Клуб неверных мужчин - Незнанский Фридрих Евсеевич (прочитать книгу txt) 📗
— А тема, между прочим, достойная, — насторожился Турецкий.
— Тема, между прочим, новая, — акцентировала последнее слово Снежинская. — Ни одного материала по этой теме Эндерс еще не предоставил, он даже не приступал, насколько знаю, к работе, подчищал старые хвосты, а если бы и выходили материалы, мы бы публиковали их под псевдонимами.
— Насколько знаю, он вел… м-м, не самый пуританский образ жизни?
Вопреки ожиданиям, Снежинская не взбунтовалась. Она расхохоталась, но таким смехом, что впору мурашкам побежать по коже.
— Вот вы куда загнули… — она заговорила нормальным голосом. — Да, Алексей Михайлович, если можно так выразиться, «передружил» со всеми девушками нашей организации. Никто не в обиде. Это спорт, что вы хотите. Алексей не давал им обещаний, вступающая с ним в интрижку несчастная твердо знала, что роман не продлится и недели. Да, он был большой охотник поволочиться за юбками. Моральная составляющая в его характере была слабовата, спору нет, но ведь это не преступление?
«В некоторых странах — преступление, — подумал Турецкий. — И даже тяжкое».
— У всех имеются недостатки, — пожала плечами женщина. — К счастью, недостаток, упомянутый вами, не мешал ему работать, а в особых случаях даже способствовал.
— Какие у вас с ним были отношения? — пришлось постараться, чтобы голос звучал без намека на некую посвященность.
— Вы на что-то намекаете? — насторожилась Снежинская.
— На что? — не понял Турецкий.
— Вам виднее.
— Ах, простите… — он сделал вид, что смутился. — Об этом я даже и не думал. Или стоило? — он посмотрел на нее прямо и открыто.
— Вам, определенно, неймется, — дама укоризненно покачала головой. — Детектив, я могла бы выставить вас из этого кабинета, а то ваши, знаете ли, вопросы… Хорошо, если вам угодно. Наши с Алексеем отношения никогда не выходили за рамки деловых. Не думаю, что я его интересовала. Да и меня, знаете, интересует несколько иной тип мужчин…
— Вам знакомы фамилии Пожарский и Кошкин?
— Кошкин? — дама задумалась, — Кошкин, Кошкин… Да, вы знаете, фамилия знакомая… Конечно, еще одна неприятная история, о ней писали в газетах. Молодой, но очень даровитый художник… Его ведь застрелили, верно? Вы про этого Кошкина?
— Про этого, — согласился Турецкий.
— И что? — не поняла Снежинская. — Мы знакомы по некрологу в газетах. С художником, насколько знаю, не было связано ничего скандального, поэтому для нашего издания он интереса не представлял. Как вы назвали второго?
— Пожарский.
— Хм, — дама усмехнулась. — С точки зрения банальной логики данного господина тоже нет в живых, я угадала?
— Вы схватываете на лету, Элеонора Юрьевна.
— Не знаю, — покачала головой Снежинская. — Кто он?
— Чиновник в Министерстве финансов.
— Вот уж кто меньше всего нас интересует…
— Я хотел бы осмотреть рабочее место Алексея Михайловича. Его еще не заняли?
— Его еще долго не займут, — Снежинская понизила голос. — Люди страшно суеверны. Кабинет Алексея Михайловича вон там, — дама ткнула острым подбородком за спину Турецкого, — за стенкой. Да-да, у Алексея Михайловича был собственный кабинет — он ведь занимал должность заместителя главного редактора. Такая вот натура, постоянно вращался в людской массе, общительный, компанейский, но на рабочем месте ценил приватность, уединение. Это очень помогало в работе. Он мог проводить в кабинете беседы с нужными ему людьми, не боясь быть подслушанным, мог вздремнуть украдкой, мог привести туда какую-нибудь легкомысленную девицу… Работник, конечно, незаменимый, — Снежинская скорбно вздохнула. — Должность пока остается вакантной, не исключено, что я ее просто упраздню…
«А в кабинете сделаю мемориал», — подумал Турецкий.
— То есть в кабинете после него все осталось без изменений?
— Думаю, да. Лично мне бы не доставило удовольствия копаться в вещах Алекса. Впрочем, нет. О чем это я? Склероз, господин сыщик. Милиция проводила обыск в кабинете, я была тому свидетелем. Представляете, они смеялись…
— Им было так весело?
— Они нашли бюстгальтер в письменном столе. Дорогой, нарядненький такой бюстгальтер… На самом дне, под бумагами, — женщина бледно улыбнулась. — Видимо, дама была настолько впечатлена, что забыла обо всем на свете. Возвращаться за утратой постеснялась, а Эндерс сунул трофей подальше и сам про него забыл…
— Милиция изъятие не делала?
