Все девушки любят бриллианты - Литвиновы Анна и Сергей (читать книги TXT) 📗
Торговались они минут сорок. В конце концов сошлись на десяти тысячах.
Таня не сомневалась, что турок озолотится на этом яйце. Но ей не терпелось избавиться от чужого сокровища, к тому же оно ей вовсе ничего не стоило. А от богатства, легко пришедшего, надо и избавляться легко.
После этого Татьяна положила деньги в банк и завела себе кредитку American express. Четырнадцать с лишним тысяч долларов – это тоже неплохо. Для начала…
В газетном отделе Ленинской библиотеки знакомых у полковника Ходасевича не было. Но заместителем директора самой Ленинки работала женщина, которой Валерий Петрович в свое время – лет пятнадцать назад – оказал неоценимую услугу. Валерий Петрович позвонил ей – и никаких проволочек с доступом к нужным ему изданиям не было. Тут же, и очень любезно, ему принесли переплетенные тома.
Валерий Петрович ограничил поиски «Правдой» и «Известиями». Временные рамки он задал себе с запасом: от января 1975-го, когда была изготовлена последняя сторублевая банкнота из числа находившихся у Тани, до марта 1990-го, когда прошла реформа и сторублевки образца 1961-го перестали представлять какую бы то ни было ценность.
Он знал, где искать: интересующая его заметка должна быть на последней полосе. Либо небольшое информационное сообщение под грозным заголовком «Расхитителей – под суд», либо хлесткий, бойкий фельетон.
Полковник Ходасевич, конечно, знал, что 95 процентов информации разведчики черпают из открытой печати. Но он знал и то, что к Советскому Союзу с его скрытностью и шпиономанией эта цифра была неприменима. Дай бог, если о нужном ему деле найдется в газетах хотя бы глухой намек.
А может, о нем вообще не писали? Или не довели до суда? И оно тихо-мирно закрыто? А может, никакого дела даже не было?… Что ж, тогда придется воспользоваться другими методами. А сейчас надо с чего-то начинать.
Он зажег зеленый светильник, нацепил очки и принялся методично просматривать газеты.
…Когда Валерий Петрович вышел из библиотеки, уже стемнело.
Он махнул рукой, подзывая частника.
Погрузился не на переднее, по обыкновению, а на заднее сиденье, чтобы спокойно подумать. «Извозчики» вечно начинали перед ним исповедоваться. Сейчас это будет мешать.
Ходасевич был раздражен. Глаза болели. Плечи и спину ломило. Страшно хотелось курить.
Из подшивок ему удалось выудить немногое. А главное – было совершенно непонятно, что именно из этого немногого имеет отношение к загадочному чемодану. И имеет ли вообще.
За пятнадцать лет две главные советские газеты написали о семи уголовных делах, где, видимо, фигурировали достаточно большие деньги и которые происходили в Краснодарском крае вообще и в Южнороссийске в частности. В первые годы выплывала все какая-то туфтень.
Дело номер один, сентябрь 1975-го: хищения в системе потребкооперации на юге России.
Ходасевич отмел его почти сразу же. Главным образом из-за временных ограничений. «Правда» написала о нем в сентябре – значит, учитывая неторопливость тогдашних газет и их желание все на свете со всеми согласовывать, суд состоялся где-то в июне. А то и раньше.
А сколько шло следствие? А когда арестовали подельников? Наверняка раньше, чем в январе 1975-го. А именно в январе была отпечатана самая молодая купюра из чемоданчика.
Дело номер два, февраль 1977-го: взяточничество при поступлении в институты Краснодара.
А вот это запросто может быть оно . В газете написано, что банда взяточников орудовала на протяжении нескольких лет. Значит, лет десять минимум. За это время вполне можно сколотить на абитуриентах капиталец, которого хватит на пару таких чемоданчиков.
Осудили взяточников на шесть, восемь, одиннадцать лет лишения свободы с конфискацией. Значит, они – те, кто дожил до конца срока, конечно! – уже на свободе. Ходасевич записал их фамилии.
А главное – почему второе дело представлялось перспективным: раз банда, так сказать, орудовала, прикрываясь личинами советских преподавателей (в том числе – подумать только! – марксизма-ленинизма), значит, у людей могло хватить ума собирать не только золото-бриллианты, но и Малевича с Кандинским. Последние в качестве объекта накопления как-то нехарактерны для провинциальных воров в законе, барменов или расхитителей социалистической собственности. А вот для вузовских профессоров – в самый раз…
По причине убогой провинциальности возможных фигурантов Валерий Петрович скептически отнесся к перспективам дела номер три. Заметка о нем вышла в декабре 1979-го. Называлась она «По заслугам!», была без подписи и состояла строк из двадцати. Речь в ней шла о хищениях сырья на Южнороссийской швейной фабрике. Ни одной фамилии не называлось. Говорилось глухо: «Преступники приговорены к различным срокам лишения свободы. Незаконно нажитое имущество конфисковано». А кто они, те преступники?..
Водила, обиженный тем, что пассажир-толстяк в диалог не вступает, только дымит себе на заднем сиденье, разбрасывая пепел куда ни попадя, развил уж очень большую скорость. При повороте на Нижнюю Масловку машину едва не занесло. Тут же с обочины вылетел гаишник и вскинул светящийся жезл. «Сроду вас здесь не стояло!» – заорал шофер, притираясь к обочине. Остановился, сдал назад и вылез, шандарахнув дверью так, что затушил Валерин «Ронсон».
Вас тут не стояло… Валерий Петрович вдруг похолодел от мысли, которая только сейчас пришла ему в голову: а если преступники вообще не из Южнороссийска? Если они откуда-нибудь из Караганды, Чимкента или Ленинграда?.. А почему бы, собственно, нет? Южнороссийск – место почти курортное. Живет себе человек где-нибудь в Питере, каждый год наведывается под Южнороссийск в санаторий и пополняет там свою сокровищницу. А потом его берут или он умирает…
Ежели так – все его построения насмарку. И вся его сегодняшняя работа – коту под хвост. И вообще – грош ему цена.
Но нет, нет, так не может быть, успокаивал он себя. Те, кто следил за Таней, чувствовали себя вольготно. Так в чужом городе себя не ведут. Они явно местные. А потом: кто-то ведь остановил пароход. Кто-то дал команду пропустить Татьяну без досмотра. Что, из Питера это делали? Нет, это орудуют свои. И преступник был свой, южнороссийский.
