Таежный гнус - Карасик Аркадий (электронные книги без регистрации .txt) 📗
— Действительно, набегался, притомился, — не отрываясь от чтения, пожаловался прапорщик. — Всюду нужен хозяйский глаз: что в столовой, что на складах, что в кабинете… Погоди, баба, отдышусь, поем — тогда уж переобуюсь. Лучше скажи, что нового узнала, о чем бабы кудахчат?
— О разном… Сегодня навестил почту член комиссии…
Серафим насторожился, отложил газету.
— По какой надобности?
— Сеструха баяла — дружка хотел поздравить с днем рождения. Опосля передумал, дескать, телеграф все одно не работает, лучше проздравить по лесниковой рации… И — еще. Светка подметила — косился на вошедшего Борьку…
— Долго бездельничал на почте?
— Не. С полчаса.
Не переставая говорить, Евдокия хлопотливо возилась у русской печи и возле кухонного столика. Что-то резала, раскладывала на тарелках. Короче, изображала усердие заботливой и умелой хозяйки. Толстые, жирные губы Серафима тронула ироническая улыбка. Старайся, старайся, мясистая дура, рассчитываешь захомутать добычливого мужика? Все равно, не получится!
Когда женщина полезла в погреб за наливкой, во дворе над калиткой загрохотала приспособленная Серафимом жестянка. В нервном лае забился пес. В курятнике встревоженно заквохтали куры, в коровнике длинно и недовольно замычала стельная коровенка.
— Кого ещё несет нелегкая? — недовольно пробурчал прапорщик. Но не стал одеваться, наоборот, торопливо сбросил портупею, сапоги, расстегнул до пупа тужурку. — Неужто в штаб вызывают? Чего возишься недоенной коровой? — прикрикнул он на сожительницу. — Беги, открывай. Да наперед спроси кто жалует. Сейчас столько развелось бандюг — не перещелкаешь.
Не помешало бы продемонстрировать наличие оружия — это прибавит у бабы уважения к «отважному» мужику, но прапорщик всю службу провел в строительных частях, пистолеты, автоматы и прочую стреляющую нечисть видел только в кинофильмах да на плакатах. Вместо «макарова» пришлось положить рядом с собой на лавку здоровенный ухват.
— Извините за вторжение, — доброжелательно проговорил Добято, входя в горницу. — Решил заглянуть, напомнить — завтра утром поедем в Голубой распадок. Отдохнем, поохотимся. Слышал, куропаток там развелось — не отстрелять!
Прапорщик сорвался с лавки, бросил в сторону печи приготовленное для самозащиты «оружие». Появилась возможность ещё раз покрасоваться перед сожительницей, показать ей свою значимость. Ведь навестил его не сержант или прапорщик — представитель Центра!
— Вот это — гостенек! Спасибо, Тарас Викторович, уважили… А я только со службы — столовую проверял, старшин инструктировал… Евдокия, собирай на стол! — рявкнул он, помогая гостю снять куртку. — Да нарежь сырокопченной колбаски, ветчинки, достань икру, которую вчера принес. И — никаких дерьмовых наливок! Не позорь меня перед москвичем — поставь бутылку армянского коньяка!
Тяжеловесная хозяйка заметалась по горнице. Не прошло и десяти минут, как стол был накрыт цветастой скатертью, на которой выстроились тарелки и тарелочки, заполненные деликатесами, блюда с огурцами и помидорами, разделанная и украшенная кружочками лука сельдь, заливное из поросятины, жаренная козлятина, копченный медвежий окорок…
— Тетькин не заходил? — спросил сыщик, провожая взглядами каждое блюдо, торжественно выставляемое на стол, и глотая голодную слюну. — Вроде, обогнал меня. Я ещё подумал — вызывают вас на службу…
— Какой Тетькин? — удивился прапорщик. — Дневальный по штабу, что ли? Нет, не приходил… А вы что, видели его?
Добято недоумевающе пожал плечами.
— На улице темно, хоть глаз выколи. Прошел кто-то мимо — показалось Тетькин…
— Завтра же разберусь, по какой-такой причине солдат разгуливал по поселку? Ежели самоволка — накажу! — угрожающе пообещал прапорщик и снова толстое его лицо расплылось в радостной улыбке. — Да вы садитесь, Тарас Викторович, в народе не зря говорят: в ногах правды нет.
