Роковая перестановка - Вайн Барбара (библиотека книг .TXT) 📗

— Он принадлежал вам, не так ли? — бесстрастным тоном уточнил Уиндер.

— Да, мне. Я имел все права на него и мог продать.

— Мистер Верн-Смит, как долго вы жили там?

— Приезжал туда? На неделю или две. Точно не помню.

Эдам ждал, что они поинтересуются, жил ли он там один, однако его не спросили. Полицейский ничего не записывал, и это слегка прибавило ему уверенности. Ему не нравился равнодушный, холодный, почти как у робота, тон Уиндера, но вполне возможно, что у того просто такой голос, что он всегда говорит в такой манере, даже с женой и детьми.

— А после того, как вы уехали через эту неделю или две, вы возвращались туда?

— Не для того, чтобы жить, — ответил Эдам.

— Значит, вы никогда там не жили, верно? А еще раз приезжали туда?

— Нет.

— Вы выставили Уайвис-холл на продажу, правильно? Ваш отец рассказал нам, что вы выставили его на продажу осенью 1976 года, а весной, не получив приемлемых предложений, сняли с продажи. Затем осенью 1977 года вы снова выставили его на продажу и продали мистеру Лангану.

Ничего не записывалось, но на этот вопрос Эдам ответил чистую правду.

— Я не выставлял его на продажу до конца лета 1977 года.

— Значит, ваш отец ошибается?

— Наверное. — Предвосхищая очевидный вопрос, Эдам сказал: — Я был на последнем курсе университета, писал диплом. Я не хотел отвлекаться на продажу недвижимости. Кроме того, мне сказали, что если я придержу поместье, то оно поднимется в цене. Так и произошло.

Это, кажется, их удовлетворило. Стреттон задал вопрос, которого он боялся, но который был неизбежным, — первый вопрос из тех, что должны были привести к кладбищу домашних животных и содержимому могилы.

— Вам было известно, что на вашем участке есть место, где хоронили домашних питомцев?

— Я, знаете ли, часто ходил туда, когда был ребенком. Думаю, мне его показывали.

— Думаете?

— Я не помню, — ответил Эдам. — Я знал, что там есть кладбище домашних животных, но не помню, когда впервые увидел его.

— А вы не ходили туда, когда приезжали в Уайвис-холл в июне 1976 года или прежде чем выставить недвижимость на продажу в августе 1977-го?

— Вряд ли. Мне трудно что-либо вспомнить.

— Вам, естественно, известно, что было найдено в могиле на том кладбище пару недель назад?

— Да.

— Скелеты молодой женщины и младенца. Смерть наступила девять-двенадцать лет назад, то есть, вероятнее всего, десять-одиннадцать лет назад. Вы согласны?

Эдам не был уверен, что согласен. Как он может соглашаться с допущением подобного рода, да и суд вряд ли бы согласился. С другой стороны, он отлично знал, когда именно наступила смерть, — десять лет и два месяца назад.

— Женщина умерла насильственной смертью. Младенец, видимо, тоже. Самоубийство не исключается, но не могла же она убить саму себя и выкопать могилу, а потом похоронить себя.

Эдам кивнул. Ему очень бы пригодилась сейчас удрученная улыбка, но улыбаться он не мог. Уиндер сказал «убить», а не «застрелить», и это значит, что они не знают о помповом дробовике двенадцатого калибра. И наверняка не нашли дамское ружье, закопанное в Маленьком лесу. В то время он думал, что, если стреляешь в человека — до той поры он стрелял только в птиц и почти ни одну не подстрелил, — жертва шатается, падает и умирает. Как в кино, как в телевизоре. Тогда он не предполагал, что кровь может брызнуть во все стороны, забить фонтаном, потому что дробь пробивает артерии, большие и малые кровеносные сосуды. Именно так тогда и произошло. Вероятно, то же самое произошло и с Себастьяном из Комнаты игольницы: стрелы входили в плоть не плавно, как иголки при иглотерапии, а врывались в нее, вызывая потоки крови…

Ему пришлось приложить все силы, чтобы не спрятать лицо в ладонях.

— В какой конкретно период времени вы были там летом 1976 года?

— Неделю с восемнадцатого июня, — ответил Эдам.

