рекомендации…
— Я в курсе. Вы откуда звоните?
Я растерянно огляделся и сказал:
— От себя. С квартиры то есть.
— У меня ремонт, — пробасила поэтесса. — Так что давайте свои координаты и ждите.
Я дал и помчался к себе ждать.
Вкус Горностаева меня изумил: огромные габариты — куда крупнее Аленьки. И старше. И черные усики. И дымящаяся сигарета в пальцах. И золото во рту и ушах. И желтое японское кимоно. Господи, как она в нем ехала на метро и шла по улице! Вскоре выяснилось: она приехала с Тверской на своей машине.
Клавдия Марковна уселась на тахту, стукнула кулаком, приглашая сесть рядом (я примостился поодаль) и промолвила, подмигнув:
— Ну?
— Кажется, вы были близко знакомы с критиком Горностаевым?
— Была.
— Мне говорили, — я тщательно подбирал слова, — будто бы он не оправдал ваших надежд.
— Смотря каких надежд. — Темные глазки остро прищурились.
Черт бы ее побрал! Терпение мое лопнуло.
— Надежд на любовь или на замужество. И вы пытались покончить с собой.
— Брехня!
Вот это баба, вот это «матерый человечище»!
— Я — вдова, — она усмехнулась струйкой дыма. — И навсегда останусь в этом звании.
Я испытал облегчение, смешанное с опаской: вдруг врет?
— Мой муж был великий музыкант. И неужели вы думаете, что я сменю фамилию, — тут она назвала и впрямь знаменитое имя, — на какую-то «Горностаеву»?
— Но вы приняли яд?
— Снотворное, — она опять подмигнула.
— Стало быть, вы его любили?
— Да бросьте! В мои-то годы.
— Кстати, когда это случилось?
— Что?
— Недоразумение со снотворным.
— Не недоразумение, а продуманная акция. В позапрошлое лето.
— Попытка самоубийства была связана с Горностаевым?
— Напрямую. Но это другая тайна, не имеющая отношения к вашей жене.
— Что вы знаете про мою жену?
— Из лепета Ольги — блаженный человек, юродивый — я поняла, что вы ищете убийцу своей жены. В какой связи вас интересует Гришка?
— Ну… в этой.
— Вы с ним дружите двадцать пять лет, если не ошибаюсь?
— А разве не бывает, что близкие оборачиваются неожиданной стороной?
— Именно от близких и надо ждать неожиданностей. Значит, Гришка интересует вас скорее как мужчина, а не как издатель?
— Во всех аспектах. Он хочет издать двухтомник моей прозы.
— Нет проблем. Он педант, сухарь, трясется над каждой бумажкой, над каждой строчкой. К тому же жадюга. Словом, издатель надежный.
— Он предложил десять тыщ за лист.
— Серьезно? Он платит три. В данный момент оплата в частных издательствах приближается к четырем. А в сантименты старой дружбы я не очень-то верю.
— Каков же вывод?
— Виновен.
— В чем?
— А это уж вы сами разбирайтесь. Если уж Гришенька швыряется монетами, значит, горит что-то искупить.
— Клавдия Марковна, вы очень любопытная женщина.
— Ха! Я думаю! — Она ловко швырнула окурок в раскрытую дверь балкона и уперла мощные руки в мощные бедра. — Только Оленька могла выдумать, что я покончу с собой из-за любви.
— Неужели из-за презренного металла? — поинтересовался я, крайне заинтригованный. — Кажется, вы женщина богатая.
— Не презирайте металл, Востоков, у вас есть мозги, — одобрила поэтесса. «Из какого ж сора тут растут стихи, не ведая стыда»? Вот феномен! — Вы найдете убийцу. Хотя, говоря откровенно, особого смысла я в этом не вижу. Создавайте славу и деньги, пока не поздно.
— Я так не могу жить. И меня провоцируют на поиски.
Клавдия Марковна покопалась в желтом кимоно, где-то на уровне груди, и достала пачку «Мальборо». Я дал прикурить.
— Что ж, и провокацию можно считать следствием вины.
— Вы полагаете, Гриша способен на убийство?