Интересно получается, подумал Тарасик, куда же торопился тощий дневальный по штабу? К зазнобе, что ли?
Может быть и к зазнобе, но интуиция подталкивала сыщика совсем к иной версии — возможно, Иванушка выслеживал сыщика. Естественно, по заданию, полученному от Гранда… Неужто повезло и в первый же день пребывания в таежном гарнизоне удалось вычислить «клопа»?
Глупость! Самое опасное для сотрудника уголовки — подозревать всех окружающих. Ибо в этом множестве, во первых, легко запутаться, во вторых — в толпе подозреваемых потеряется главное действующее лицо…
Сыщицкие мысли недолго мучили Добято, постепенно они растворились совсем в других желаниях, до краев заполненных голодом.
Присев к столу, он жадно оглядывал праздничное изобилие. Впечатление, будто находится не в таежной глухомани — в московской ресторации самого высшего разряда.
Вообще-то, побывать в ресторане рядовому сотруднику уголовного розыска довелось всего-навсего один раз. Тогда он вместе с ребятами из службы наружнего наблюдения отслеживал видного вора в законе, главаря одной из многочисленных московских криминальных группировок. Да и то заказывали только кофе с диетическими булочками. Дорогостоящие бутерброды и пирожные ели «глазами»…
— Спасибо, — пробормотал Тарасик, выразительно прикрыв хрустальную рюмку узкой ладонью. — Но я не пью… И — потом — сыт, недавно обедал, — добавил он, сглотнув тягучую слюну.
Куда там! Толкунов с одной стороны, Евдокия — с другой накладывали на его тарелку салаты, колбасу, поросятину. Прапорщик разливал коньяк.
— По таежному обычаю, — приговаривал он, — гостя встречают не словесами — выпивкой да закуской. Станете отказываться — обидите.
Пришлось согласиться. Правда Тарасик по примеру Серафима не заглотнул всю рюмку — культурно пригубил. И не стал метать в рот закуски — отщипнул вилкой кусочек поросятины, намазал его злым хренком, интеллигентно пожевал. Потом, так же вдумчиво, расправился с тонким кружком сырокопченной колбасы.
— Готовы к поездке? — отложив в сторону вилку, осведомился он. — Жена не возражает?
При заманчивом словечке «жена» Евдокия расплылась в радостной улыбке. Прикрыла разгоревшееся лицо полотенцем, испытующе поглядела на сожителя. Как он отреагировает — согласится или, наоборот, гневно нахмурится?
Толкунов ограничился пренебрежительным покачиванием головы. Дескать, спрашивать мнение у бабы все равно, что советоваться с забором.
— Дак, я што, — разочарованно забормотала женщина. — Дело мужицкое, пущай едет, коли нужно… Без моего Серафимушки в отряде шагу не шагнут, — не преминула она похвалить сожителя.
— А как дети? Без отца не соскучатся? — не унимался сыщик. — Правда, судя по возрасту Серафима, они уже взрослые.
О возрасте возможной матери мифических детей Добято не упомянул. Все женщины, начиная от малолеток и кончая старухами, считают себя молодыми и привлекательными. Усомниться в этом — нанести тягчайшую обиду.
Толкунов снова предпочел промолчать. Евдокия приняла его молчание за разрешение говорить. Всхлипнула, вытерла намокшие глаза и неожиданно разоткровенничалась. То-есть, поступила именно так, как добивался от неё хитрый сыщик.
— У нас с Серафимушкой нету обчих детей… А вот от первого муженька, земля ему пухом, имеется сынок. Феденька. Хороший парнишка, ласковый… Вот пусть Серафим сам скажет…
Никогда не видящий «пасынка» Толкунов одобрительно кивнул. Не затевать же в присутствии москвича семейную разборку, не упоминать же о живущей в Хабаровске законной половине, в «содружестве» с которой страстный Серафим настрогал четырех ребятишек?
— Бывает, — посочувствовал Тарас Викторович, узнав о том, что Феденька осужден невесть за какие прегрешения перед законом. — У моего друга сын тоже — на зоне. Недавно прислал весточку. Да не по почте — через освобожденного приятеля.
Вымолвил и выжидательно умолк. Самое время Евдокии признаться, рассказать о наведавшемся к ней туберкулезнике. А она, недавно стрекочащая на подобии швейной машинки, почему-то отвернулась к печи и загремела кастрюлями и чугунами.