— Вы случайно не встречали молодую женщину? С коляской и малышом, к примеру? Могло быть так, что девушка повела ребенка гулять по подъездной аллее.

— Это частная территория.

— Да, мистер Верн-Смит, но деревенские ею пользуются. Все считают своим долгом нарушить правила такого рода, а не соблюсти их, вы не находите?

Эдам помотал головой. От мысли, что люди могли без его ведома ходить взад-вперед по проселку, он едва не упал в обморок.

— Так вы не видели девушку в окрестностях Уайвис-холла, когда были там? — Он ждал, что Эдам будет отрицать. — Уверен, вы не против моих вопросов. Дело было давно. У вас не проживала какая-нибудь девушка, когда вы находились там?

— Совершенно точно нет. — Эдама удивило, с какой страстностью он солгал.

В памяти всплыла Вивьен — что неизбежно. Он увидел ее в бирюзовом платье с корсажем, расшитым красно-золотыми птицами и цветами. Она была скваттером. В середине семидесятых Лондон ими кишел.

— Думаю, в мое отсутствие домом кто-то пользовался. Когда я вернулся туда в 1977 году, там были… в общем, свидетельства того, что там кто-то жил.

Полицейские заинтересовались. И захотели узнать больше. Однако, придумывая на ходу и описывая разбитые стекла в прачечной, обгрызенную мышами обертку, пропавшие безделушки, он ощущал их недоверие. Эдам чувствовал: им просто любопытно знать, что еще он им выдаст, они просто терпеливо плетут веревку, метр за метром, на которой он сам, в конечном итоге, и повесится.

Вот все и закончилось. Полицейские собрались уходить. Они не спросили, где еще он был тем летом, поэтому ему не пришлось лгать про каникулы в Греции или придумывать какое-нибудь другое алиби. Когда он, будто больной артритом, тяжело и медленно, опираясь руками на подлокотники, вставал с кресла, Уиндер сказал:

— У вас есть что еще рассказать нам?

Произнесено это было как бы между прочим, для галочки. Но Эдама этот вопрос лишил самообладания, прозвучав зловеще и многозначительно. Он проговорил «вряд ли» и подумал, что это нервная, осторожная замена «нет» звучит нелепо.

Эдам открыл входную дверь, Уиндер поблагодарил его за помощь и добавил с таким видом, будто эта мысль только что пришла ему в голову, будто это мелочь, нечто несущественное, что, возможно, через несколько дней Эдаму, если он не возражает, нужно прийти в отделение и в заявлении изложить все то, что он рассказал. Сами они из полиции Суффолка, но сотрудничают, естественно, с управлением уголовных расследований, и если Эдам обратится к сержанту Фуллеру…

Энн уже давно пришла в холл и слушала, что они говорят. Она выглядела надменной и одновременно расстроенной.

— Сержант Фуллер примет у вас заявление, — сказал Уиндер. — Приходите в любое время, когда вам удобно, но желательно, чтобы до следующих выходных, договорились?

— Забавно, — сказал Стреттон, оттягивая момент ухода, — забавно, что люди — ну, в своей массе — думают, что раз преступление было совершено давно, ну, скажем, десять лет назад, ему уделяется меньше внимания, чем тому, что совершено… ну, вчера. Но все совсем не так. То есть полиция смотрит на них не так.

— Да, — с озабоченным видом сказал Уиндер. — Да, ты прав, не так. Ну что ж, до свидания. Спокойной ночи, миссис Верн-Смит.

Закрывая за ними дверь, Эдам чувствовал себя так же, как в тот день, когда вернулся домой с сумкой для гольфа и увидел перед домом отца. Ему хотелось остаться одному, но тогда не надо было жениться, если у него возникают такие желания. Одна из целей брака — заполучить союзника.

— Что все это значит? — спросила Энн.

— Это не имеет ко мне никакого отношения. Они думают, что в Уайвис-холле жили скваттеры, а я об этом не знал.

— Тогда почему этот человек хочет, чтобы ты написал заявление?

Эдам не ответил. Он снова стал искать телефон Руфуса. Если Энн подойдет ко мне и дотронется до меня, подумал он, если она скажет еще хоть слово, я убью ее. А потом он подумал, что фраза, которая для большинства является шаблоном, для него навсегда под запретом, потому что для других это фантазии, а для него реальность.