— Всякий способен, если припереть к стенке. Он пуст.
— То есть? — Вдруг вспомнилась груда сожженных папок.
— Как всякий Дон Жуан, он пуст. Помните: «Я не имел от женщины детей и никогда не звал мужчину братом»? Отсюда убойная сексуальная энергия. Он дает наслаждение без любви, без детей — это удобно.
— Для кого как. Вчера исчезла его жена.
— Пора б уж ей привыкнуть.
— При обстоятельствах странных. Даже зловещих. Как моя Марго.
— Между двумя исчезновениями существует связь?
— Несомненная.
— Трупы нашли?
— Нет.
— Так найдите.
— А если невозможно?
— Для меня такого слова не существует, — Клавдия Марковна точным щелчком отправила окурок во двор. — Если речь идет о моей жизни, я переворачиваю небо и землю.
Она встала, как некий золотой идол, кивнула и пошла к двери, провозгласив:
— Держите в курсе!
Я вышел на балкон посмотреть, как колоритная эта женщина усаживается за руль белого «мерседеса».
Глава 24
Хотя перенес я «штаб-квартиру» на «Аэропорт», жизнь моя («иль ты приснилась мне?») легче не стала. Утречком позвонила Мария, поинтересовалась тазом в беседке. Я запретил приближаться.
— Вы разыскали Юру? — вдруг спросила она.
— Юру? Зачем?
— Я вас предупреждала.
Естественно, я принялся за поиски — безрезультатно. В коммуналке он не был с позавчерашнего дня (с четырех часов — донесла соседка; ей можно доверять). По старой записной книжке я разыскал старый Юрин телефон. Мама грустно сказала, что давно не видела сына.
Да ничего страшного: в очередной монастырь, должно быть, подался. А если ночью в саду…
Призраки, прочь!
Не в добрый день — в день рождения, кстати, — составил я свой список и назвал «скорбным»: живые и мертвые, и предатели, и пропавшие… Да не все еще пропали, не все предали…
Мне нужен был Гриша, и, лишенный Кукуевки, я отправился в его заведение, где до сих пор не бывал.
«Странник» занимал тринадцатый этаж огромного ультрасовременного здания с шестью лифтами в районе Красной Пресни. Полураздетая шикарная девица проводила меня через анфиладу комнат (я зорко озирался — все в американском стиле, одни компьютеры — где ж та заветная машиночка, на которой дьявол печатает поздравительные письма?). Ввела в «святая святых» — за полированным столом сидел большой босс в строгом черном костюме. В трауре, что ли?.. Что-то в нем изменилось с позавчерашнего… глаза без очков! Словно больные, и стоял в них страх.
Горностаев жестом удалил девицу и указал мне на черное кресло у стола.
— Где твои очки?
— Разбились.
— Нашел Аллу?
— Не нашел. Всех обзвонил, Леон!
— Всех-всех? Надо же. И писем не было? Мне пришло на третий день, когда тело полагается предать земле по христианскому обычаю.
— Заткнись!
Попросту он сказал, по-студенчески. Да, да, в те молодые шестидесятые и началась эта история. Но сына я ему не отдам, даже не буду колыхать эту тему.
Горностаев повернулся на крутящемся кресле к черному сейфу, поковырялся в замке и достал из стальных недр бутылку коньяку и два хрустальных стаканчика. Разлил. И выпил молча, залпом. Я поддержал.
— Гриш, поведай, как ты умудрился скопить семьсот тыщ в девяностом году. Поделись опытом.
Моих слов он будто не слышал, пробормотав задумчиво:
— Я никогда не думал, что мне будет так тяжело.
— Но вообще задумка была?
— Какая?
— Освободиться.
Он не ответил.
— Когда ты приобрел мусоросжигалку?
— Не надо об этом, ради Бога!
— А о чем можно? — крикнул я. — О чем с тобой говорить, подскажи. У меня только догадки — и ни одного вещественного доказательства против тебя.
Он схватился руками за виски, вспомнил — без очков — опустил руки и сказал нечто безумное:
— Ни одного? Значит, она к тебе не приходила? Значит, она умерла.
— Ну, ну? — выдохнул я.