— Да что там изымать, — дама отмахнулась. — Разве что лифчики женам. Покопались и ушли пустые. После них приходила вдова покойного. Никогда ее не видела раньше, такая приятная несчастная женщина. Как же ее… Екатерина…
— Андреевна.
— Возможно. О, нет, сам факт существования супруги Эндерс не отрицал, но ничего о ней не рассказывал. Ни фотографий на столе, ни звонков домой в рабочее время. И она никогда не звонила. Мне было ее по-человечески жаль. На нее в тот день смотрели, как на заморскую зверюшку, шептались за спиной, преувеличенно сочувствовали. Она пришла, чтобы посмотреть, где работал ее муж. Желание, в общем-то, понятное. Слава богу, бюстгальтер я уже… выбросила. Она сидела в его кресле, тихо плакала, что-то перебирала. Но тоже ничего не взяла. Сказала, что ей ничего не нужно, посидела и ушла…
— Не возражаете, Элеонора Юрьевна, если я тоже там немного посижу.
— Да сидите, — отмахнулась Снежинская. — Хоть до пенсии сидите. Вот, возьмите ключ. А уходя, не забудьте запереться и вернуть.
Он затруднился бы внятно сформулировать, что хотел найти. Что-то такое, что не было интересно милиционерам, проводящим обыск, заплаканной вдове, суровой руководительнице, — пусть не свистит, что не рылась в вещах покойного, — но стало бы интересно ему. Задачка вряд ли выполнимая.
Он сидел в мягком вращающемся кресле, тоскливо рассматривал стены кабинета, увешанные картинками в рамках-паспарту. По коридору за закрытой дверью бегали люди, громко обсуждали издательские дела. Никто не заглянул и вряд ли заглянет. Кабинет небольшой, от силы метров двенадцать — Эндерсу хватало. Заделан в пластик и паркет, без излишеств и роскошеств. Мощный компьютер, современный стол с приспособлениями, продавленная кожаная софа — можно представить, что она вынесла на своем веку. Придиванный столик. Окна выходили на заросший тополями двор, закрывались плотными шторами. Он выбрался из кресла, подошел к двери, прислушался. Набравшись терпения, начал методично осматривать помещение. Вглядывался в каждую картинку, сунулся во встроенный шкаф, где верхние полки были пусты, а на нижней стояла пара летних туфель. В одной из туфель лежал скомканный галстук в чудовищный горошек. Крем для обуви и щетка. В соседнем шкафу — демисезонный плащ. Его не забрала вдова, — хотя это была вполне еще приличная вещь, на подкладке даже сохранились импортные лейблы. Он пошарил по карманам, нашел пятьсот рублей, смутился, сунул их обратно.
Осмотрел подоконник, полки, заваленные справочной литературой и изданиями «Полуночного экспресса» за текущий год. Перелистал несколько экземпляров: специфика у издания, конечно, славная… С заглавных страниц хохотали полуобнаженные особы, отдельных он уже где-то видел, целовались взасос мужчины, демонстрировались подробности страшной автомобильной аварии…
Вздохнув, он сел за стол, включил компьютер. Загрузка прошла гладко — защиты от «несанкционированного» проникновения на компьютере не было, что, по меньшей мере, странно. Журналист без секретов, — что сыщик без головы. Значит, это не тот компьютер, должен в природе существовать и другой…
Он побегал мышкой по рабочему столу, открыл наугад несколько файлов, раздраженно поморщился, выключил компьютер. Начал осматривать содержимое выдвижных ящиков. Пустая сигаретная пачка, увесистые эбонитовые шарики, сломанная рамка для фотографии, сломанная же флэшка — надо умудриться сломать этот разносчик информации… Стопка чистой бумаги, мыло, остаток рулона вафельных полотенец, плоская фляжка, в которой что-то булькало, пачка фотографий — давнишних, судя по истрепанности. От безысходности он просмотрел несколько снимков. Банкетный зал, мордатые господа вздымают фужеры, до краев наполненные шампанским. Смеются женщины. — У одной от неловкого движения вспучилось декольте, и стало очень пикантно. Интерьеры особняка, где проходит вечеринка. Самым любопытным был последний снимок. Фотографу удалось запечатлеть неописуемую красоту. Такое ощущение, что снимали в Майами, а не на Рублевке. Внутренний дворик белокаменного особняка, белый мрамор, розарий неземной красоты, сочная зелень, сверкающие на солнце дорожки, бассейн с прозрачной водой, выложенный голубым кафелем. И даже труп мордатого господина, плавающий в бассейне лицом вверх, не портил идиллической картины…
